Современная электронная библиотека ModernLib.Net

История Русской армии

ModernLib.Net / История / Керсновский Антон / История Русской армии - Чтение (стр. 70)
Автор: Керсновский Антон
Жанр: История

 

 


      Огрг:(>-!.А ь Бква русс.-. - .-т; Стявки. О^а была поражена какЕК-то г-трйшным ос-дег^-вйг-м, не замечая выгоды Румынского театра, позволявшего взять во фланг и в тыл все неприятельское расположение перед армиями Юго-Западного фронта.
      Предоставив румынам воевать где им вздумается и как им вздумается, генерал Алексеев совершил преступление перед русской армией. Его долгом было указать румынам то направление, в котором нам был желателен их главный удар - в обход Дорны армией Презана, и сразу же оказать им здесь существенную помощь. Требования румын показались ему чудовищными и были с негодованием отвергнуты.
      А затем под давлением событий, которых Алексеев не хотел предвидеть, наша Ставка была вынуждена отправить в Румынию втрое больше войск, но уже без всякой пользы. 5 - 6 русских корпусов, двинутые в августе 1916 года в Молдавские Карпаты или в Добруджу, могли нам дать победу. 15 корпусов, ставшие в декабре от Буковины до Черного моря, не смогли воспрепятствовать поражению. Мы направили в Румынию четвертую часть нашей вооруженной силы, и притом лучшую по качеству, весьма ослабив сопротивляемость Западного и Юго-Западного фронтов наших армий. На войне, как и в жизни (а ведь война - сама жизнь), за нерасчетливость приходится переплачивать. Алексеев переплатил ровно втрое и переплатил за счет России и русской армии, которым дорого обошлось его недомыслие.
      Наконец не следует забывать и ответственности французского командования. Франция, столь энергично побуждавшая Румынию к выступлению, не оказала ей ни малейшей поддержки. Весь август, сентябрь и октябрь армии генерала Саррайля провели в полном бездействии в то время, как ноша 9-я армия генерала Лечицкого истекла кровью в Молдавских Карпатах, пытаясь облегчить румын. Только 6 ноября Салоникский фронт перешел в наступление русско-франко-сербсккми войсками на Бптоль. Но главная масса войск Саррайля не сдвинулась с места - и Болгария смогла направить свыше трети своих сил на Румынский фронт.
      В общем, выступление Румынии оказалось неудачным для Согласия. Оно прибавило лавров, правда, недорогих, к знаменам Центральных держав и чрезвычайно ослабило Россию, побудив растянуть наш фронт с 1200 до 1900 верст и направить туда огромные силы. Выгодным оно стало в конечном счете лишь для западных союзников - с французских плеч{107} на русские переложено было бремя 9 хороших германских дивизий.
      Третья зимняя кампания
      В конце октября генерал Алексеев заболел на почве переутомления канцелярской работой. На все время лечения его заменил генерал Гурко, сдавший Особую армию командиру V армейского корпуса генералу Балуеву. Опасаясь потери своего влияния и все время подчеркивая свою незаменимость, завистливый и не терпевший талантливых военачальников Алексеев приказал соединить клинику, где он лежал, прямым проводом со Ставкой.
      Новый ответственный главнокомандующий был в противоположность генералу Алексееву волевым военачальником полководческой складки. Руководи генерал Гурко действиями Ставки весной и летом 1916 года, вся кампания сложилась бы совершенно иначе. Сейчас - в октябре - полководческий момент был безвозвратно пропущен. Наследство Алексеева было тяжелым. Разгром Румынии принимал с каждым днем все большие размеры. Туда по закупоренным и парализованным железным дорогам посылался корпус за корпусом. Весь Русский фронт обратился в источник пополнения новообразованного Румынского. С 1200 верст протяжение боевой линии увеличилось до 1900.
      При прежнем количестве войск фронт становился гораздо более разреженным.
      Это обстоятельство чрезвычайно тревожило генерала Гурко. В ту упадочную пору русской стратегии силу фронта полагали в его насыщенности человеческим мясом. Фронт прибавился - значит надо было спешно прибавить мяса. Исходя из этих соображений, генерал Гурко решил увеличить без малого в полтора раза состав пехоты Действовавшей армии, приведя все армейские корпуса из 2-дивизионного состава в 3-дивизионный, и новые дивизии формировать средствами самих корпусов.
      Для этого пехотные полки из 4-батальонного состава приводились в 3-батальонный. Освобождавшиеся четвертые батальоны сводились затем в полки с пятисотыми, шестисотыми и семисотыми номерами; к ним добавлялись новосформкрованные из маршевых рот батальоны, и получалась 12-багальонная дивизия 4-й очереди. Корпус состоял из трех 12-батальонных дивизий вместо прежних двух 16-батальокных. Дивизии эти формировались без артиллерии, и в этом заключался первый источник слабости реформы генерала Гурко. Артиллерия корпуса - прежняя сотня пушек - обслуживала уже не две дивизии, а три. Огневая сила корпуса разжижалась наполовину, и вместе с тем уменьшалась вполовину его пробивная сила и наступательная способность.
      Но самой отрицательной стороной этой крайне неудачной реформы было резкое понижение качества нашей пехоты. Над живыми, болезненно чувствительными организмами старых полков была произведена грубая вивисекция. Оторваны и ушли в небытие четвертые батальоны, как правиле, самые бойкие. Последние уцелевшие кадровые подполковники и полковники - геройские командиры батальонов и заместители мимолетных цензовых полковых командиров - получали новосколоченяые части, и с ними отлетала душа старых полков, отнюдь не вселяясь в новые понурые серые полчища.
      Кадры старых полков, и без того совершенно ослабевшие, подверглись окончательному разгрому. На каждом фронте была устроена бескровная Горлица, в каждой из армий организован бескровный Танненберг. Новые полки, надерганные же с бору по сосенке наподобие куропаткинских отрядов, не обладала никакой спайкой и были боеспособностью значительно ниже ополченских дружин начала войны. Генерал Гурко провел эту свою злосчастную реформу с выдающейся энергией. Первые дивизии 4-й очереди появились к началу декабря 1916 года. Было сформировано 76 пехотных дивизий 4-й очереди: а-я, 6-я и 2-я Кавказские гренадерские; 128-я - 138-я, 151-я, 153-я - 157-я, 159-я - 194-я; 6-я - 8-я стрелковые; 3-я и 6-я Финляндские стрелковые; 15-я - 22-я и Сводная Сибирская стрелковая; 6-я и 7-я Кавказские стрелковые; 8-я - 10-я Туркестанские стрелковые; 4-я н 5-я Заамурские пехотные.
      Формирование длилось весь январь и к февралю было закончено - после чего новообразованные полчища спешно пришлось расформировывать. Возникает вопрос, отчего понадобилось убивать дух армии, раздробляя и калеча носителей этого духа - старые полки и создавая никому не нужные мертворожденные серии шестисотых и семисотых.
      Фронт растянулся. Требовались новые дивизии. Нельзя ли было их создать без разгрома вооруженной силы? Иными словами, не вырывать кровоточащие куски мяса из живых полковых организмов, убивая тем самым эти живые полки, а отделить безболезненно из состава дивизий четвертые полки со всеми их командами, обозами, управлениями,
      командирами, офицерами, всем сложившимся укладом жизни? Составленные из живых организмов дивизии оказались бы живыми, тогда как сформированные генералом Гурко из груд ампутированных кусков мяса жить не могли и начали разлагаться.
      Немцы уже зимой 1914/15 годов увеличили безболезненно число своих дивизий на треть, перейдя на трехполковой состав{108}. Французы осенью 1916 года последовали их примеру. При переходе на трехполковое положение мы могли бы получить 58 вполне прочных новых дивизий, составленных уже из обстрелянных и спаянных полков, и притом без разжижения кадров, административного хаоса и понижения боеспособности всей армии. Это простое и целесообразное решение напрашивалось само собой. Оно, казалось, могло бы ускользнуть от нестроевого деятеля, незнакомого с природой войск, но никак не от выдающегося строевого и боевого начальника, каким был Василий Иосифович Гурко.
      Рационализм и позитивизм отравил и лучших из военных деятелей той упадочной эпохи. Они предпочитали иметь 4 сборных полка в 3 батальона, чем 3 цельных в 4 батальона, наивно полагая, что если трижды четыре - двенадцать, то и четырежды три должны дать тоже двенадцать. За арифметикой проглядели душу, не учли того, что полк - это вовсе не три или четыре поставленных друг за другом по порядку номеров батальона. Не видели, что полки - хранители главного сокровища армии - ее духа и что, разбивая опрометчиво эти сосуды, они угашают дух. Дивизия же - чисто организационная инстанция. При дроблении старых полков и импровизации новых качество войск резко и бесповоротно снижалось, тогда как при переформировании дивизий из четырехполкового состава в трехполковой дух войск остался бы прежним. В соответственных ведомостях были проставлены соответственные цифры. На бумаге сила Действовавшей армии возросла в полтора раза. На деле - она вдвое уменьшилась.
      Разгрому подверглась и кавалерия. Новые артиллерийские формирования влекли за собой увеличение конского состава Действовавшей армии. Угасавшие железные дороги совершенно не могли справиться с дополнительной доставкой фуража. Решено было пожертвовать конницей для артиллерии. В декабре месяце кавалерийские полки из 6-эскадронного состава были сведены в 4-эскадронные. Спешенные эскадроны, растворившись в толпе необученного пополнения, образовали какие-то, никому не нужные стрелковые кавалерийские полки - по одному на дивизию. Идея этих стрелковых кавалерийских полков принадлежала генералу Алексееву, вряд ли понимавшему кавалерийское дело.
      Одним росчерком пера конница - самый сохранившийся род оружия - теряла треть своего состава. И это в то время, когда все указывало на неизбежность серьезных внутренних потрясений... Этим сохранившимся родом оружия надо было особенно дорожить и в предвидении конца войны, когда офицерский и унтер-офицерский кадр кавалерии мог помочь воссоздать обескровленную пехоту. Ставка ничего этого не хотела сознавать... Особенно настаивал на спешивании 5-х и 6-х эскадронов великий князь Сергей Михайлович, желавший получить поскорее запряжки для формируемых батарей. Его энергично поддерживал генерал Брусилов.
      После того как регулярные кавалерийские полки были сведены из 6-эскадронного состава в 4 эскадрона, хотели было приняться за казаков. Однако в начале февраля нами была перехвачена радиограмма Макензена, поздравлявшего командира конного корпуса графа Шметтова с саморазгромом русской кавалерии. Государь немедленно же повелел прекратить ампутацию - и казачьи полки остались в составе 6 сотен.
      Артиллерийские формирования не могли угнаться за пехотными. Злополучные дивизии 4-й очереди были развернуты совершенно без артиллерии. В дивизиях 3-й очереди - 100-й - 128-й - из отдельных дивизионов постепенно развертывались артиллерийские бригады. Усиленно формировались тяжелые части. Количество тяжелой артиллерии за год удвоилось, составив к весне 1917 года 1819 орудий (389 пушек, 1430 гаубиц), причем лишь 72 орудия были калибром свыше 6 дюймов цифра совершенно ничтожная, если принять во внимание тысячи жерл французской, британской и германской сверхтяжелой артиллерии. Конная артиллерия получила новую пушку облегченного образца.
      По настоянию великого князя Сергея тяжелая артиллерия особого назначения (сокращенно ТАОН) была сведена в отдельный ХЬУТО армейский корпус в составе 4 тяжелых артиллерийских бригад. Эта ТАОН должна была образовать могучий огневой кулак будущего решительного наступления.
      Инженерные войска получили совершенно нецелесообразную организацию. Саперные батальоны были развернуты в тяжеловесные и громоздкие полки.
      Кавалерийские корпуса получили по батальону самокатчиков и по автоброневому дивизиону (8 - 12 машин). Эти последние составились из автоброневых взводов, придававшихся со второй половины 1915 года кавалерийским дивизиям. Развернуты: 17-я кавалерийская дивизия сборного состава, на Кавказском фронте - 3-я, 4-я и 5-я Кубанская и 2-я Туркестанская казачьи. В феврале 1917 года наша конница состояла из 48 конных дивизий, 75 отдельных полков и 5 отдельных дивизионов (корпусная конница) и 274 отдельных конных сотен. Всего 1754 эскадрона и сотен. Дивизии: 1-я - 3-я гвардейская, 1-я 17-я, Кавказская и Сводно-кавалерийская. Кавказская, Туземная, Заамурская и Уссурийская конные и казачьи: 1-я и 3-я - 6-я Донские, 2-я Сводная, 1-я - 5-я Кубанские, 1-я - 3-я Кавказские, 1-я и 2-я Туркестанские, Терская, Уральская, Оренбургская, Сибирская, 1-я и 2-я Забайкальские и Закаспийская.
      В артиллерии были сформированы 7-е батареи артиллерийских бригад - по 4 гаубицы. Было образовано еще два новых корпусных управления ХЫХ на Юго-Западном фронте - в Особой армии и Ь на Западном фронте - в 3-й армии.
      Продолжались национальные формирования. Югославянская дивизия с конца лета дралась в Румынии. На Юго-Западный фронт была отправлена 1-я Чехословацкая бригада, и две другие формировались генералом Ходоровичем{109} в Киевском военном округе. Польский легион подлежал развертыванию в корпус. 8 латышских стрелковых батальонов развернуты в полки. Наконец, на Кавказе делались попытки создания армянских дружин.
      Подводя итог организационным мероприятиям Ставки, можно сказать, что они нисколько не считались ни с боевым опытом, ни с природой войск, ни с требованиями простого здравого смысла.
      Весь ноябрь, как мы знаем, шли жестокие и затяжные бои в 9-й армии на подступах к Дорна-Ватре и Кирлибабе.
      К декабрю центр тяжести и событий переместился из Молдавских Карпат в Валахскую равнину - в собиравшуюся на марше 4-ю армию, выдержавшую жестокую Рождественскую битву на Рымнике.
      На всем остальном фронте от Риги до Дорна-Ватры царила тишина. Войска пополняли убыль от ковельской бойни. В конце октября сильный разлив Стохода повлек катастрофу I Туркестанского корпуса, занимавшего Червищенский плацдарм. Единственный мост у Черевище был снесен наводнением. Болота и топи превратились в моря, в окопах вода стояла выше человеческого роста. Сотая стрелков утонули, тысячи стали жертвой простудных заболеваний, пробыв пять суток в ледяной воде.
      Корпус лишился половины состава и был отведен в резерв. Корпуса Юго-Западного фронта, отправленные в Румынию, в значительной степени были замещены в Галиции и на Волыни войсками Северного и Западного фронтов, как правило, плохо обученными, засидевшимися в окопах и пониженной боеспособности. Сгусток сил переместился с севера Припяти на юг, но он благодаря прорве Румынского фронта получился далеко не столь внушительным, как минувшей весной у генерала Эверта.
      К 15 декабря на Северном фронте находилось 31 пехотная и 8 кавалерийских дивизий (против 16 пехотных и 2 кавалерийских дивизий германцев). На Западном фронте - 471/2 пехотных и 12 кавалерийских дивизий (против 471/2 же австро-германских пехотных и 7 кавалерийских дивизий). На Юго-Западном фронте - 38 пехотных и 7 кавалерийских дивизий (против 41 пехотной и 4 кавалерийских дивизий). На Румынском фронте - 37 пехотных и 8 кавалерийских дивизий (против 30 пехотных и 7 кавалерийских дивизий). Всего нашим - 1531/2 пехотным и 35 конным дивизиям противостояло 1361/2 пехотных и 20 кавалерийских дивизий неприятеля.
      По армиям силы эти распределялись к 15 декабря так:
      Северный фронт: охрана Балтийского побережья - 4 пехотные дивизии и 2 кавалерийские бригады; 12-я армия - 10 пехотных дивизий и 3 пехотные бригады, 1 кавалерийская дивизия и 2 конные бригады; 5-я армия - 7 пехотных и 5 кавалерийских дивизий; 1-я армия - 7 пехотных дивизий; резерв Ставки - 2 пехотные дивизии.
      Западный фронт: 10-я армия - 9 пехотных и I кавалерийская дивизии; 2-я армия - 13 пехотных дивизий, 1 пехотная бригада и 4 кавалерийские дивизии; 3-я армия - 8 пехотных и 4 кавалерийские дивизии; Особая армия - 15 пехотных и 3 кавалерийские дивизии; резерв Ставки - 2 пехотные дивизии.
      Юго-Западный фронт: 11-я армия - 10 пехотных дивизий и 4 кавалерийские дивизии; 7-я армия - 15 пехотных и 2 кавалерийские дивизии; 8-я армия - 9 пехотных и 1 кавалерийская дивизии; резерв Ставки - 2 пехотные дивизии; резерв фронта - 2 пехотные дивизии.
      Румынский фронт: 9-я армия - 13 пехотных и 3 кавалерийские дивизии; 4-я армия - 8 пехотных и 2 кавалерийские дивизии; 6-я армия - 8 пехотных и 3 кавалерийские дивизии; резерв фронта - 10 пехотных дивизий.
      На Западе 180 пехотным и 14 кавалерийским дивизиям союзников противостояло 129 пехотных германских. В Италии 68 итальянских пехотных и 3 кавалерийские дивизии сдерживались без особенного труда 34 пехотными австро-венгерскими. В Македонии 191/2 пехотных и 1 кавалерийская дивизии генерала Саррайля оставались безучастными зрителями румынской катастрофы, имея перед собой 121/2 неприятельских дивизий. В Месопотамии и Палестине 25 британских дивизий опасливо наблюдали 14 турецких дивизий, а на Кавказском фронте 14 русских дивизий расправлялись с 25 турецкими.
      Из 351 пехотной дивизии всей коалиции Центральных держав 1611/2 дивизий 46 процентов всех сил - было схвачено за горло русской армией. Британская империя, Франция, Италия и остальные союзники удерживали другую половину.
      * * *
      В прифронтовой полосе шло формирование и посильное сколачивание полчищ 4-й очереди. В штабах готовились к будущему общему наступлению, относительно которого ничего определенного не было еще известно. Подготовка эта не выходила из рамок обычного французского трафарета: атаки после продолжительной артиллерийской подготовки. Собственным богатейшим опытом мы пренебрегли, не умея его разработать. Откровения искали в чужих и крайне невысоких образцах битвы на Сомме, заменивших шаблоны шампанского наступления.
      Тем более чести было немногим, но сильным умам, шедшим вразрез с твердо укоренившейся рутиной, плывшим против течения, пытавшимся создать свою русскую стратегию Русского театра войны и вывести русское военное искусство из позиционного лабиринта на широкую дорогу маневренного творчества. Методы этой новой стратегии стихийно, но не вполне сознательно, нащупывались весною генералом Брусиловым. Их применил в тактике и блестяще формулировал 15 июля под Кошевом генерал В. Драгомиров. Они заглохли в плевелах рутины, но их вновь пробудили к жизни на противоположном конце огромного фронта.
      Заслуга этого самостоятельного творчества принадлежала командовавшему 12-й армией генералу Радко Дмитриеву. Проработав опыт только что минувшей кампании - кровавый и ценный опыт Нарочи, Луцка и Ковеля, - он, подобно В. М. Драгомирову, пришел к заключению, что шаблонный метод наступления, не дающий внезапности, заранее обречен на неудачу. В. Драгомиров свел затяжную артиллерийскую долбежку на уничтожение к молниеносному, парализующему неприятеля огневому шквалу. Радко Дмитриев пошел еще дальше и решил атаковать без всякой артиллерийской подготовки вообще.
      С большим трудом ему удалось уговорить рутинера Рузского на производство наступления частью 12-й армии по этому новому методу. Генерал Рузский заранее снял с себя всякую ответственность, заявив командовавшему 12-й армией, что вся операция пойдет на личный его риск. Радко Дмитриев решил атаковать рождественскими праздниками для большей неожиданности. Удар должен был нанести центральный VI Сибирский корпус генерала Васильева, усиленный латышами из Бабитского озерного района, в общем направлении на Митаву.
      Темной ночью на 23 декабря, в 20-градусный мороз, сибирские стрелки без выстрела, сняв затворы с винтовок, ринулись на совершенно не ожидавшего их врага. Успех был полный: был смят 60-й армейский корпус VIII германской армии, 106-я германская дивизия была совершенно разгромлена, потеряв свою артиллерию. Трофеями этого наскока было свыше 1000 пленных и 33 орудия (из коих 15 захватил особенно отличившийся 56-й Сибирский стрелковый полк полковника Шрамкова). Немцев переколото было без счета. Взято также 18 минометов и 40 пулеметов.
      В дальнейшем, однако, наступление захлебнулось. Штаб 12-й армии не сумел его организовать. Атаковавшие не имели между собой связи, поддержка запоздала, совершенно не оказалось конницы для немедленного преследования, артиллерия не получила указаний. Победа была разменена на мелочи. 25-го Радко Дмитриев повторил удар безрезультатно, поднажав своим правофланговым ХЫП армейским корпусом генерала Новикова{110}; VI Сибирский корпус имел некоторый успех. 26-го были отражены сильные германские контратаки. На этом и закончилась операция, смело задуманная, но неудачно выполненная{111}.
      Еще в октябре Ставка стала принимать меры к подготовке плана кампании 1917 года и предписала главнокомандовавшим фронтами представить свои соображения. Сам Алексеев (в скором времени заболевший) не имел руководящей идеи и по свойствам своей нерешительной натуры обратился за советом к подчиненным.
      Не успели, однако, русские военачальники сговориться по этому первостепенному и жизненному для русской армии вопросу, как союзники навязали русскому пушечному мясу свой план. На состоявшейся 2-го по 15 ноября междусоюзной конференции в Шантильи (в присутствии русского статиста Жилинского) было постановлено заручиться инициативой военных действий и для этого еще в феврале перейти к активным операциям, нанося неприятелю короткие удары. Никаких стратегических целей эти короткие удары не должны были преследовать, будучи только наступлением ради наступления, предпринятыми для того, чтобы не дать противнику возможности взять инициативу в свои руки.
      Жоффр не желал повторения стратегических неожиданностей вроде февральского удара немцев на Верден, сорвавшего все планы союзников на 1916 год. Операции стратегического характера должны были начаться впоследствии - точных сроков для них не было назначено. Особенное внимание должно было быть уделено Балканам. Предполагалось вывести Болгарию из строя вражеской коалиции и для этих операций привлечь в самой широкой мере русские войска.
      Решение наносить короткие удары было нелепо. Его надо рассматривать как кульминационный пункт снижения военного искусства в Мировую войну. Эти короткие удары грозили зря истощить и обескровить войска, подорвав их силы до начала серьезных операций. При этом было ясно и бесспорно, что из всех союзных армий больше других этими короткими ударами будет измотана русская армия, как хуже всех снабженная техникой. Преподнесенная нам в форме, не допускавшей возражений, указка из Шантильи смутила Ставку и главнокомандующих фронтами. Русские военачальники сознавали ее губительность, но не смели протестовать, питая непреодолимую робость перед всемогущими союзниками. Заместивший Алексеева генерал Гурко не чувствовал себя достаточно авторитетным. Наш же представитель в Шантильи генерал Жилинский просто не понимал смысла тех протоколов, которые ему давали подписывать.
      В течение ноября месяца в Ставку поступили соображения и планы главнокомандовавших фронтами.
      Генерал Рузский предложил в кампанию 1917 года нанести удар германским армиям наступлением на стыке Северного и Западного фронтов в районе Вильно Сморгонь, то есть повторить Нарочскую операцию, столь блестяще уже проведенную однажды.
      Генерал Эверт считал выгоднейшим направлением своего фронта - виленское. Удар он полагал нанести в одном месте - кулаком - на фронте всего 18 верст, имея здесь 23 дивизии. Операция требовала затраты 46 дивизий и дополнительно еще 25. Иными словами, половина российской вооруженной силы направилась бы на участок 18 верст. Февральский срок коротких ударов привел Эверта в знакомое уже нам настроение, и он с места же запрашивал отсрочки на май (чтобы потом добиться новых и в конечном счете не атаковать). Для окончательной характеристики этого удивительного полководца надо отметить его записку, где он высчитал, что для успеха операции надо будет выпустить 814 364 тяжелых снаряда. Ни больше, ни меньше.
      Генерал Брусилов смотрел гораздо шире и дальше своих незадачливых коллег. Он считал, что решения войны надо искать на Балканах и у стен Царьграда. Что касается своего Юго-Западного фронта, то галицийским 11-й и 7-й армиям он назначил разгромить живую силу врага, а карпатским 8-й и 9-й армиям подкрепить этот маневр и содействовать Румынскому фронту.
      Оставайся в Ставке Алексеев, он стал бы искать компромисса между этими тремя планами, соглашаясь по очереди с тем из главнокомандующих, кто в данную минуту беседует с ним по Югу. Но Гурко не был Алексеевым, как Лукомский не был Пустовойтенкой. Новые руководители Ставки доказали, что они способны на самостоятельное стратегическое творчество.
      Ставка выступила со своим собственным планом (составленным генералом Лукомским). Учитывая опыт только что закончившейся кампании, она отказывалась от сколько-нибудь широких операций на Северном, Западном и Юго-Западном фронтах и переносила стратегическое решение на Румынию и Балканы. В первый раз с начала войны стратегия поняла политику. Это было первое осмысленное решение Ставки за тридцать месяцев войны, в продолжение которых она не управляла событиями, а только подчинялась им. Рутина оказалась, однако, сильнее.
      17-го и 18 декабря в Ставке происходило совещание главнокомандующих фронтами. С планом Гурко - Лукомского согласился один Брусилов. Рузский и Эверт категорически воспротивились балканскому направлению, считая, что наш главный враг не Болгария, а Германия. Проиграв по тридцать сражений, эти два военачальника все еще не научились воевать и не доросли до сознания той основной истины, что врага следует бить не в крепкое место, а туда, где он слабее. Оппозиция рутинеров оказалась слишком сильной, и вопрос о главном направлении остался открытым. Генерал Гурко находился в Ставке временно и не мог настоять на принятии своего плана.
      В начале февраля генерал Алексеев, еще не оправившись от болезни, вернулся в Ставку. Ему в помощь был назначен генерал Клембовский (в звании помощника начальника штаба Верховного главнокомандующего). Освободившуюся 11-ю армию получил - по линии старшинства - генерал Баланин, ничем не выдававшийся командир скромного ХХУП армейского корпуса.
      Четкая стратегическая мысль генерала Гурко пугала робкого генерала Алексеева. Эверт и Рузский, мыслившие по общепринятому шаблону и раз навсегда установленному трафарету, были для него ближе и понятнее. План Гурко Лукомского был отвергнут. Вместо него генералом Алексеевым был составлен и Государем утвержден новый, бывший по существу компромиссом представленных в Ставку планов главнокомандующих фронтами. Этот план кампании 1917 года предусматривал главный удар на Юго-Западном фронте и вспомогательные наступления на остальных. На Северном фронте ударной армией назначалась 5-я армия Абрама Драгомирова, доведенная до 14 дивизий, нацеленная от Двинска на Свенцяны.
      На Западном фронте должна была атаковать 10-я армия генерала Горбатовского. Ей указывались целью Вильна - Молодечно, и она доводилась до 28 дивизий, из коих, правда, не все могли считаться полноценными, не имея артиллерии.
      На Юго-Западном фронте вновь туда переданной Особой армии указано было сковать неприятеля. 11-я армия должна была бить на Львов в обход с севера (на Злочев), а 7-я армия - фронтально (на Бржезаны). 8-й армии указывалось содействовать наступлением на Днестре.
      Наравне с Юго-Западным фронтом видную роль должен был играть и Румынский фронт. Генерал Алексеев упорно не желал замечать стратегических выгод Румынского театра и совершенно охладел к своему прошлогоднему плану похода на Балканы. В Румынии просто оказались сосредоточенными 36 пехотных дивизий, и надо было этим войскам дать какое-нибудь применение. Перевозить их обратно было невозможно из-за полной разрухи транспорта в России. 9-й армии указывалось демонстрировать в Карпатах, а 4-я и 6-я армии должны были двусторонним охватом взять в клещи неприятельские армии Макензена в районе Фокшан.
      Румынские армии, полностью реорганизованные французской военной миссией, были доведены до 15 пехотных дивизий очень сильного состава (по 14 - 20 батальонов и 60 орудий). 2-я армия с февраля уже находилась на фронте между нашими 9-й и 4-й у Ойтузского перевала, а 1-я должна была к лету вдвинуться между 4-й и 6-й армиями на Нижнем Серете.
      План кампании на 1917 год не обещал победы. Он предусматривал повторение прошлогодних безнадежных боен на Северном и Западном фронтах. На Юго-Западном и в Румынии мы имели все основания ждать крупных тактических успехов, если и не размеров Луцка и Доброиоуц, то, во всяком случае, размера Брод и Станиславова. Взятие Львова можно было считать обеспеченным. Но все это не могло дать нам победы. Слишком очевидна была разброска сил, допущенная этим безыдейным планом, и слишком велика рутина в тактических методах.
      Злополучный вопрос о февральских коротких ударах отпал сам собой. Английские армии оказались неготовыми до марта, а в марте условия русского фронта исключали сколько-нибудь успешные наступательные операции. Через посредство прибывшего в Россию генерала де Кастельно Алексеев условился с новым французским главнокомандующим генералом Нивеллем о производстве решительных наступлений на Восточном и Западном театрах войны в апреле (до 1 мая нового стиля).
      Государь лично настоял на производстве в начале апреля десантной операции для овладения Царьградом. Руководить ею должен был командовавший Черноморским флотом адмирал Колчак.
      За два года до того - в апреле - мае 1915 года - этот поход на Константинополь дал бы России выигрыш войны и предотвратил бы надвигавшиеся на страну потрясения. Сейчас же все сроки были уже безвозвратно пропущены, и государственное преступление первой Ставки оказалось непоправимым.
      Глава XVI.
      Борьба на Кавказе
      В те дни, когда все внимание России было устремлено на поля Галиции и Польши и когда казалось, что судьбы нашего Отечества решаются на берегах Немана, Вислы и Сана, небольшая горсть русских воинов готовилась к встрече векового врага на далекой закавказской окраине. Выступление Турции на стороне Центральных держав было предрешено еще в первые дни мирового конфликта, когда 22 июля был заключен германо-турецкий оборонительно-наступательный договор. Султан Махмуд V был в ужасе от предстоящей войны (Воевать с Россией! Но ее трупа одного достаточно, чтобы нас сокрушить!).
      Однако старотурки и сам повелитель правоверных ничего уже не значили в Турции 1914 года. Власть султана существовала там лишь номинально, и в стране после переворота 1908 года безраздельно господствовала младотурецкая партия Единство и прогресс, возглавляемая пылким и честолюбивым Энвером - убежденным сторонником германской ориентации. Турецкая армия - единственная политическая сила в стране и опора младотурок - была в руках германских инструкторов во главе с генералом Лиманом фон Сандерсом{112}. Начальником Генерального штаба был полковник Бронсар фон Шеллендорф. К началу конфликта Турция была бесповоротно втянута в орбиту германской политики, и союзный договор 22 июля явился венцом обдуманных и планомерных усилий берлинской дипломатии. Прибытие 28 июля в Золотой Рог Гебена и Бреслау и передача их кайзером Турции было первым результатом столь много обещавшего союза.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52, 53, 54, 55, 56, 57, 58, 59, 60, 61, 62, 63, 64, 65, 66, 67, 68, 69, 70, 71, 72, 73, 74, 75, 76, 77, 78, 79, 80, 81, 82, 83, 84, 85, 86