Вначале падает Горяйнов. Потом зашатался и Солодовников. Он, пошатываясь, бежит в мою сторону. Перед смертью зовут маму, а мамы сейчас далеко, вот он и бежит ко мне, я сейчас ему за мать. Автомат зажат в руке, изо рта бьет кровавая пена. «Песочка» на груди окрасилась в красный цвет. Дырочка в ней говорит о ранении в легкое. Вот и первая кровь, получи, командир. У меня нет сил выругать его, хотя злость на него переполняет меня. Прислушайся он к моему приказу, жил бы, может, до сих пор. Укол промедола, сделанный кем-то из бойцов, не спасает положение. Теперь наша задача усложнилась. Помимо гранатомета надо забрать убитого Генку с его пулеметом. Отправляю за ним двух солдат. Они сбрасывают рюкзаки и оставляют автоматы, им они сейчас не нужны. Их действия будут прикрываться огнем всей группы. Здесь не стрельбище, поэтому лица парней бледны. Знаю это и я. Мозг лихорадочно работает, я не имею права ошибаться. «Вперед!». Генкино тело и оружие у нас. Духи усиленно огрызаются. Но нам теперь не до них. Побросав в дувалы с десяток гранат, мы отходим, жизнь еще живого Солодовникова мне важнее этих людей в черном. Вместо них завтра будут еще сто, а его еще можно спасти. Двое прикрывают наш отход, двое бегут впереди, ограждая нас от возможных неприятностей. Остальные тащат два тела, сменяя друг друга. «Песочки» промокли от пота, солнышко уже жарит немилосердно. Не зря заставлял вас часами таскать рюкзаки с камнями, где бы вы были без этой тренировки.

Вовремя мы покинули место стычки. Появившиеся в небе «вертушки» обрабатывают это место, используя все свое вооружение. О нас они не знают. Наши действия держат в тайне. Если «вертушки» примут нас за «духов», это может стоить нам жизни. На месте засады грохочут взрывы НУРСов, видны столбы пыли. «Душкам» там не сладко, но и нам тоже. Один из вертолетов заходит на боевой разворот и замечает группку людей, бегущих по развалинам. Изменяя курс, он разворачивается в нашу сторону. Если не опознает, конец, мелькнула в мозгу мысль. Его плоское с боков тело неумолимо приближается к нам. Быстро достаю из рюкзака ракетницу. Выхожу на центр улочки, прятаться уже бесполезно. Даю выстрел ракетой в сторону приближающегося вертолета, машу пилоту рукой. Он проходит над нами на бреющем, обдав вихрем смешанного с гарью воздуха. Пилот направляет курсовой пулемет на нас, пристально вглядываясь в наши лица. Бежать к дороге духи не могут, это ясно пилоту, и он отваливает к своим.

Вызываем технику. Возле нас в пятидесяти метрах пылают пять бензовозов. Людей не видно. Оказывается, что раненых уже эвакуировали в местную санчасть. Вот и за нами пришла БМП. Осторожно загружаем Солодовникова и Генку. Мать должна получить своего сына в любом случае, иного у нас быть не могло. Наконец, санчасть полка. В наличии прапорщик-санинструктор и капитан-зубной техник, и это в полку, ведущем боевые действия. Опять наверху не хочет шевелиться извилина. Где наши профессора, где медики, желающие получить богатейшую практику? Они есть, я знаю, но сюда почему-то не могут попасть.

В санчасти уже пятеро обожженных водителей бензовозов. Некоторые из них напоминают персонажи фильмов ужасов. Полностью обожженные, голова без единого волоска, распухшие кровоточащие губы. Они просят доктора убить их. Кожа пластами свисает с тела. Мучения, очевидно, достигли последнего предела. Доктора мечутся среди них, ставя им капельницы. Тут еще мы с нашим воином. Его кладут на раскладушку, затыкая ваткой дырку в груди. Он хрипит, с надеждой глядя на белый халат врача. «Жить будет», — говорит прапорщик. Мы выходим из санчасти. Бойцы стоят в стороне, вопросительно глядя на нас с Серегой. Серега его друг по школе, вместе они и выступали на соревнованиях по борьбе. Ему не стоится на месте. Он снова заходит внутрь. Через секунду он вылетает оттуда: «Товарищ старший лейтенант!». Забегаю за ним в помещение. Солодовников спокойно лежит на раскладушке с полузакрытыми глазами. Хватаю его руку. Пульса нет! Серега выхватывает пистолет и с проклятиями направляется по коридору. Догоняю его у входа к врачам. Он вырывается, что-то кричит докторам. Они испуганно бросились врассыпную. Это удваивает силы Тимошенко, он вырывается. Подбежавшие солдаты помогли мне скрутить его. Серега ослабевает и плачет. Кризис злости на врачей прошел. Тем более что винить их не за что.

Трупы тут же выносят на улицу, заворачивают в блестящий целлофан. Целлофан напоминает обертку шоколада. Такой же хрустящий. Груз «200» загружается в вертолет и отправляется в Кабул. Там его ждет «консервный заводик», мрачно шутят бойцы, так называя полевой морг. Морг располагается в нескольких больших палатках, установленных прямо на высохшей траве. Лежащим на земле уже все равно. Комфорт их не интересует. К сожалению, приходится посещать это заведение. Надо опознать здесь своих, дать данные в местную администрацию. Но прежде их еще надо отыскать здесь. А среди этих оборванных ног, искалеченных тел и каких-то непонятных обгорелых кусков мяса их отыскать не просто. Наконец, они найдены. Солдат в десантной форме с запахом самогона шариковой ручкой пишет на их твердой задубелой коже фамилии, и я с облегчением выхожу на воздух. Такого не увидишь и в кошмарном сне. Теперь их уложат в цинковые ящики, и они на самолете отправятся в круиз по родной стране. Ждите родные своих сыновей, вам их доставят обязательно.

Опустошенный виденным, сажусь в УАЗик. Глаза мои открыты, но я ничего не вижу. Мой мозг отказывается воспринимать окружающее. Это напомнило первый выход на задание. Шок скоро проходит. Здесь вообще долго ничего не длится, и жизнь товарищей в том числе. Долго только ждешь замены. Кажется, тебя не заменят никогда, и ты будешь вечно торчать на этой войне, которая тоже не кончится никогда. Где в мире еще найдутся желающие рисковать своей жизнью за 23 доллара в месяц. Оплата не зависела от того, лежишь ли ты на койке целыми неделями или пытаешься выжить, прыгая ночью по дувалам с автоматом в руках. Те же деньги получают работники штабов, повара, машинистки и прочий контингент, слышавший стрельбу и взрывы издалека. Иногда эта тема поднималась в нашей среде, особенно после очередной отправки домой кого-то из нас грузом «200». Она, как правило, затихала после двух-трех минут крепких матерных выражений в адрес начальства в Союзе. «Зомби» не должны много рассуждать. Их удел выражен четырьмя емкими выражениями: «в любом месте, в любое время, любое задание, любыми средствами», остальное их не должно касаться. В конце концов, мы не наемники, мы воюем во имя Родины.

Следующей нашей операцией был рейд в крупный кишлак, откуда совершались нападения на наши войска. Кишлак располагался в предгорье, и на технике туда не проедешь. С воздуха можно перебить мирных жителей, а это недопустимо.

Начштаба армии разработал план, согласно которому моя группа ночью выходит к кишлаку со стороны гор. Со стороны дороги нас прикрывает разведрота полка, а с воздуха вертолеты огневой поддержки. То, что из всей разведроты в наличии только двенадцать солдат, два офицера и два бронетранспортера, начштаба удивило, но решения не изменило. Он так красиво размалевал свой замысел на карте, что не хотел ничего портить из-за того, что надо что-то менять. Пошли. Ночью оцепили кишлак с тыла насколько хватило сил. К рассвету двинулись вперед. Не доходя до него метров ста, по нам врубили из чего-то крупнокалиберного, судя по редкому звуку выстрелов. Перебежками подбираемся к ближайшим дувалам, прячась в мертвое пространство. Уже пять утра, через полчаса должны быть вертолеты поддержки, которые мы наведем на цель. Вертолетов нет. Нет их и в шесть. Мы носимся по кишлаку, отыскивая стрелков. Разве за день можно перевернуть более тысячи халуп, имеющих кучу подвалов, сараев и всяких закутков. Перевернули несколько куч дров. Ничего. На дороге находим стреляные гильзы от буров. Значит, здесь должно быть и стрелковое оружие. Уже десять часов. Бойцы взмыленные, поиски ни к чему не приводят. Разведроты тоже нет. Один ее БТР сломался при выезде из полка, второй засел на рисовых полях далеко от нашего кишлака. Десять человек ненавистных «шурави» носятся среди мрачно смотрящих жителей. Если бы не наши автоматы в руках, нам бы здорово не повезло.

Нужен результат. Его будет требовать наш «главком». Полномочия получены, надо выполнять. Сгоняем на площадь всех жителей, кто мог двигаться. Они стоят, угрюмо глядя на нас. Через переводчика обращаюсь к ним с требованием указать, кто стрелял и где спрятано оружие. Требование абсурдно и заранее обречено на неудачу. Тогда приходиться принимать меры пожестче. По-моему указанию из толпы выхватывают одного жителя. Страха в его глазах нет, только ненависть. Условия им известны. Если в течении двадцати секунд не называют стрелков, вызванный погибает. Солдат-таджик громко начинает считать: «Як, ду, се...». Никто не издает ни звука. Выстрел из пистолета в голову, и несговорчивый падает. Указываю на следующего. Та же картина. Сержант перезаряжает пистолет, гора трупов постепенно растет. С толпой у нас психологическая борьба. Никто не скажет ни слова. Это ясно. Можно перебить хоть всех, но мы ничего этим не добьемся. Над площадью веет ужас. Мои солдаты присмирели перед лицом такой самоотверженности. Для нас это непонятный феномен. Для них — это долг веры, долг перед исламом. Даю команду на отход. Уходим из кишлака, предупредив, что еще вернемся, если стрельба не прекратится. Но каждый знает, что возвращаться сюда опять — хуже смерти.

К вечеру, наблюдая в бинокли, мы видели вереницу афганцев, несущих своих погибших жителей. Само собой, эта акция любви к нашей армии им не добавила.

Выполняя мелкие указания разведотдела, моя группа «шастает» по ночам, изучая район действий. Много ящиков «с гранатами», «патронами» — нашими сюрпризами — оставлено на «духовских» тропах. Вообще-то не стоит открывать такие ящики, если жить не надоело.

Из штаба пришло распоряжение на организацию засады. Выезжаем днем к месту, где планируется «засадить». Местность гладкая, как стол. Кое-где видны камни величиной с куриное яйцо. Укрыться абсолютно негде. Предлагаю начальству через своего наблюдателя оповестить десантников о появлении «духовских» машин. Десантура на своих БМДшках разнесет в пух и прах любую автоколонну. Это гораздо безопаснее в этой пустыне и намного эффективнее — никто не уйдет. Но разведотделу нужны баллы, поэтому десантников привлекать не хотят. «Духовская» скрытная тропа пересекает асфальтовое шоссе. В этом месте под ним имеется небольшая труба для стока воды. В эту трубу я и думаю затолкать ночью группу, иначе в свете фар нас заметят за километр. Перед входом в трубу осторожно переходим с сержантом по торчащим камням. Так меньше вероятность наступить на мину. Установив несколько десятков всяких ловушек, поневоле будешь шарахаться от подозрительных мест. Оказалось, не зря мы наступали не на землю. Лейтенант, присланный недавно из Союза, решил тоже осмотреть место. Спустившись с дороги, он, к сожалению, пренебрег правилами безопасности. Столб взрыва «противопехотки» возник за нашими спинами, сорвав с голов шапки. Игорь лежал между камней в оседающей пыли. Между камнями слой грунта был сорван взрывом, и виднелось шесть черных резинок ПМНок. Мы с сержантом посмотрели друг на друга. Он был бледен, я, наверное, не краснее его. Сколько бы стрессов не было пережито, к ним все равно невозможно привыкнуть. Просто это ощущаешь не так остро и быстрее все забываешь. Серега спустился к Игорю. Осторожно двигаясь по камням, он подтащил его к дороге. Я лег на край дороги и подал вниз руки. Ухватив Игорька за куртку, вытаскиваю его наверх. Вокруг сошлись солдаты. У Игоря оторвана пятка. Из куска ботинка торчит окровавленный обломок кости, пульсируя, выходит кровь. Он еще в шоке, поэтому способен шутить. На его вопрос о танцах с бабами, отвечаю ему: «Вряд ли». Вызываем вертолет. Он прилетает через полчаса. Игоря с перетянутой пистолетным шнуром голенью загружаем в кабину. Скоро он будет в Кабуле.

Я задумываюсь над его судьбой. С первых дней его пребывания, я исподволь почувствовал, что Игорьку здесь не выжить. Причиной моим мыслям послужили два произошедших с Игорем случая. И первый, и второй были на моих глазах. Возвращаясь с осмотра района, Игорь ехал впереди меня на своей БМП. Наверное, механик превысил скорость, потому что его машину резко кинуло вправо с дороги. БМП на полном ходу срезала своим острым носом один из тополей, растущих вдоль дороги. Тополь рухнул на БМП. Чудом ствол не пришиб сидящего по-походному Игоря, упав между ним и башней. Наблюдая сзади эту картину, у меня пошли по коже мурашки. Подумалось, не лихо ли он начал подставляться? Следующий случай произошел с ним два дня спустя. Мы возвращались из разрушенного кишлака, где брали кое-какие доски для бани. Вши до того замучили, что невозможно было спать. Хотелось хоть как-то помыться. Возвращались в сумерках, невзирая на приказ по армии. В это время «духи» и подкараулили нас. Выстрел из гранатомета прошел между БМП моей и Игоря. Сидевшие сверху бойцы мгновенно оказались внизу за спасительной броней. Вовремя, так как тут же по броне затарабанил град автоматных очередей. В триплекс смотрю на переднюю БМП. На машине никого нет, только Игорь торчит по пояс в люке, осыпая дувалы из своего автомата. Вокруг него летят трассеры, чудом не причиняя ему вреда. Проскочив опасный участок, крою по всем правилам наводчика своей машины. Ведь, используй он вооружение башни, «душки» не посмели бы так нагло себя вести. Наводчик сидит, понурив голову. Забыл я, что это всего-навсего советский солдат-узбек, окончивший с дипломом свое учебное подразделение. Его знания были пропиты приемной комиссией, как и многое другое в нашей системе военного образования. После шести месяцев обучения, он даже не умел зарядить пушку, не говоря о работе с электронным прицелом и вычислениями поправок на стрельбу. Тут же «костыляю» Игоря, твердо уверовав в душе, что он здесь долго не протянет. Впоследствии так и оказалось. Не прошло и двух недель, как он наступил на противопехотную мину. Ему отрезали ногу и отправили в Союз. Его рапорт о желании продолжить службу подписал Министр Обороны, и Игорек служит в одном из военкоматов Москвы.

Офицеры из ДШБ с удивлением узнали у меня, что карты минных полей нашего района действий мне никто не выдал. Оказалось, что в течение десяти суток мы бороздим в ночное время окрестности, нашпигованные советскими минами. На одну из них «посчастливилось» наступить Игорьку. В разведотделе со мной была проведена успокоительно-извиняющаяся беседа, но Игорь-то от этого бегать все равно больше не будет. Слава Богу, это была моя крайняя, сорок шестая операция. Вскоре я торжественно облачился в бронежилет для следования на аэродром. Бронежилеты хранились на складе, и на операциях группами не использовались. Это считалось зазорным, проявлением трусости. Хотя кое-кому, возможно, удалось бы спасти свою жизнь, не будь у нас этого правила. Позже рота «обмельчала», и на задания начали ходить в бронежилетах. У нас же его одевали, чтобы избежать коварного случая при следовании на аэродром для замены, отправки в отпуск и т. д. Закон подлости у нас уважался в полном объеме. Нельзя бриться перед заданием! А переводчик-двухгодичник нарушил это правило. С задания вернулся без ноги. Нельзя после получения приказа о замене идти на очередное задание! Не выполнил это правило Генка, зам. ком-ра второй группы, а через два дня его привезли с дыркой в голове от выстрела своего же солдата. Нельзя дергать судьбу за хвост!

Прощай, Афганистан, такая чужая и такая родная страна, живущая по древним, но справедливым законам ислама. Навсегда ты врезалась кровавыми следами в мою память. Прохладный воздух скалистых ущелий, особый запах дыма из кишлаков и сотни бессмысленных смертей всегда будут помниться.

* * *

Старший лейтенант Губанов, заменившись, попал в бригаду спецназа, дислоцированную в г. Вильянди. Уже в Союзе получил досрочно звание капитан, позже получил в подчинение роту, однако служить по законам мирного времени не захотел, вступил в конфликт с начальством. За это в течение года его увешали взысканиями, как рождественскую елку игрушками, и сослали в пехоту. Из пехоты он ушел служить в военкомат, но и это не смогло удержать его в армии. Он подал рапорт об увольнении в запас и просьбу его удовлетворили. Сейчас мы понимаем, что это обычная ситуация и судьба многих «афганцев» и «чеченцев». Это сейчас. А тогда он был одним из первых.

С. Козлов

С. Козлов

Привет от Козлевича