Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия

ModernLib.Net / Поэзия / Анвари Авхададдин, Асади Абунаср, Аттар Фаридаддин, Балхи Шахид, Дехлеви Амир Хосров, Джами Абдуррахман, Закали Убайд, Ки / Родник жемчужин: Персидско-таджикская классическая поэзия - Чтение (стр. 27)
Авторы: Анвари Авхададдин,
Асади Абунаср,
Аттар Фаридаддин,
Балхи Шахид,
Дехлеви Амир Хосров,
Джами Абдуррахман,
Закали Убайд,
Ки
Жанр: Поэзия

 

 


Тыкву его головы ты проломи кирпичом!

Пусть я – невежда, ты – мудр, мы перед небом равны.

Честный ты, подлый, – слепцу мало заботы о том.

Праведник! Что мне кредит! Только наличность я чту:

Гурия есть у меня, раю подобен мой дом!

Христианин, – даже тот молвил мне как-то: «Хафиз!

Как опостылел мне звон там, под высоким крестом».

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Вероломство осенило каждый дом,

Не осталось больше верности ни в ком.

Пред ничтожеством, – как нищий, распростерт

Человек, богатый сердцем и умом.

Ни на миг не отдыхает от скорбей

Даже тот, кого достойнейшим зовем.

Сладко дышится невежде одному:

За товар его все платят серебром.

Проструятся ли поэтовы стихи

В наше сердце, зажигая радость в нем, –

Здесь поэта, хоть зовись он Санаи[129],

Не одарят и маисовым зерном!

Вот что мудрость говорила мне вчера:

«Нищетой своей прикройся, как плащом!

Будь же радостен и помни, мой Хафиз:

Прежде сгинешь ты, – прославишься потом!»

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Для мира солнцем облик твой – пусть будет!

Прекрасней красоты самой – пусть будет!

О, эти кудри! Крылья птицы счастья!

Здесь преклоненным царь любой – пусть будет!

Душа, не осененная кудрями,

Сплошной кровавою рекой – пусть будет!

Коль стрелы прелести в меня метнешь ты,

Раскрытым сердце пред тобой – пусть будет!

Коль сладкий поцелуй ты мне подаришь,

Душе блаженнейший покой – пусть будет!

Всегда по-новому тебя люблю я,

И жизнь твоя всегда иной – пусть будет!

Тебя душа Хафиза тщетно жаждет!

Всем тщетно жаждущим покой – пусть будет!

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Уйди, недостойный аскет, пустую надежду оставь!

Дышу я надеждой своей, – твоей мне не надо, избавь!

Ты, чашу держащий в руке как некий пурпурный тюльпан,

О кравчий! Что есть у тебя, – на стол, не жалея, поставь!

К безумцам меня сопричти, введи в хороводную цепь!

Ведь лучше хмельной полусон, чем трезвенная полуявь.

Зарекся от трезвости я, навек воздержанье презрел.

О суфий! Беги от меня – иль дух свой смириться заставь!

Душистых волос завитки вплести в свое сердце сумей!

Блажен, кто по морю любви к спасенью пускается вплавь!

Ведь розы не вечно цветут, – во имя аллаха молю:

В те дни, когда розы цветут, – веселье пурпурное славь!

О милая! Юная жизнь, как ветер весенний, быстра:

Пока не промчалась она, к веселью свой парус направь!

В неведенье жил ты, Хафиз, неведеньем ты убелен.

Возвышенной горечью слов смиренное сердце наставь!

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Взгляни: как праздничный стол расхищен девой-судьбой!

По кругу чашу ведет священный серп молодой.

Паломник добрый! стократ тебе воздастся за пост,

Коль ты в трущобу любви вошел смиренной стопой.

Для нас в трущобах любви всегда готов уголок,

А тот, кто их возводил, был движим волей святой.

И пусть свершает намаз под сводом милых бровей,

Кто кровью сердца омыл любовный помысел свой.

Ведь сам имам городской, носящий коврик молитв,

Омыл одежду свою хмельной пурпурной струей.

Но этот шейх-лицемер с презреньем смотрит на тех,

Чья бочка нынче полна, а завтра станет пустой.

Пусть шейх искусно поет, – к Хафизу, друг, приходи!

Его любовным псалмам – и слух и сердце раскрой!

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Где правоверных путь, где нечестивых путь? О, где же?

Где на один вступить, с другого где свернуть? О, где же?

Как сравниваешь ты дом праведных и дом беспутных?

Где лишь в молитвах суть, где только в лютнях суть? О, где же?

Постыла келья мне и лицемерье рясы также.

Где магов тайный храм? Где мне к вину прильнуть? О, где же?

Все вспоминаю дни, когда с тобою был я рядом.

Где ревность, где слова, лукавые чуть-чуть? О, где же?

Ну, где врагам понять всю прелесть этих черт любимой?

Ну, где поймет зарю свечей надгробных муть? О, где же?

Ах, подбородок! Ах, в нем ямочка… О сердце!

Где было бы тебе отрадней отдохнуть? О, где же?

Прах у твоих дверей к глазам своим прижму – о сладость!

Где жить мне без тебя, где свой огонь задуть? О, где же?

Хафиз тебе не даст ни мира, ни услад покоя.

Где он найдет покой, свою утешит грудь? О, где же?

Перевод К.Липскерова
<p>* * * </p>

Страсть бесконечна; страстным дорогам нет пресеченья, нет!

«Души отдайте!» – страстным другого нет назначенья, нет!

Миг зарожденья сладостной страсти – благожеланный миг.

В деле отрадном ждать ли гаданья, предвозвещенья? Нет!

Нас не страши ты разумом властным, нам подливай вина!

К нам не причастен стражи начальник, нам запрещенья нет!

Хочешь ли ведать, кто наш убийца, – черный свой глаз спроси!

Друг! В ночь запрета винных созвездий нет излученья, нет.

Глянуть на лик, схожий с месяцем юным, может лишь чистый

взор.

В ликах других подобного блеска и оболыценья нет.

Благо гулякам! Знаю: в беспутстве благо найдут не все.

Для распознанья тайного клада всем наущенья нет.

Сердце Хафиза в горести страждет: сердце твое – гранит,

Сколько ни плакал, сколько ни звал я, – нет мне прощенья,

нет!

Перевод К.Липскерова
<p>* * * </p>

Коль туда, куда стремлюсь, я направлю полет, –

Так за дело я возьмусь, что тоска запоет!

Сильных мира я бегу, словно зимних ночей,

Жду от солнца одного лучезарных щедрот.

Благородства не ищи у надменных владык:

Прежде чем откроют дверь, жизнь бесследно пройдет.

Пусть же сгинет эта жизнь – умерщвляющий яд!

Славь, певец, другую жизнь – услаждающий сот!

Пожелай, мой соловей, чтоб земля, наконец,

Стала садом, где твой дух к нежной розе придет!

Здесь упорство с торжеством в давней дружбе живет:

Кто упорство впустит в дом – торжество призовет.

Мудрено ли, что всегда беззаботен Хафиз:

Вольный странник на земле не страшится тягот!

Перевод А.Кочеткова
<p>* * * </p>

Кому удел нетлетворный в тлетворных столетьях дан?

Что прочно? – Ладья газелей[130]. Что вечно? – Пьянящий жбан.

Возьми же вина в дорогу, – ведь жизнь не сравнишь ни с чем.

Путь к раю подобен чаще, и мало на нем полян.

Один ли познал я тленность? – Ученый, что знает мир,

Постиг и свое бессилье и знаний вечный изъян.

Взгляни же премудрым оком на бурный, бегущий мир:

Весь мир, все дела мирские, все смуты его – обман.

Достигнуть встречи с тобою мечтала душа моя, –

Но смерть на дорогах жизни – грабитель и злой буян.

Всем ведомо: знак, что роком начертан на смертном лбу,

По смоешь ничем, о смертный, с челом он твоим слиян.

Все зданья падут, разрушась, и травы на них взрастут, –

Лишь зданье любви нетленно, на нем не взрастет бурьяи.

Прохожие люди трезвым не встретят меня вовек!

О вечность! Хмельная чаша! Хафиз этой чашей пьян.

Перевод К.Липскерова
<p>* * * </p>

К этой двери искать не чины и почет я пришел, –

Чтоб убежище здесь мне найти от невзгод, я пришел.

Я к жилищу любви – от черты, где нет жизни, иду,

И в страну бытия, совершив переход, я пришел.

Я твой смуглый увидел пушок, и из райских садов

Мандрагоры потребовать сладостный плод я пришел.

С тем сокровищем разума, что под охраной небес,

К двери шаха просить благодатных щедрот я пришел.

О спасенья корабль! Твоих милостей якорь ищу –

Увязающим в скверне к тебе, мой оплот, я пришел.

Гибнет честь! Изойди же дождем, омывающим грех!

До конца подведя черных дел моих счет, я пришел.

Брось, Хафиз, власяницу свою! Вздохов жарким огнем

Истребить лицемеров неправедный род я пришел.

Перевод В.Гуляева
<p>* * * </p>

Полна тоски, пылает грудь, – но где травы целебный сок?

Бездомно сердце. Помоги его отдать мне, добрый рок,

Тюрчанке самаркандской в дар. Не от нее ли мне принес

«Дух мулиёнского ручья[131] благоуханный ветерок?»

Под быстросменной синевой покоя люди не найдут.

Мне, виночерпий, чашу дай, покой мне дай хоть на часок.

Пришел в тоске я к мудрецу, ему в отчаяньи сказал:

«Какое горе – смутный мир, каких он тягостей клубок!»

Чигильский светоч[132] нужен мне, я в ожидании горю,

Рустама нет, моя ж тоска владыке тюрок невдомек!

«В путях любви покоя нет, его ища, измучишь грудь.

Лекарства сердцу не найти, все травы любящим не впрок».

Не слабый духом человек вступает в сборище гуляк.

Коль ищешь, трепетным не будь, но дай нам мужества урок!

Людей смиренных не найдешь ты в нашем огненном миру.

Весь мир, все души мы должны перекроить в недолгий срок.

Мольба Хафиза одолеть не в силах твой холодный взор,

Хоть пред потоком слез его семь рек великих – ручеек.

Перевод К. Липскерова
<p>* * * </p>

Ступит вновь Юсуф на землю Ханаана[133], – не тужи!

Сень печали сменят розы, тень платана, – не тужи!

Было плохо, станет лучше, – к миру злобы не питай,

Был низвергнут, но дождешься снова сана, – не тужи!

На престол холма восходит с опахалом роз весна, –

Что ж твоя, о пташка ночи, ноет рана? Не тужи!

Друг! Не чудо ли таится за завесой, – каждый миг

Могут радости нахлынуть из тумана, – не тужи!

День иль два путем нежданным шел времен круговорот.

Все не вечно, все добыча урагана, – не тужи!

Коль стопы свои направишь ты к Каабе по пескам

И тебя шипы изранят мугиляна, – не тужи!

Если твой судостроитель – мудрый Ной, не бойся бури.

Хоть струя ветров загробных злобно рьяна, – не тужи!

Если путь опасный долог, будто нет ему конца,

Все ж он кончится на радость каравана, – не тужи!

Все нам свыше назначает снисходительный господь:

Час разлуки, ночь лобзаний, день обмана, – не тужи!

Коль, Хафиз, проводишь время в доме бедном, в тишине,

Постигая всю премудрость аль-корана, – не тужи!

Перевод К.Липскерова

Абдуррахман Джами

Об авторе

Абдуррахман Джами (1414—1492) – последний крупный персидско-таджикский поэт так называемого классического периода, после которого началось раздельное развитие персидской и таджикской литератур. Джами – автор «Семерицы», состоящей из семи поэм-маснави, дивана лирических газелей и большого числа прозаических произведений, как художественных, так и философских.

Газели

Перевод В. Державина

Взгляд мой, видящий мир земной, – от тебя.

Мир цветущий, как сад весной, – от тебя.

Пусть не светит мне серп молодой луны.

Дом мой полон яркой луной – от тебя.

Так ты мечешь аркан, что хотели бы все

Перзнять бросок роковой – от тебя.

Кто увидел тебя, не укроется тот

Ни щитом, ни стеной крепостной – от тебя.

Роза хвасталась: вот, мол, одежда ее.

Но ведь амбровый дух иной – от тебя.

И должна разорваться одежда твоя,

Чтоб упасть, отделиться кабой – от тебя.

Говоришь ты: «Что хочет Джами от меня?»

Я хочу лишь тебя самой – от тебя.

Что видел в мире этот шейх, укрывшись в своем дому,

Отрекшийся от нужд людских, себе лишь нужный самому?

Он сам живую с миром связь, как пуповину, перегрыз,

И словно шелковичный червь, ушел в свой кокон – чужд всему.

Зачем, живой среди живых, бежит он от людских тревог?

От всех избавясь, от себя куда уйти? В какую тьму?

Он в зрелости, исполиеп сил, достойных дел не совершил.

Ты, как неверному, ему не доверяйся потому…

Ведь он верблюжьих бубенцов не слышал средь степных песков.

Ты, внемля проповедь его, не верь и слову одному.

Влюбленный в ложный внешний блеск, он груду раковин

купил.

Бесценный жемчуг свой за них отдав неведомо кому.

Джами, не спрашивай его о чаше истинной любви, –

Из чаши той не довелось и полглотка отпить ему.

<p>* * * </p>

Мне чуждой стала Мадраса, и ханака мне не нужна,

Обителью молитв моих отныне стала майхана.

В круженье зикра голоса дервишей не влекут меня,

Спешу под сень, где пай звучит, где песня пьяная слышна.

Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?

Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.

Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?

Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.

Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал

Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна!

Сожги крыла, как мотылек, пади у пог своей свечи,

Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.

Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!

Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.

<p>* * * </p>

Я пьян – целую ручку чаши или кувшина основанье,

Средь пьяниц – малых и великих – с утра свершая возлиянье.

Мне вместо четок во сто зерен дай леденец – к вину заедку,

И не тащи меня поститься из дома, где весь век – гулянье.

Изумлено любовью нашей, сегодня время позабыло

О мотыльке, свече, о розе и соловье повествованья.

Что мне возобновлять с тобою мое старинное знакомство?

Я для тебя лишен достоинств, чужак исполнен обаянья!

Юродивого дразнят дети, им на потеху он бранится,

Но камни, что в меня бросаешь, не удостою я вниманья.

Тот день, когда тебя служанка причесывала перед свадьбой,

Принес для тысяч душ влюбленных невыносимые терзанья.

Джами, лишь тот любить достоин, кто сердцем мужествен,

как воин.

Так будь же тверд, готов и жизнью пожертвовать без колебанья.

<p>* * * </p>

Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на роьах щек,

Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток.

Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе,

Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток.

У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих,

Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог.

Всюду, где на тропинку сада упала твоя слеза, —

То живая роза раскрылась, то нарцисса влажный цветок.

Словно редкие перлы-слезы для ушных подвесок твоих

На изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок.

Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви,

Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.

<p>* * * </p>

Безумец, сраженный любовью к тебе, таится в руине любой.

Пред яркой свечой лица твоего луна – мотылек ночной.

Все горе Якуба малой равно частице моих скорбей,

Юсуфа цветущая красота ничто пред твоей красотой.

Живое сердце, живая душа не для себя нам даны.

Все, что дано нам, мы тратим в пути к далекой встрече с тобой.

Пусть я коснулся дерзкой рукой родинки черной твоей.

За зернышко бедного муравья грешно растоптать ногой.

И пусть у нас разрушится дом, спасибо свету любви,

Что есть у нас обиталище мук на улице бедствий глухой.

Нет потерявшим сердце свое дороги в твой радостный град;

Темной разлуки нам доля дана да пыль руины пустой.

Выпив глоток из кубка тоски, сознанье Джами потерял;

Горе, коль кравчий ему поднесет полный кубок такой.

Кыт’а

Перевод В. Державина

Я поднял выю помыслов высоких,

Освободившись от ярма стяжанья;

Презрел богатства, власть. Мне светит бедность;

Пред ней, как ночь пред солнцем, тьма стяжанья.

<p>* * * </p>

Джами, ты ворот жизни спас из лапы бытия,

Но не схватил рукой подол того, что алчешь ты.

Погибло шесть десятков лет. Закинь же невод свой,

Чтобы с уловом он пришел всего, что алчешь ты.

<p>* * * </p>

В саду словесном соловей таланта, данного творцом,

В семи двусткшьях создает напев живой, созвучий строй.

В любой газели – «Хафт пайкар»[134] хранителя казны Ганджи,

И сто сокровищ смысла в ней, когда сумеешь ты, открой.

Семь бейтов суть одна газель, а каждый бейт – из двух мисра.

Не возмущайся, что газель зовут «семеркою двойной».

Пусть будет бейтов шесть или пять, по сути это та ж газель.

Ты вглядывайся в грани строк, следи за тайной их игрой.

<p>Из «Книги мудрости Искандера»</p> <p>Начало повествования </p>

Былых времен историки для нас

Об Искендере начали рассказ:

В тот год, как файлакусова[135] страна

Над миром засияла, как весна,

Венчающий невесту счастья свет

Дал сына шаху на закате лет.

Ты скажешь – это с высоты высот

Звездою новой вспыхнул небосвод.

И поколеньям будущим в пример,

Младенцу дали имя – Искендер.

А на восьмом его году отец

На голову надел ему венец,

Назвал его наследником царей,

Под власть его привел богатырей.

Когда же все вельможи той земли

Присягу Искендеру принесли

Служить ему на всем его веку,

Послал он сына к знаний роднику.

И с просьбой царь пред Арасту[136] предстал,

Чтоб муж премудрый сына воспитал.

Ученому сказал: «Ни мгла, ни тьма

Не скроют солнца твоего ума.

Ты звезды отразил, как океан,

Ты знаньем озарил страну Юнан[137].

Ты, мудрый, как гармонию светил,

Мир меж людьми и строй установил.

И тот путями истины идет,

Кто из ключа твоих познаний пьет.

Когда б не ты – от неразумных дел

И от раздоров мир бы потемнел.

Познанья благо в людях неравно,

Природой все не каждому дано.

Пусть к мудрому несведущий придет,

Чтоб научиться двигать жизнь вперед.

По если неуч презрит свет наук,

Ему не даст добра небесный круг.

И если царь не будет мудрецом,

Он родину не озарит венцом.

И если царь в невежестве погряз,

Он – горе для народа и для вас…

Возлюбленный – он у меня один,

Моя надежда, Искендер, мой сын.

Чиста его сознания скрижаль,

Достойна начертания скрижаль.

Пусть учится у вас наследник мой

Быть мудрым в управлении страной.

Пусть так он будет вами обучен,

Чтоб государство возвеличил он,

Чтоб в иачынаньях добрых был счастлив

И к людям всем, к народу справедлив,

Чтоб завершил он замыслы отца,

Утешил обездоленных сердца!»

Услышал Арасту наказ царя

И приступил, усердием горя,

К наставничеству, и своим огнем

Зажег светильник в сердце молодом.

Учил его, как надобно уметь

Все трудности в пути преодолеть.

Талант к познаньям – сокровенный пыл

В душе измлада Искендер таил.

Он сверстников своих опередил, —

Такой в нем был запас духовных сил.

Наука Арасту не зря прошла

И пышно в Искендере расцвела.

Покров с лица природы он сорвал,

Строенья мира тайну он узнал.

Ключ знанья он у Эклидуса[138] взял,

Кругов планетных знаки прочитал.

Стал, наконец, он разумом велик,

Шатры деяний светлые воздвиг.

Расцвел и вырос – мощен и высок –

Принес плоды посаженный росток.

Познал законы он небесных сфер,

Лишь истина была ему пример.

Не обольщался внешним видом он,

Лицом к явлений сути обращен.

И, возмужав душой, он был готов

Писать на свитке мира и веков.

<p>Рассказ о том,</p> <p>как отец Искандера</p> <p>просит Арасту</p> <p>написать для сына</p> <p>книгу заветов</p>

Сын шаха, завершив ученья круг,

Вооружился мощью всех наук.

Но, вечными заботами горя,

В те дни пришла в упадок мощь царя.

Шестисторонний мир тщеты земной

Всех дел и дум царя нарушил строй.

Услышал он призывный барабан

К отходу в даль потусторонних стран.

Шах Файлакус за Арасту послал,

Приветствовал и мудрому сказал:

«О верности и мудрости гора!

Я чувствую, мне уходить пора.

Во мне угасла сила бытия,

Мне плоть не подчиняется моя.

Явись ко мне с твоим учеником,

Тебе не прекословящим ни в чем.

Смерть подступает. Конь мой боевой

На поле жизни никнет головой…»

Лишь Арасту об этом услыхал,

Он с Искендером пред царем предстал.

И пали пред царем они, скорбя,

И этим не унизили себя.

Владыка Искендера увидал

И, увидав, душой возликовал.

Созвал он мудрецов своей земли.

Когда же те с поклонами пришли,

Велел, чтоб испытал ученый круг

Наследника в познании наук.

На все вопросы их ответил он,

И круг ученых был им восхищен:

«Шах! Все, что истиной озарено,

Все твоему наследнику дано!

Да, он всего достиг, чего хотел,

Всей мудростью столетней овладел.

Коль кладезь мудрости такой открыт,

Невежество вселенной не грозит».

Когда услышал это Файлакус,

Подвластным странам, – будь то Рум иль Рус[139],

Он имя Искендера объявил,

Венец и жезл царей ему вручил.

Воздавши благодарность мудрецам,

Мудрейшему сказал: «Возьми калам,

Для сына книгу мудрости живой

Пиши, учи, как управлять страной.

Чтоб направляла все его дела,

Царю путеводителем была.

И что на месте лучше б он сидел,

Чем приступить к свершенью черных дел».

И внял наказу шаха Арасту,

К каламу обратился и листу.

За труд взялся он, именем творца

Довел свой труд великий до конца.

Когда ж замкнул он дверь духовных уст,

Возликовал душою Файлакус,

Живых письмен узор увидел он,

Вздохнул – и погрузился в вечный сон.

Когда царя навек затмился взор,

Как кровью, горем обагрился двор.

Власть с подчиненьем, с милой жизнью смерть

Безжалостная чередует твердь.

О смерть! Ты то в табут кладешь отца,

Растерзывая сыновей сердца,

То, саваном на сыне замени

Парчу и шелк, идешь, отца казня.

Будь счастлив, смертный! С братом по крови

И с другом лишь в согласии живи.

О дальнем и о близком не жалей.

Нет друга ближе совести твоей.

<p>Рассказ о том,</p> <p>как Искандер</p> <p>благодаря своей скромности</p> <p>возвысился над людьми</p> <p>своего времени </p>

Мудрец, кем был прославлен Рум и Рус,

Повествовал, как умер Файлакус,

Как Искендер вступил на трон отца

И светом жизни озарил сердца.

И приближенным он сказал своим:

«Вот о царе ушедшем мы скорбим!

Поистине он нашим был отцом,

А я, ваш брат, не выше вас ни в чем.

О первенстве средь вас не мыслю я.

Пусть ваша воля будет и моя.

И что вам в мире свет – мне тоже свет,

И что для вас во вред – и мне во вред.

И кто из вас хоть ногу занозит,

Заноза эта грудь мою пронзит.

Так изберите из среды своей

Старейшего, всех лучше и мудрей,

Чтоб он народом правил, как отец,

Чтобы отмыл он ржавчину сердец,

Чтоб он людей, средь бедственных дорог,

От холода и зноя уберег,

Чтоб добродетель в мире уберег,

Примером чести поразил порок!»

Когда же Искендер умолк, кругом

Из всех грудей раздался клич, как гром:

«Ты будешь нам главою и вождем!

Ты выше всех нас сердцем и умом!»

И вновь ему присягу принесли

Богатыри и знатные земли.

Шах Искендер ответил им тогда:

«Владейте жизнью долгие года!

Вы подняли меня, как солнце дня,

Вы в пыль, как тень, не бросили меня.

Клянусь по справедливому пути,

По честному пути всю жизнь идти!

Клянусь сердца печальных исцелить!

Несчастных от несчастий защитить!

Ведь если шах людей потопчет в прах,

Душой он жалкий нищий, а не шах.

Коль сердцем шах изменчив, что ни час,

Какая польза от него для вас?

Для блага подданных я жить клянусь!

На страже прав народа быть клянусь!»

И удивлялись все его словам,

Да будет в них пример иным царям.

pr1

Фон Хаммер издал в переводе на немецкий язык стихотворения Фирдоуси, Низами, Анвари, Руми, Сзади, Хафиза, Джами.

pr2

Гете однажды сказал: «Персы из всех своих поэтов, за пять столетий, признали достойными только семерых, – а ведь среди прочих, забракованных ими, многие будут почище меня».

pr3

См.: Ашрафи М.М. Персидско-таджикская поэзия в миниатюрах XIV—XVII вв. Душанбе, 1974; Джами в миниатюрах XVI в., М., 1966; Масленицына С.П. Искусство Ирана (собрание Государственного музея искусств народов Востока. Л., 1975); и др.

pr4

Бертелъс Е.Э. Избранные труды, т. 4. М., 1965, с. 432.

pr5

Белкин Д.И. Концепция Востока в творчестве Пушкина. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук М., 1970, с. 13.

pr6

Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1966. с. 507.

pr7

«Вопросы философии», 1978, № 11, с. 119

pr8

Бертелъс Е.Э. Избранные труды, т. 3, с. 109 – 125.

pr9

Крымский А.Е. Вступительная статья к книге «Персидские лирики». М., 1961, с. XVII

pr10

Стариков А.А. Послесловие к книге Фирдоуси «Шах-наме», т. 1. М., 1957, с. 500

1


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28