Последние выстрелы
      Рижская операция показала германскому командованию, что с развалившимися армиями Северного фронта оно может отныне все себе позволить. После ареста Корнилова вооруженные силы российской демократической республики превратились в обозначенного противника. Узнав, что Корнилов арестован, а присяжный поверенный А. Ф. Керенский провозгласил себя генералиссимусом, фельдмаршал Гинденбург предписал отправить с Восточного фронта на Западный четвертые орудия всех батарей и приготовить переброску во Францию 25 дивизий. Наши враги решили окончательно обезвредить русский Северный фронт захватом Якобштадтского плацдарма на левом берегу Двины и укрепленных островов Моон-Зундской группы, командовавших входом в Рижский и Финский заливы. Овладение Якобштадтом было поручено 58-му германскому корпусу графа Шметова. Утром 8 сентября Шметов атаковал наш XXVIII армейский корпус, занимавший плацдарм, и к рассвету следующего дня оттеснил его за Двину. Разложившаяся 5-я армия и не пыталась контратаковать.
      Проливные дожди и болотистый грунт затруднили немцам подвоз артиллерии и маневрирование. 58-й германский корпус атаковал двумя дивизиями. С нашей стороны бои вела 60-я пехотная дивизия при незначительной поддержке 1-й Кавказской стрелковой дивизии. Мы потеряли около 3000 убитыми и ранеными, а пленными 32 офицера, 4700 нижних чинов и 55 орудий. Немцы (генерал Шварте) отметили высокое самоотвержение русской артиллерии, остававшейся на позиции до последней минуты и выпустившей последнюю свою картечь в упор.
      Моон-Зундскую группу островов у Ливонского побережья составляют Эзель на юге. Даго на севере и Моон на востоке. С весны 1915 года эта передовая позиция Балтийского фронта была сильно укреплена и вооружена дальнобойной флотской артиллерией. Ее занимала 107-я пехотная часть и часть Балтийской морской дивизии при поддержке отряда устарелых кораблей контрадмирала Бахирева. Особенно тщательно был укреплен южный фронт Эзеля, обращенный к материку и предназначенный для отражения германской армии из Курляндии. Немцы решили поэтому атаковать острова с тыла - с морской (северной) стороны.
      С этой целью в Балтику был введен флот Открытого моря в составе 3-й и 4-й его эскадр - кораблей новейшего типа с 15-дюймовой артиллерией. Десантная операция была возложена на резервный корпус генерала Катена, посаженный в Либаве на транспорты.
      29 сентября германский десант высадился на севере Эзеля, прошел этот остров насквозь и, заняв порт Аренсбург, повернул против часовой стрелки, обойдя с небольшими боями 1-го и 2 октября весь остров и пленив его довольно многочисленных, но павших духом защитников. 4-го и 5 октября занят был Моон, причем наши старые корабли имели неравный бой с германскими сверхдредноутами, а 8 октября Катен овладел и третьим островом - Даго, заблаговременно эвакуированным. 107-я пехотная дивизия положила оружие на восточной окраине Эзеля, частью на Мооне, куда немцы проникли с Эзеля по плотине. За всю свою операцию немцы взяли 20 130 пленных, 141 орудие и 130 пулеметов. В морском бою 4 октября в Моон-Зунде у нас погиб линейный корабль Слава.
      Потеря Моон-Зунда вызвала словоизвержения ничтожных людей, пытавшихся править великой страной. Одержимой революционным исступлением России не было уже дела до последних ее защитников, агонизировавших в слякоти окопов четвертой осени Мировой войны. От Двины до Дуная царила тишина на позициях и сумасшествие позади позиций. Растерянные штабы продолжали еще жить по инерции... Офицерство, раздробленное и обезглавленное, распылялось и сходилось на нет. Офицер превратился в поднадзорного.
      Служить - и даже жить - становилось невозможно.
      Именовавшиеся еще частями толпы отказывались сменять товарищей на фронте. А те, не дожидаясь смены, покидали постылые окопы... И часто в этих опустевших окопах маячили одинокие фигуры в офицерских погонах - последние птенцы гнезда Петрова оставались на посту, зная, что разводящим здесь может быть только Смерть. Россия не сберегла своих офицеров.
      Страна погрузилась в грязь и кровь. Каждый уездный город объявлял себя республикой. Разбой, насилия и самосуды царили на всем протяжении русской земли, еще за год до того великой, славной, могучей...
      Выборы в так называемое Учредительное собрание дали до Уз всех мест партии большевиков. Русский рабочий, русский крестьянин и русский солдат голосовали за список номер пятый - за партию Ленина - за свою смерть.
      Обманутый русский народ выдал врагу свою страну и сам своими руками надел себе на шею ярмо такого ига, какого мир не видел с тех пор, как существуют цепи...
      Ответственность за катастрофу
      Если бы Россия в 1918 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, - сказал в 1934 году канцлер Венгрии граф Бетлен. - Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей...
      Ни к одной стране рок не был так беспощаден, как к России, - пишет, в свою очередь, другой иностранный государственный деятель - Черчилль. - Ее корабль пошел ко дну, когда пристань была уже в виду. Он уже перенес бурю, когда наступило крушение. Все жертвы были уже принесены, работа была закончена. Отчаяние и измена одолели власть, когда задача была уже выполнена...
      Россия могла стать сильнейшей и славнейшей державой мира. Но этого не захотели ни русская общественность, ни русский народ. Этого не желали ни наши враги, ни наши союзники.
      Можно и должно говорить о происках врагов России. Важно то, что эти происки нашли слишком благоприятную почву. Интриги были английские, золото было немецкое, еврейское... Но ничтожества и предатели были свои, русские. Не будь их, России не страшны были бы все золото мира и все козни преисподней. Русские люди 1917 года все виноваты в неслыханном несчастье, постигшем их Родину.
      Эта вина ложится, во-первых, на императорское правительство, не сумевшее ни предвидеть катастрофы, ни предотвратить ее, и это когда за долгие месяцы до февраля не то что люди, а сами камни петроградских мостовых кричали о готовившейся революции.
      Безмерна вина оппозиционной общественности, увидевшей в этом потрясении неповторимый случай прийти, наконец, к власти, захотевшей обратить несчастье Родины в средство для достижения своих узко эгоистических целей, в средство для насыщения своего чудовищного честолюбия.
      Обманутые общественностью военачальники сыграли роль позорную и жалкую. Лично для себя они, правда, никакой выгоды не искали. Ими руководило желание блага России, ложно понятого. Они полагали, что благоденствия Родины можно добиться изменой Царю... Их непростительной ошибкой было то, что они слишком стали считать себя общественными деятелями и недостаточно помнили, что они прежде всего - присягнувшие Царю офицеры. Милютинская гражданственность и здесь сослужила свою печальную службу.
      Эти три категории виновных - растерявшиеся сановники, предатели-политиканы и недостойные военачальники - не имеют оправдания. История вынесла им приговор, справедливый и беспощадный.
      Отречение Государя Николая Александровича за себя и за сына было ошибкой. Но кто посмеет упрекнуть за нее Императора Всероссийского, к виску которого было приставлено семь генерал-адъютантских револьверов? Этим своим отречением Царь-Мученик надеялся избежать гражданской войны. Кровь его подданных была для него кровью собственного сердца. Он не мог решиться ее пролить... Это благородное заблуждение свойственно природе венценосцев. Не прикажи Людовик XVI своей швейцарской гвардии прекратить огонь - он мирно закончил бы свой век на троне, а счастливая его страна избегла бы ужасов революции и опустошительных войн империи. А у нас декабристы залили бы кровью Россию, не выкажи Император Николай Павлович самоотверженной твердости на Сенатской площади. Этого железного духа не хватило тихому подвижнику, правившему Россией в труднейшие годы ее одиннадцативековой истории.
      Подобно тому, как садовод обязан отсекать сухие ветви и вырывать сорные травы, так и монарх обязан отсекать преступные головы, помня, что иначе, щадя кровь ста негодяев, он губит миллионы честных людей. Никогда еще венценосец не спасал своей страны принесением себя в жертву.
      * * *
      Подобно всякой революции, русская революция представляет одно и нераздельное и неразрывное целое. Попытки искусственного разделения ее на хорошую февральскую и нехорошую октябрьскую - ребячески несерьезны. Это все равно, что толковать о первой французской революции 1789 года и второй 1792-го, или о первой Мировой войне 1914 года и второй Мировой войне 1915 года. Октябрь неотделим от февраля в календаре русской революции совершенно так же, как неотделим в календаре природы. Это два звена одной непрерывной цепи, озноб и язва одной и той же чумы. Если в октябре Ленин отдал приказ Грабь награбленное, то исключительно потому, что за семь месяцев до того февральский министр Керенский заявил: Я желаю, чтобы Ленин мог говорить столь же свободно в России, как в Швейцарии!
      Дикий опыт стопроцентной демократии с марта по ноябрь 1917 года насаждение в военное время совершенно нового, неиспробованного строя, полное пренебрежение государственностью во имя каких-то книжных принципов, оказавшихся никуда негодными, - этот безумный опыт вошел в историю под названием керенщины, по имени своего самого характерного и в то же время самого бесхарактерного деятеля.
      Вина Ленина, зря погубившего тридцать миллионов русских жизней, огромна. Но еще больше ответственность Керенского, давшего Ленину возможность погубить эти тридцать миллионов жизней. Это самая страшная ответственность, какую знает История.
      * * *
      Кому мало дано, с того меньше и спросится. Вот почему мы не должны винить выше меры все те миллионы малых сил, что были соблазнены в тот навеки проклятый год. Разнузданные дикие толпы солдат-дезертиров, рабочих-красногвардейцев и крестьян-погромщиков, конечно, виновны перед своей страной, перед памятью отцов и перед своими детьми.
      Великая Империя мало что делала для народного образования и решительно ничего не сделала для народного воспитания. Ни священник приходской школы, ни учитель министерской не объясняли детям великого прошлого их страны, не учили знать ее и любить. Из тысячи новобранцев девятьсот не знали цветов русского знамени. А как зовут Царя они узнавали, присягая ему. От своих офицеров и унтер-офицеров - единственных воспитателей 150-миллионного русского народа они получали то, что давало им силы умирать героями за эту мало им известную Родину. Народ не учили любить свою страну. Неудивительно, что он в конце концов любил лишь свою деревню, до которой немцу все равно не дойти, да и в деревне лишь свою избу.
      Орды дезертиров, митинговавших против аннексий и контрибуций, братавшиеся с неприятелем, избивавшие своих офицеров и валившие с фронта домой - делить землю, были те самые солдаты, что менее года назад сокрушали австро-германские армии в Брусиловском наступлении, те самые полки, что за каких-нибудь полгода до того, сняв затворы с винтовок, без выстрела, кинулись черной ночью и в двадцатиградусный мороз на грозные германские позиции у Бабита... И если бы какие-то люди где-то далеко в Петрограде не устроили великой бескровной, то эти браталыцики и дезертиры пошли бы в кампанию 1917 года, как и в предыдущие, героями на вражескую проволоку. И так же самоотверженно поднимались бы под пулеметным огнем во весь рост, чтобы прикрыть своих офицеров, как то они делали минувшим летом и осенью в ковельских боях...
      Петроградские рабочие-красногвардейцы не родились большевиками, но ими сделались. Они искали социальной справедливости, которой не находили. Классовое самосознание выковывалось долгими десятилетиями и в обстановке, как нельзя более благоприятствовавшей обострению социальной розни. И все-таки значительная, подавляющая численно, часть русского рабочего класса не приняла марксистского интернационала. Вспомним только ижевцев, вписавших в историю нашей гражданской войны самую удивительную главу.
      Война, как мы видели, сильно развратила русскую деревню. Более чем стомиллионная масса русского крестьянства переживала тот же период оскудения духа, как и остальные слои русского народа...
      Со всем этим и солдат, и рабочий, и крестьянин виновны перед своей родиной - Россией. За эту вину они справедливо заплатили раскулачиванием, коллективизацией, пятилетками, стахановщиной и ссылками целых губерний в концлагеря. Этого не могли предвидеть своим темным умом голосовавшие за список номер пятый дезертиры, красногвардейцы и погромщики великой и бескровной.
      * * *
      Но кроме виновников русская революция знала еще и героев. В Содоме не нашлось и трех праведников. В России семнадцатого года их были тысячи.
      Этими праведниками всероссийского Содома были офицеры русской армии и увлеченная ими русская учащаяся молодежь. Только они вышли из огневого испытания не истлевшими, прошли через кровь незапятнанными и через грязь незамаранными.
      Петровская армия отошла в вечность. И с последним ее дыханием забилось сердце
      Добровольческой армии. Русская армия продолжала жить.
      Заключение
      История русской армии - это история жизни русского государства, история дел русского народа, великих в счастье и в несчастье, история великой армии великой страны.
      Лавров и терниев за эти два с половиной столетия хватило бы на все остальные армии мира, вместе взятые, и еще осталось бы на славнейшую из них. Нет истории более поучительной, и нет дел более великих. Наследники русской славы, мы их продолжим на будущие времена и впишем мечом и гнусной кровью бесчисленных врагов матери России новые и новые подвиги в ее скрижали.
      Мы должны все время помнить, что мы окружены врагами и завистниками, что друзей у нас, русских, нет. Да нам их и не надо при условии стоять друг за друга. Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас. У России только два союзника: ее армия и флот, - сказал Царь-Миротворец.
      Мы располагаем бесчисленными духовными сокровищами. Они лежат еще втуне, но дадут, при умении взяться за дело, небывалые плоды как в мирном строительстве, так и на полях сражений.
      Побольше веры в гений нашей Родины, надежды на свои силы, любви к своим русским. Мы достаточно дорого заплатили за то, чтобы на вечные времена исцелиться от какого бы то ни было фильства и знать одно русофильство.
      Довольно с нас мировых проблем и дорого стоящего мессианства! Не будем мечтать о счастье человечества - устроим лучше счастье нашей собственной страны. Довольно и священных союзов на русской крови, и мировых революций на русские деньги и русские страдания. Научимся смотреть на вещи ясно и просто, раз навсегда отрешившись от мистики, засоряющей и затуманивающей государственное сознание.
      Русский народ - отнюдь не богоносец, как то думали люди, великие сердцем, но не умевшие мыслить государственно. Он также не преступник, как полагают люди недалекие и озлобленные. Богоносцами могут быть не народы, а только отдельные люди, причисляемые за это к лику святых. У нас богоносцев больше, чем где-либо. Народ - это не только сто миллионов людей, живущих в данное время. Это также миллиард их праотцев, оставивших наследием великую страну. И это также миллиард их потомков, что еще не родились, но приумножат это наследие в грядущие века. Народ, как и часть народа - армия, как и часть армии - полк, это не только те, кто есть, но и те, кто были, и те, кто будут. Поколению, духовно нестойкому, наследуют поколения более сильные. В 1612 году добрые люди взяли верх над ворами, в 1917 году воры одолели добрых людей одолели в силу известных причин и обстоятельств, которые можно было бы изменить людям, духовно более сильным.
      Наш народ - землепашец, в то же время и народ-воин. Никакой иной народ так не сумел соединить плуг с мечом, труд землепашца с обязательным для всех воинским долгом. В какой стране и в какую эпоху мы найдем явление, подобное казачеству?
      Военный гений русского народа велик и могуч - тому свидетели все покоренные столицы Европы и те шедшие на Русь завоеватели, что стали затем верноподданными Белого Царя.
      У русского народа есть свои достоинства, есть и свои недостатки. Развивая достоинства, мы должны по мере сил сводить на нет недостатки, то есть в первую очередь стремиться к удалению причин, способствующих этим недостаткам. Труд огромный, но благородный, труд, за который надо только суметь как следует взяться, а взявшись - вложить в него все сердце и всю душу без остатка. И за этот беспримерный труд возьмутся и доведут его до завершения те поколения воссоздателей Родины, русских офицеров, для которых в тяжелые годы и писались эти строки.
      Нам придется преодолеть великие трудности, но это для того, чтоб совершать затем великие дела!
      А когда эти трудности покажутся неодолимыми, рвы Измаила - глубокими. Чертовы мосты - непроходимыми, когда вот-вот опустятся руки и упадут сердца, тогда оглянемся назад и спросим совета у Петра, Румянцева, Суворова. И они дадут совет - тот самый, какой надо. И вновь содрогнется Вселенная от дел русского оружия.
      Но горе нам и горе вам, что придете, если вместо русских великанов станете спрашивать совета у чужих нихтбештимзатеров, если вместо Суворова будете опять искать откровения у Мольтке. Поражения вновь тогда станут нашим бесславным уделом. Третья Плевна сменится Мукденом, Мукден - Мазурскими озерами.
      Суворов учил: Мы - русские. С нами Бог. Его не поняли, стали по-дикарски перенимать чужеземные доктрины и методы, рассчитанные на сердца чужих армий. Мы перестали быть русскими... Бог перестал быть с нами.
      Со времен Тридцатилетней войны первой армией в мире была созданная Густавом Адольфом шведская армия. Она сокрушала цесарские рати и польские ополчения. Но наступил день - день Полтавы, - когда ее знамена склонились перед другой армией - юной армией Петра, одетой по-иноземному, но мыслившей по-русски и дравшейся по-русски.
      Прошли годы. Европа стала считать своей лучшей армией автомат Фридриха II. Победы этой армии-машины над армиями Франции и Австрии создали ей репутацию непобедимой. И вот это непобедимое дотоле войско встретилось на полях Бранденбурга с другим войском. Встретилось - и перестало существовать... Та сокрушившая пруссаков Фридриха сила была русской армией дочери Петра, армией Румянцева и Салтыкова, думавшей по-русски и по-русски дравшейся.
      Сменилось еще одно поколение - и мир потрясли победы армии французской республики. В ста сражениях разгромили Европу синие ее полубригады, но на полях Италии сами были сокрушены чудо-богатырями Суворова - самым русским войском, которое когда-либо имела Россия.
      Стоило только когда-либо какой-нибудь европейской армии претендовать на звание первой в мире, как всякий раз на своем победном пути она встречала неунывающие русские полки - и становилась второй в мире.
      Вот основной вывод нашей военной истории. Так было, и так будет.
      История русской армии писалась в тяжелых условиях изгнания. Погрешности были неизбежны, и их оказалось немало. Закончим же нашу летопись словами инока Лаврентия: Господа отцы и братья! Если где-либо я описался и переписал, или не дописал, читайте и исправляйте ради Бога и не кляните, ибо книги ветхи, а ум молод и не дошел...
      Об авторе Истории Русской армии
      Шесть лет назад в Русском военном вестнике, преобразованном затем в Царский вестник, стали появляться статьи по военным вопросам, подписанные - А. Керсновский. В этих статьях явно проявлялись оригинальность и дисциплина мысли, интересный выбор тем и определенно выраженный публицистический темперамент. Все вместе создавало ощущение свежего, несомненного дарования, усиленного серьезными знаниями военного дела. Талантливость автора была настолько очевидна, что я счел своим долгом обратить на него внимание читателей Нового времени, в котором тогда вел отдел Военных заметок.
      Не найдя в списках офицеров Генерального штаба фамилии Керсновского, я решил, что он - артиллерийский штаб-офицер, принадлежащий к группе наших чудесных артиллеристов типа полковников Дашкова и Тимофеева. Побуждаемый и личным любопытством, и многочисленными задаваемыми мне вопросами друзей и читателей, кто такой Керсновский, я просил Н. П. Рклицкого сообщить мне данные о личности его нового сотрудника. Велико было мое удивление, когда редактор Царского вестника разъяснил мне, что А. Керсновский - совсем молодой человек, не прошедший военной школы и не имевший возможности усвоить военно-бытовой опыт.
      Если я не знал бы Н. П. Рклицкого, я мог бы подумать, что он мистифицирует меня. И действительно, трудно было поверить, чтобы столь юный автор (А. А. было тогда не более 22-23 лет) мог накопить так много основательных военных знаний. Еще более необычным представлялись основные свойства дарования А. Керсновского: самостоятельность суждений, убежденность, вразумительность анализа и чуткое понимание армейской психологии.
      В дальнейшем я узнал, что А. А. ведет в Париже тяжелую трудовую жизнь, что неблагоприятно отражается на его здоровье.
      Я узнал, что он служит во французской издательской фирме, развозя ночью по городу выходящие газеты и журналы. Работа крайне изнурительная для человека со слабыми легкими. Зато, как писал мне А. А., ночная работа дает ему возможность заниматься днем военной наукой и ежедневно проводить несколько часов в национальной библиотеке. Только талант Божьей милостью может обнаруживать такое горение духа, какое проявляет А. Керсновский!
      За истекшие годы дарование А. А. чрезвычайно окрепло и утончилось. Ныне он вполне зрелый военный писатель, сохраняющий драгоценные дары молодости: энтузиазм и дерзание. По своему военному мирозрению Керсновский принадлежит к школе русских военных классиков и является убежденнейшим проповедником духа. В этом сила и качество его творчества.
      Париж - опасный город. Не одно русское дарование лишилось в Париже своей самобытности, будучи отравленным французским рационализмом. Предоставленный собственным силам, А. А. Керсновский мог, казалось, так легко заблудиться среди фолиантов национальной библиотеки и пойти по ложным, ныне столь модным путям, однако, просвещаемый высшей правдой, он верно угадал свой путь, путь, проложенный выдающимися русскими военными деятелями XVIII века.
      Своей интуицией Керсновский осознал величайший и основной военный закон, что военное искусство национально. Подобное убеждение дало ему возможность постигнуть духовные глубины такого гения, как Суворов. А постигнув, найти неиссякаемый источник вдохновения для собственного творчества. Теперь ясно, что с путей русского военного классицизма он уже не свернет...
      Карьера Керсновского, как военного писателя, необычна. Силою своего таланта он в короткий срок сумел обратить на себя внимание не только русских, но и иностранных военных авторитетов. Казалось бы, что успех редкий. Однако, братья-писатели, в нашей судьбе что-то лежит роковое. И рок действительно сопутствует в литературной деятельности А. А. Керсновского.
      Казалось бы, что наша национальная гордость должна была испытывать чувство большого удовлетворения, сознавая, что в лице Керсновского молодое русское поколение дало столь талантливого своего представителя. Казалось бы, что следовало всячески оберегать и поощрять одаренного молодого человека, отдающего все свои досу-ги военно-научной работе, а не прыгающего в парижских дансингах или увлекающегося пляжной физкультурой. Между тем надо с горечью признать, что за исключением Нового времени (и, конечно, Царского вестника) вся остальная зарубежная пресса с удивительным единодушием замалчивает Керсновского.
      И очевидная причина столь печального явления одна: Керсновский не умещается в партийных рамках и органически не способен творить в партийных шорах. К тому же, и этого многие не могут ему простить, Керсновский пламенный монархист!
      Не так давно в Возрождении были помещены очерки господина В. Ходасевича, характеризующие состояние русской литературы. Господин Ходасевич, лучший зарубежный критик, с горечью и с большим гражданским мужеством писал о кризисе зарубежной литературы и зарубежного художественного творчества.
      Наша военная литература и публицистика пребывают еще в более печальном состоянии. Русская национальная программа (всех оттенков) ставит одним из своих основных пунктов возрождение национальной армии. Для осуществления этой грандиозной задачи необходима напряженная предварительная работа, в перечне заданий которой центральное место должно быть отведено выявлению русской военной доктрины и ее популяризации. Ибо невозможно армейское строительство в обстановке идейной пустоты.
      Наше зарубежье обладает кадром высококультурных военных писателей. Кадром столь одухотворенным, каким не обладает (и это можно смело утверждать!) ни одна европейская армия. Однако эти ценные интеллектуальные силы обречены на бездействие. Наши военные писатели работают или только для себя, или для узкого круга своих идейных друзей. Они не имеют возможности печатать свои труды. Все мы - бедняки.
      Между тем молодому таланту особенно необходима читающая аудитория, так как, только печатаясь, он будет развиваться и совершенствоваться. Мало того, только печатаясь, молодое дарование услышит и полезную критику, и благожелательный совет, ибо чуткая совесть и возвышенный ум могут добросовестно заблуждаться.
      Редактору Царского вестника Н. П. Рклицкому, относящемуся с трогательной нежностью к своему молодому, одаренному сотруднику, пришла удачная мысль обратиться к общественной поддержке, чтобы издать труд А. Керсновского История русской армии. С этой целью редакцией Царского вестника разослано обращение к русским людям способствовать предварительной подпиской осуществлению задуманного издания. От души приветствую это начинание!
      Не сомневаюсь, что благородный призыв господина Рклицкого будет услышан теми многочисленными русскими людьми, в коих не заглохла любовь к славному прошлому и кто сохранил способность ценить такой самобытный, национально настроенный талант, как автор Истории русской армии А. А. Керсновский. В. Штейфон,
      генерал Генерального штаба.
      Царский вестник. Белград, 1933 год.
      Ответы А. Керсновского
      на вопросы П. Ф. Петрову-Александрийскому, младоросу
      ...Теперь отвечу, как смогу, на Ваши вопросы:
      1. От III части остался долг в типографии в размере 6000 динар, то есть 130 долларов. Его надо как-то погасить раньше, чем печатать IV часть. Раньше будущей весны вряд ли удастся. Я составил книгу Русские подвиги, в которой занесены 800 геройских дел, начиная от Святослава. Надеюсь издать ее в Америке у Рыбакова (редактор газеты Россия) - вопрос этот выяснится к Новому году. Сейчас работаю над историей полков.
      2. Взносы в фонд Истории русской армии составили 3000 динар и дали возможность выкупить том III, который был уже готов в марте, но находился под арестом у канальи типографщика. Не знаю, что я делал бы без помощи этих героев (внесших в фонд).
      3. Материалы (для Истории русской армии) почерпнул из всех доступных мне библиотек (замечательна библиотека Военного министерства с богатым русским отделом). Страсть к военному делу получил при рождении на свет Божий.
      4. Вы хотите знать, в каких условиях мне пришлось писать и работать. Извольте. Представьте себе чердак с покатой крышей и деревянными перегородками. Это комната. Посредине небольшой ящик - это стул. Перед ним ящик солидных размеров - это стол и в то же время книжный шкаф. Огромный ворох тетрадей, бумаг и бумажонок - это мой архив, выписки из книг, мемуаров и газет. День проходит в беготне по урокам, а вечером могу работать, если не очень устал и не отупел словом. Николай Михайлович Карамзин писал Историю Государства Российского с большим комфортом. Впрочем, эти неудобства - ничего, хуже то, что у меня туберкулез легких в хронической форме (залечиваюсь, но не вылечиваюсь). Что называется, медленно, но верно. Грудь я испортил еще 13 лет в Добровольческой армии.
      5. Война не только возможна, но неизбежна. Весь вопрос, куда нанесет Германия свой первый удар? Лично склонен думать, что по чехам. Бельгия расторгнула союз с Францией, и сейчас Франция лишена возможности благодаря этому помочь СССР и Чехии наступлением на Рейн. Их левый фланг, не обеспеченный бельгийцами, повиснет в воздухе, и им останется лишь одно сидеть как мышь под метлой. Решение Бельгии связало руки Франции на Рейне и в то же время развязало их Германии на юге (на Чехию) и востоке (на СССР). Бельгийцы видят, что война неизбежна, и заранее отмежевываются - моя хата с краю. Очень умно поступили.
      6. Младоросы начали было хорошо, а кончили плохо. Они безнадежно запутались в противоречиях о советском национализме, советской эволюции и т.д. Кому-то удалось очень ловко провести за нос энергичного, но недальновидного Казем-бека в 1931 году. Он поверил в эволюцию, совершил ряд промахов, запутался и сейчас не имеет мужества сознаться в ошибках и дать задний ход. Движение определенно на ущербе, а могло бы дать много.
      7. ...Тухачевский?! - ползает на брюхе перед Сталиным, поэтому Наполеоном ему не бывать.
      Дано примерно в 1936 году.
      Антон Антонович Керсновский
      В конце июня 1944 года на одном из парижских чердаков скончался от чахотки Антон Антонович Керсновский. Через несколько минут, закрыв глаза покойнику, его жена выбросилась из окна и разбилась насмерть.
      Эта двойная смерть осталась малозаметной в русской эмиграции. Париж был накануне очищения от немецкой оккупации, русской прессы не существовало. Похороненные на парижском кладбище, тела Керсновских были впоследствии перевезены на русское православное кладбище под Парижем на средства, собранные в Америке.
      Не особенно широко распространенным среди русской эмиграции оказался и капитальный труд покойного - четырехтомная История русской армии - ставший теперь библиографической редкостью, так же, как и его Философия войны. Книги Керсновского печатались в ограниченном количестве экземпляров на скуднейшие средства в Белграде, бывшем всегда на положении провинции по отношению к Парижу.