Современная электронная библиотека ModernLib.Net

На службе Отечеству

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Алтунин Александр / На службе Отечеству - Чтение (стр. 39)
Автор: Алтунин Александр
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      - Спасибо скажи командиру, - кивнул в мою сторону Пресняков. - Вовремя остановил. Иначе была бы для нас рубашкой сырая земля.
      - Хватит, Игорь Тарасович, в похвалах рассыпаться. Не я, так другой бы до этого дошел. Лучше давайте-ка, товарищи, подумаем, что делать будем, если немцы вновь начнут атаковать.
      Мы начали было перебирать возможные варианты, как вдруг услышали взволнованный голос наблюдателя:
      - Наши переправляются, наши!
      Солдат смотрел на излучину реки и счастливо улыбался. От восточного берега отходил плот, на котором стояло орудие. Рядом бойцы грузили второе. Вот она, долгожданная помощь!
      Однако радость длилась недолго. Со стороны Гурно донесся гул, и почти тут же дугой выкатили десятка два "юнкерсов". Над Лесными Халупами дуга вытянулась в хищный клин, и самолеты ринулись к переправе. Видно было, как в пике они выбросили свой смертоносный груз над Вислой и ее берегами. Поверхность реки осыпало фонтанами воды. Один из них встал у самого плота. Плот накренился набок, и гаубица соскользнула в воду.
      Фашистские стервятники, сомкнув строй, вновь заходили на бомбежку. В этот момент появились наши истребители и кинулись сверху на "юнкерсы". Клин самолетов противника сломался. Гитлеровские бомбардировщики шарахнулись в разные стороны и, сбрасывая куда попало бомбы, начали уходить. Но не тут-то было! Наши летчики сумели поджечь два "юнкерса". Один нашел свой конец у кромки западного берега, другой развалился над самыми немецкими позициями.
      Обрадованный нашим успехом в небе, я перевел взгляд на гладь реки. Но ни парома, ни артиллеристов с саперами не было видно.
      - Вот тебе и подмога, - вздохнул рядом Елагин. - Подгадали, сволочи! Пустили ко дну.
      - Посмотри, что с другими плотами сделали, - протянул я бинокль Ивану Ивановичу. - Левее ракитника смотри.
      Несколько бомб угодило в готовые плоты. Взрывами был на нет среден труд саперов. И теперь они спасали от огня оставшиеся бревна.
      На острове удар фашистских самолетов пришелся по огневой позиции минометной роты. Бомбы разметали кустарник, сорвали маскировку. Пока трудно было сказать, зацепили они кого из минометчиков или нет. Но по тому, как дружно расчеты принялись устранять последствия налета, можно было судить большого урона фашисты не принесли. Находившийся со мной в окопе Пономарев не выдержал:
      - Живы! Молодец Корецкий, сберег людей!
      Я понимал радость ротного командира, его гордость за своих подчиненных, за того же командира 1-го взвода старшего лейтенанта Сергея Корецкого - молодого, но бесстрашного офицера.
      Дело в том, что взвод Корецкого форсировал Вислу утром, когда немцы уже вели ураганный обстрел реки. Во время переправы вражеский снаряд повредил один из плотов. Под тяжестью груза начали разъезжаться бревна, и командир миномета растерялся. Все это видел Корецкий, находившийся на соседнем плоту.
      - Расчет, покинуть плот! - распорядился Корецкий. Старший лейтенант прыгнул в кипящую от разрывов Вислу, подплыл к бойцам:
      - Спокойнее, товарищи. Не дать разойтись бревнам. Беречь миномет и боеприпасы.
      Рвались снаряды, вспарывали воду фашистские мины, но минометчики продолжали плыть к противоположному берегу. Не случайно спустя несколько дней в наградной лист на коммуниста старшего лейтенанта Сергея Ивановича Корецкого лягут слова: "...Во время форсирования Вислы проявил отвагу и мужество. Под ураганным огнем противника сумел сберечь личный состав и материальную часть оружия". Как было не гордиться командиру роты таким подчиненным!
      Не успели отгореть костры в пойме Вислы, как прилетела новая группа фашистских самолетов и начала утюжить нас. Рев сирен, грохот взрывов, ходит ходуном земля, в глазах, ушах, носу - пыль. Дым застлал траншеи, окопы, ходы сообщения. На нашем клочке горит все, что еще не выгорело за день. А самолеты продолжают пикировать, сбрасывать все новые и новые бомбы.
      Першило в горле, гудело в голове, хотелось пить.
      Я приподнялся, выглянул из окопа: земля вместе с обожженным кустарником волнами покатились на меня. Было такое ощущение, что находишься на палубе корабля и тебя качает шторм. Рядом протирал глаза сержант-наблюдатель. Он что-то говорил мне, тряс головой, но я ничего не слышал. Лишь спустя минут десять - пятнадцать стало легче, хотя в ушах продолжало звенеть, а голову словно сжимало обручами.
      - Ну и зверствует, - крутил головой капитан Пресняков. - Еще один такой налет, и можно к праотцам угодить.
      - Это они нам мстят за последнюю контратаку. Насчет же праотцов - до этого не дойдет: солнце заходит. Разве что сейчас вновь полезут. Отправь посыльных в роты с приказом быть готовыми к отражению противника.
      Тем временем угасал день. Тяжелый, кровавый для нас день. Трудно выразить словами, да и вообще вряд ли возможно описать, сколько пришлось вынести и выдержать на этом небольшом плацдарме, потратить моральных и физических сил для его удержания, как и рассказать о совершенных людьми подвигах. Никто не жалел ни крови, ни жизни во имя выполнения задачи.
      В ожидании помощи мы продолжали приводить себя в порядок. Противник не прекращал изнурительного артиллерийско-минометного огня. Снаряды и мины нередко выводили из строя людей.
      Не помню уже, в котором часу вечера возле НП остановились санитары. С носилок донесся стон.
      - Кого несете, ребята? - спросил у бойцов капитан Пресняков.
      - Партийного секретаря, - степенно ответил пожилой.
      - Что?! - невольно вырвалось у меня. - Лейтенанта Малыгина?
      - Его, товарищ капитан. Во время артналета зацепило, и серьезно.
      Выбежав из окопа, остановился у носилок. Плечо и шея парторга батальона были перехвачены бинтами, сквозь которые сочилась кровь. Широкоскулое лицо Малыгина побледнело, нос заострился, на губах свернувшийся черный сгусток.
      - Как же ты не уберегся, Василий Федорович?
      Малыгин приоткрыл веки, отыскал меня глазами, попробовал улыбнуться, но гримаса боли исказила его лицо. Кусая побледневшие губы, Малыгин выдохнул:
      - Это ты, командир? Зацепило некстати.
      Смотрел я на Василия Федоровича, и сердце сжималось. Не хотелось расставаться с этим умным и добрым человеком - человеком большого сердца. Вчера вечером, обходя готовившихся к форсированию реки людей, встретил его у самой кромки воды. Парторг в обычной своей манере, неторопливо, но внятно, разъяснял бойцам, как управляться с лодкой. Увидев меня, выпрямился.
      - Продолжайте, Василий Федорович. Ребята, наверное, из степей?
      - Так точно, товарищ капитан, степняки, из Сальщины. Вижу, с робостью смотрят на плоскодонки. Решил помочь.
      Лейтенант некоторое время разъяснял бойцам вопросы, связанные с предстоящим форсированием, попутно интересовался их настроением. Довольный и возбужденный, разыскал меня. Мы еще раз обговорили расстановку коммунистов по лодкам. Василий Федорович охарактеризовал назначенных на время выполнения задачи парторгов групп, их заместителей.
      - Ну а вам придется с последним эшелоном форсировать, - произнес я.
      - Да что вы, товарищ капитан?! Как же я могу, когда коммунисты будут на плацдарме, здесь оставаться? Прошу вас разрешить пойти мне в первой группе. Здесь и капитан Бухарин управится.
      Лейтенант еще несколько минут вежливо, но' настойчиво доказывал необходимость своего присутствия в первых рядах десанта. И упросил-таки меня.
      Высадившись с группой на остров, Малыгин атаковал боевое охранение противника. В критические минуты отражения одной из контратак противника вышел из строя расчет станкового пулемета. Фашисты приближались. Василий Федорович бросил взгляд вправо, влево. Неподалеку в воронке увидел командира пулеметного взвода, окликнул его. Младший лейтенант обернулся.
      - К пулемету! - показал Малыгин на одиноко стоявший "максим".
      Рядом пробегал старшина 6-й роты. Парторг остановил его:
      - Вторым номером к младшему лейтенанту!
      Офицер и старшина бросились выполнять приказание. Сам Малыгин броском переместился на фланг роты. Бойцы, увидев партийного секретаря, облегченно вздохнули. Командир взвода вышел из строя, и появление Василия Федоровича их, естественно, обрадовало.
      Малыгин проверил диск, саперной лопатой подровнял стол, закрепил сошники "дегтяря", поправил бруствер. Делал все быстро и ловко.
      Сейчас личный пример парторга был лучше любой другой агитации. Замысел противника рассечь оборону роты провалился.
      Долг. Какое емкое это понятие и вообще, и для партийного работника в частности! Для него нет мелочей - все важно, все необходимо, от солдатского быта до того, о чем думает, чем живет боец. Именно так и строил работу с людьми Василий Федорович Малыгин - человек большого жизненного опыта и щедрой души. У него всегда находилось слово для бойца и командира. Одного похвалит, второму подскажет, третьему посочувствует... Смотришь - человек ожил, улыбается и работа у него спорится.
      Василий Федорович обладал особым даром вызывать людей на откровение. Так получилось, что после его прибытия в батальон на второй или третий день в задушевной беседе я выложил ему всю свою короткую жизнь. Не таясь рассказал о себе и он. С этого вечера мы как-то сблизились. И где было особенно трудно, посылал туда Малыгина. Знал: где парторг - там будет порядок.
      Не был исключением и этот трудный день. Парторг батальона находился там, куда направлялось острие фашистских атак, но пули миновали Малыгина. И вот, когда фашисты успокоились, - ранен.
      Жаль было расставаться с Василием Федоровичем, но ничего не поделаешь - война есть война. Я опустился на колено, пожал ослабевшую руку парторга.
      - Быстрее возвращайся. Буду ждать.
      Санитары подняли носилки и понесли лейтенанта Малыгина к переправе. Я смотрел вслед процессии, а в ушах слышался его голос: "Вернусь, обязательно вернусь, командир!"
      К сожалению, наша новая встреча на фронтовых дорогах с ним не состоялась. Больше года Малыгин валялся по госпиталям, врачи латали его истерзанное тело. На госпитальной койке он встретил День Победы. В конце концов его могучий организм победил недуг. Демобилизовавшись из рядов Советской Армии, Василий Федорович Малыгин работал начальником лесопункта на Киевщине, трудился на Черниговщине, в Прикарпатье, в Архангельской области. Спустя двадцать с лишним лет он разыскал меня.
      - Узнаешь, командир? - до боли знакомым голосом, не доходя несколько шагов, заговорил коренастый мужчина с огромной курчавой бородой.
      - Василий Федорович?!
      - Я, Александр Терентьевич, я, командир ты мой.
      Мы обнялись, крепко, по-солдатски, обнялись. Разговорились.
      Со многими ставшими близкими для меня людьми нас разъединила в тот день военная судьба. Осколком снаряда был ранен старшина Александр Петров человек редкого мужества. Он прибыл к нам в марте, имея за плечами солидный стаж подпольной работы в тылу врага. На украинском Полесье диверсионная группа Петрова взрывала эшелоны врага, уничтожала полицаев, громила небольшие вражеские гарнизоны, вела разведывательную работу. Группа подготовила базу для создания крупного партизанского отряда под командованием С. Ф. Маликова.
      С приходом Советской Армии народные мстители влились в ее ряды. Среди них был и Александр Иванович Петров. Опытный, бесстрашный, он быстро выделился из числа младших командиров. Ему все чаще и чаще стали поручать самостоятельные задания. У Владимир -Волынского группа старшины Петрова под самым носом у немцев захватила "языка", за что все участники этой вылазки были отмечены государственными наградами.
      Александр Иванович рвался в бой. Приходилось останавливать, сдерживать бьющую через край кипучую энергию. "Хороший будет из Петрова командир взвода", - как-то сказал о нем начальник штаба полка майор Модин, осторожный в оценке людей человек. Пока же за неимением такой должности сержанта Петрова назначили старшиной роты и повысили в воинском звании. Но хозяйственные хлопоты не умерили пыла Александра Ивановича. И неудивительно, что он оказался в одной из первых групп, форсировавших Вислу.
      Отлично владея пулеметом, заставил замолчать вражескую огневую точку. Кончились патроны - разил наседавших немцев из трофейного автомата, отбивался от гитлеровцев гранатами. Во время последней атаки его ранило.
      Рассказ об этом мужественном человеке не будет полным, если не добавить, что после излечения в госпитале Александр Иванович вернулся на Сандомирский плацдарм и дошел до Праги. Коммунист с сорокового года, Петров после войны работал на одной из шахт Донецкого бассейна, возглавлял партийную организацию. За доблестный труд награжден Почетной грамотой Верховного Совета Украинской ССР, удостоен орденов "Знак Почета", Октябрьской Революции и ряда других наград. Таков он - солдат, шахтер, партийный работник - Александр Иванович Петров, чья жизнь - подвиг.
      Но вернемся к событиям того вечера. Противник, понимая, что мы попытаемся использовать темное время для переброски сил на плацдарм, освещал ракетами остров, водную гладь Вислы, вел интенсивный огонь. Снаряды и мины пролетали над нами и глухо рвались на переправе, выше и ниже по течению реки. Особо беспокойное чувство вызывал стонущий гул шестиствольных минометов.
      Около полуночи прилетел немецкий самолет-разведчик. С правого берега по нему ударили полковые зенитно-пулеметные установки. Линии трассирующих пуль располосовали ночное небо.
      - Эх, не достают! - с сожалением обронил капитан Пресняков. - Вот досада! Он же сейчас, сукин сын, "фонари" будет вешать.
      Словно в ответ на его слова над островом вспыхнул яркий факел, за ним - второй... Спустя несколько минут "фонари" выхватили из темноты зеркало реки. В бледно-голубом свете отчетливо были видны лодки и плоты на Висле. Немцы мгновенно сконцентрировали огонь на участке переправы. Разрывы трудно было заметить, лишь мерцали причудливыми веерами миллионы брызг, указывая места падения снарядов.
      С противоположного берега громыхнули наши батареи. Немецкие артиллеристы перенесли часть огня на них.
      - Началась свистопляска! - прореагировал на разыгравшуюся дуэль Пресняков и зло сплюнул ъ сторону противника. - Как бы не сорвал переправу.
      - Вряд ли ему удастся это. Выдохнется. Однако помешать может, - сказал я.
      Минут сорок бесновались огненные сполохи артиллерийской дуэли. Ни наши, ни немецкие батарейцы не хотели уступать. Но, очевидно донимая бесплодность обстрела вслепую, обе стороны прекратили огонь. В темном небе продолжали догорать "фонари", ракеты выхватывали переливающуюся мутным серебром поверхность реки. И когда в тусклом свете на время появлялись плоты или понтоны, немецкая оборона оживала вновь.
      Переправа продолжалась. Около часу ночи на НП прибыл командир 1-го батальона.
      - Принимай пополнение! - произнес майор. - Мы, грешным делом, думали, что каюк тебе тут. Одна атака, вторая, третья, а потом без перерыва. АН нет, смотрим, огрызаешься, значит, жив!
      - Как видишь, жив!
      Мы обнялись.
      - Там такое творится! - рассказывал он. - Узнали, что вы тут зацепились, - депеша за депешей. Корпусной артиллерийский полк прибыл для поддержки, на подходе огнеметчики. Видел и танки... Постой! - спохватился вдруг комбат. - Я тут твоих старшин с боеприпасами прихватил.
      - Игорь Тарасович, распредели по ротам.
      Довольный Пресняков отправился давать распоряжения, а мы пошли на правый фланг осмотреть участок, который предстояло занять 1-му батальону.
      Не успел я вернуться на НП, как ожил молчавший несколько часов телефон. Сержант Дыжин, взяв трубку, обрадованным голосом закричал в микрофон:
      - Слушаю! Кто? Сержант Дыжин слушает! Передаю. - Дыжин обернулся ко мне: - Товарищ капитан, вас майор Модин.
      - Слушаю, товарищ Второй.
      - Наконец-то! - слышу знакомый глуховатый голос начальника штаба полка. - Как дела-то у тебя там, держишься? Поздравляю!
      - С чем поздравлять-то?
      - Как с чем? С успехом! Сидишь там, наверное, чаи гоняешь! И не знаешь, какая о тебе тут слава пошла.
      - Не до чаев тут.
      - Шучу, шучу. Представляю, какого навара пришлось хлебнуть...
      Начал было докладывать начальнику штаба об обстановке, но Николай Сергеевич перебил меня:
      - После. Я вот по какому поводу, сейчас к тебе придет представитель от Березы, помоги ему там расположиться.
      Меня вызвал командир полка. Идти было недалеко. Майор Павлюк с ячейкой управления, оставшимися разведчиками и автоматчиками перебрался в расположение батальона.
      Валентин Евстафьевич выслушал доклад о последних событиях в батальоне, пригласил меня сесть.
      - Я тут набросал кое-что, - развернул он карту. - Но тебе там виднее. Модин звонил?
      - Так точно.
      - Значит, знаешь, что к нам не только артиллеристы, но и танкисты пожалуют. Нужно продумать, где и как их лучше разместить. С рассветом плацдарм будем расширять.
      В углу блиндажа заверещал телефон. После разговора по телефону комполка объяснил:
      - Штаб дивизии интересуется реляциями по награждению. Смотри, никого там не забудь. Все достойны. Представляй людей к высоким. Начальство обещает не поскупиться.
      - Понял вас.
      - Раз понял, тогда действуй, Алтунин, действуй.
      С Валентином Евстафьевичем выбрали места для основных и запасных позиций приданной и полковой артиллерии, танков. У командира полка огневые средства усиления уже были отмечены на карте. Советуясь со мной, он уточнял свои наметки, соображения, расчеты по предстоящему бою за расширение плацдарма. Павлюка беспокоила каждая деталь в организации системы огня. Когда я стал ему докладывать соображения по использованию минометчиков, майор оживился:
      - Ну, ну, говоришь, огнем полковой минбатареи и батальонной минометной роты можно прикрыть непростреливаемые лощины? Так это же здорово! То, что нам нужно!
      - Но ведь у нас полковая артбатарея и дивизион артполка будет, товарищ майор!
      - Их еще нужно переправить сюда. Это дело не простое. Сколько тебе удалось перетащить орудий? Всего два? То-то же! Так это сорокапятки. Павлюк помолчал. - Отряди несколько человек для встречи подразделений, которые будут прибывать с восточного берега.
      Павлюк помолчал, затем раздумчиво произнес:
      - На берегу у нас есть люди, но их мало. Не забудь проинструктировать ребят. Ни минуты не задерживаться! В помощь возьми несколько разведчиков. Они тут уже округу облазили, знают, вероятно, все тропки.
      На этом наша встреча закончилась. Поспешил к себе на НП.
      Напряжение постепенно спадало. На смену ему приходила усталость: руки и ноги наливались свинцом, слипались веки. Первый раз с позавчерашнего вечера вспомнил о еде.
      * * *
      На плацдарме на какое-то время установилось затишье. Даже всплеска ракет не было видно. Прислушался. Снизу и сверху по реке доносились глухие раскаты, переходящие временами в гул, - соседи подошли к Висле. Радостно дрогнуло сердце, огляделся. Собравшиеся было тучи рассеялись. Все окрестности окутались голубоватой дымкой - и кусты, и деревья, и постройки Лесных Халуп, и остров, омываемый Вислой. Долго смотрел на высыпавшие звезды.
      - Товарищ капитан! - послышался голос ординарца. - Чай готов, и консервы открыл.
      - Неси сюда. Прихвати плащ-палатку. Зови капитана Преснякова с лейтенантом Елагиным. Тут перекусим.
      До меня донеслись голоса начальника штаба и заместителя по политической части. Разговор шел о размещении прибывшей на плацдарм роты.
      - Взвод оставим в резерве, два других разместим на стыке рот, сузив фронт их обороны. Людей негусто осталось, особенно у Ковалева. Так и доложим командиру.
      На разостланной плащ-палатке сели перекусить. Не заметили, как начало сереть небо. Над землей, над которой сутки с небольшими перерывами в грохоте снарядов, завывании мин, свисте пуль витала тень смерти, таинственно перешептывались листья осип, свежесть утра смывала устоявшийся запах гари.
      Мы пили чай неторопливо, разговаривали. Вспоминали последние атаки. Немало в них было неожиданного, горького и даже смешного. Трудно было всему дать оценку. Для этого нужно время. Но времени пока не было. Над нами вставал новый, по-солдатски трудный день. И никто не знал, каким он будет для каждого. Но мы радовались ему. Радовались тому, что удалось до него дожить, тому, что не уступили врагу плацдарм, боеприпасам, о которых не раз вспоминали вчера, подкреплению, прибывшему на наш обильно политый кровью клочок земли.
      Пролетел немецкий разведчик. Из траншей запоздало брызнули в его сторону пулеметные очереди.
      - В белый свет как в копеечку, - обронил кто-то из штабной охраны. Мазилы!
      - Сейчас наведет штурмовиков, - кивнул вслед удаляющемуся самолету адъютант старшин батальона. - Надо предупредить роты, да и соседей. Светает.
      Капитана Преснякова прервал выбежавший из укрытия телефонист:
      - Товарищ капитан, Знамя! Боевое Знамя полка на плацдарме!
      - Да ну!
      - Так точно! Только что сообщили с полкового НП! - В голосе сержанта-телефониста сквозила радость, глаза, покрасневшие от напряжения и недосыпания, горели огнем.
      Подтянулась, заулыбалась доброй весточке стоявшая неподалеку охрана.
      - Это же здорово, товарищи! - ликовал Иван Иванович Елагин. - Полковая святыня здесь, на плацдарме! У каждого из нас связаны с ним вера в победу, крепость духа, стойкость. Нужно немедленно довести ото до всех бойцов и командиров.
      О боевой святыне полка в этот день пришлось еще не раз услышать из уст бойцов, командиров, политработников, партийных активистов. В словах людей слышны были нотки гордости, уверенности в нашей победе. После отражения одной из атак младший сержант Иван Лунев говорил товарищам: "Я так понимаю сегодняшнюю ситуацию. Раз полковое Боевое Знамя с нами, значит, мы на плацдарме не временные".
      Правильное приняли решение Валентин Евстафьевич Павлюк и Николай Афанасьевич Кулябин, распорядились Боевое Знамя полка переправить на плацдарм. В трудные дни боев оно согревало наши сердца, придавало силы, вселяло уверенность в успех.
      Плацдарм
      Советская Военная Энциклопедия слово "плацдарм" определяет как участок местности, захваченный наступающими войсками в ходе форсирования водной преграды или удерживаемый ими при отходе на противоположный берег... В зависимости от положения плацдармы могут иметь тактическое или оперативное значение. Мы еще не знали, какое будет иметь значение наш в три с небольшим глубиной и до четырех километров шириной клочок земли. Справа и слева от нас берег реки находился в руках противника. Правда, сплошного фронта обороны фашисты не имели. В основном свои усилия они сосредоточили на прикрытии населенных пунктов, выгодных в тактическом отношении высот и мест, наиболее удобных для форсирования. Однако, судя по вчерашнему широкому фронту огня артиллерийских и минометных батарей, враг держал под обстрелом большой участок. Прошедший бой позволил сделать еще один немаловажный вывод: гитлеровское командование имело в своем распоряжении резервы. Контратаки врага с каждым разом становились все ожесточеннее.
      Район обороны батальона - в основном ровный участок местности, вытянутый в сторону Лесных Халуп, - простреливался насквозь ружейно-пулеметным огнем.
      - Ну и язык, - сказал по поводу нашего расположения прибывший на НП батальона начальник штаба полка майор Модин. Николай Сергеевич прибыл уточнить район обороны батальона. - За что вы тут только зацепились?
      - Как за что? - пожал плечами капитан Пресняков. - За его же вот эти окопы с ходами сообщения. Ну и кое-что сами смогли сделать, приспосабливая воронки от снарядов и бомб да складки местности.
      - В перерывах между атаками, - подчеркнул я.
      - Да-а, - покачал головой Николай Сергеевич, - на виду у немцев.
      - А что поделаешь? - продолжил Пресняков. - Приходится приспосабливаться. Так сказать, сглаживать углы несовместимости. Терпеть до времени им - нас, нам - их. Правда, весь вчерашний день крепко бесились фрицы. Мы как могли огрызались, давали сдачи. - Капитан Пресняков помолчал, бросил взгляд на правый фланг: - А теперь, боюсь, будет нам досаждать вон та высотка.
      Речь шла о высоте 131,4. Хотя и небольшая по размерам, однако она господствовала над окружающей местностью. С нее хорошо просматривался наш передний край, особенно подходы к Лесным Халупам. Недаром немцы в первый же день десанта начали спешно возводить по ее гребню и скатам инженерные сооружения. Мы пробовали домешать им ружейно-пулеметным и снайперским огнем, но он был малоэффективен, к тому же враг ответил минометным и артиллерийским. Да и, откровенно сказать, вчера нам было не до высоты. Еле успевали сдерживать натиск врага со стороны Лесных Халуп.
      Опасность со стороны этой зловредной высотки подстерегала нас впереди. Предстояло расширять плацдарм. К утру 31 июля форсировали Вислу подразделения 828-го и 862-го стрелковых полков. Красовцы разместились на правом фланге, полк майора Кожевникова - на левом. Если же выражаться точнее, основная масса личного состава укрылась в траншее, ходах сообщения, окопах, занятых нашим батальоном в ходе вчерашних боев. Штабы батальонов, минометные роты, тыловые подразделения расположились по всему плацдарму. Естественно, такая скученность войск на небольшом пятачке была чревата последствиями: район обороны, как уже отмечалось, насквозь простреливался огнем. Нужно было захватить Лесные Халупы, которые давали возможность противнику скрытно сосредоточивать имеющиеся силы и огневые средства, маневрировать ими по фронту и в глубину.
      Путь к населенному пункту лежал через ровный участок местности. Всего двести пятьдесят - триста метров! Но их нужно было преодолеть под фланговым огнем с высоты 131,4. Это-то и имел в виду адъютант старший батальона, обращая на нее внимание майора Модина.
      - Та-ак, - протянул Николай Сергеевич, - значит, нужно сковырнуть прежде всего этот чирей.
      Взяв у меня бинокль, Модин минут пять рассматривал высоту, морщил лоб, вздыхал, наконец оторвал бинокль от глаз:
      - На высоту пойдут батальоны Красовского. Им сподручнее - рядом. Они начнут. Немцы увязнут, а тогда уж двинете и вы. Так и доложу командиру полка. Пусть связывается с комдивом и решает эту проблему.
      Пока с начальником штаба полка обговаривали нюансы предстоящей атаки, не дремал и противник. Со стороны Гурно послышался идущий сверху гул. Нарастая, он заполнял округу, проникал в траншеи, окопы, блиндажи, заставлял бойцов и командиров отрываться от насущных дел и шарить по западной стороне небосвода глазами.
      - Вот они! Идут, идут, стервятники!
      Голоса находящихся рядом ротных пулеметчиков потонули в приближающемся реве авиационных двигателей. Модин бросил взгляд на фашистские самолеты:
      - "Гости" жалуют.
      - Да, непрошеные. Угостить бы их как следует.
      - Пока, к сожалению, особенно нечем. - Майор помолчал, тяжело вздохнул и продолжил: - Ну я пошел к себе, комбат.
      Пригибаясь в траншее, Николай Сергеевич двинулся на НП полка. Я продолжал следить за фашистскими самолетами. "Может, пролетят?" - пробую успокоить себя. Но - нет! Над Лесными Халупами они начали разворачиваться для атаки.
      Вскоре первая волна стала стремительно приближаться. Навстречу ей лихорадочно, бегло и звонко по всему плацдарму рассыпались выстрелы. Несколько секунд спустя, тяжким воем прорезав трескотню выстрелов, разорвались первые бомбы. Дрогнула и колыхнулась земля. Волны сжатого воздуха, осколки пронеслись над нами.
      - Двухсотками садят, гады! - сквозь зубы процедил Пресняков.
      - Не меньше.
      Мои слова утонули в новой серии взрывов. Бомбы падали, казалось, без перерыва. Все вокруг сотрясалось, стонало, ухало. Неприятный озноб охватил меня. Нет, о себе я не думал. За вчерашний день свыкся с мыслью, что осколки и пули меня минуют. Но вот выдержат ли люди в этом сущем аду грохота и свиста металла? Не сдадут ли у кого нервы? Мысленно пробегаю по лицам офицеров, старшин, сержантов, солдат. Почти с каждым из них за прошедшие сутки встречался и чуть ли не каждого видел в трудные моменты бешеных фашистских атак. "Старички" не подведут. Но вот новенькие...
      Очевидно, не один я думал об этом. В углу блиндажа зашевелился комсорг батальона лейтенант Володя Баранов. Он стал что-то говорить Ивану Ивановичу. Елагин взглядом указал на меня.
      - Разрешите, товарищ капитан, пойти к прибывшим сегодня на плацдарм ребятам? - обратился Баранов ко мне. - Как бы не оробели!
      - Нет. Видишь, что делается? Не успеешь нос высунуть, напорешься на осколок, а то и под бомбу угодишь.
      Но он продолжал просительно смотреть на меня. В этот момент в разрывах бомб возникла пауза. Я согласился.
      - Слушаюсь! - вскинул руку к головному убору Баранов и, схватив автомат, бросился к выходу.
      Почти одновременно в ходе сообщения появился солдат. Без пилотки, гимнастерка и брюки в земле и глине. Вероятно, пока бежал, не один раз пришлось спасаться от бомб. Боец тяжело дышал. На побледневшем лице тревога.
      - Из новеньких? - не удержался от вопроса Пресняков. Солдат кивнул и, выплюнув сгусток грязи, отыскал глазами меня:
      - Товарищ капитан, командир роты старший лейтенант Ковалев передает: в Лесных Халупах замечено скопление противника.
      Я перевел взгляд на командира отделения связи. Старшина Иванов в свой черед вопрошающе посмотрел на телефониста, крутившего с ожесточением ручку индуктора. "Резеда", как слышишь меня? "Резеда"!" - повторял солдат. Однако трубка молчала.
      - Не слышит он нас, - внес ясность старшина. - Порыв. Проверь связь с другими абонентами.
      Голос его заглох в режущем слух нарастающем свисте и чьем-то надрывном крике "Ложись!". По привычке пригнулись, нас качнуло, раздался страшный грохот. Но еще за какую-то долю секунды до него в лицо и уши ударило чем-то раскаленным, резкая, нещадная боль прошла но всему телу, из глаз брызнули радужные искры, стало тяжело дышать. Тряхнул головой и открыл глаза. Лопнувшая в нескольких местах земля блиндажа медленно плыла к ногам. Повернулся к Преснякову. Капитан хватал открытым ртом воздух, ощупывая рукой затылок. Позвал Игоря Тарасовича, он не откликнулся, дотронулся до его плеча, но и тогда он не отреагировал. И только когда взял его за руку, Пресняков ошалевшими глазами взглянул на меня, вымученно улыбнулся, зашевелил побелевшими губами.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46, 47, 48, 49, 50, 51, 52