- Ну вот, - сказал Глэкен, засунув руки в карманы, - вернулись наши странники. Что вы с собой привезли?
      Билл залез в мешок, вытащил несколько ржавых кусочков металла причудливой формы и высыпал их на мраморный кофейный столик.
      - Вот все, что мне удалось найти.
      Глэкен сгреб кусочки, внимательно осмотрел и кивнул.
      - Поразительно. Это и в самом деле остатки меча. Но каким образом?..
      - Ник мне помог. Без него я бы ничего не сделал. Но хватит ли их?..
      - Вполне. Нам нужен лишь образец металла. - Он обернулся к Джеку: - А как ваши успехи на Мауи?
      Джек бросил на стол тяжелое, причудливой формы ожерелье. Оно скользнуло по столу, остановившись напротив Глэкена.
      - Надеюсь, ожерелье вам тоже нужно только в качестве образца.
      Глэкен взял его, но даже не стал осматривать. Казалось, едва дотронувшись до него, он уже знал, что это то самое ожерелье.
      - Отлично. Очень хорошо. А второе где?
      - Вот со вторым проблемы, - сказал Джек, опустив глаза, - я не смог его добыть.
      Кэрол увидела, как сильно побледнел Глэкен. Он сел - очень осторожно.
      - Не смог добыть?
      Джек вкратце рассказал о том, что случилось на Мауи.
      - Меня одурачили, - произнес он, закончив рассказ. - Калабати показалась мне не такой, как прежде. Я думал, она изменилась. И ошибся. Чудовищно ошибся. Но ведь это не страшно, да? У вас есть все, чтобы сделать свое, дел о, ведь так? Я имею в виду: у вас есть мальчик, обломки старого меча и одно ожерелье. Ведь этого достаточно, правда?
      Глэкен какое-то время сидел абсолютно неподвижно, потом покачал головой, медленно, с выражением боли на лице.
      - Нет, Джек, мне очень хотелось бы, чтобы это было так, но, к сожалению, нужны оба ожерелья.
      Джек вскочил и принялся расхаживать по комнате. За последние дни Кэрол узнала о нем кое-что и от Глэкена, например, что он зарабатывает на жизнь, оказывая услуги несправедливо обиженным людям. Этот человек, как показалось Кэрол, видимо, не привык проигрывать, и сейчас его мучило сознание поражения.
      - Я не знаю, где она сейчас. Она сбежала, исчезла. Она может находиться где угодно.
      - Не переживай, Джек, - сказал Глэкен, - ты сделал все что мог.
      - Но я не довел дело до конца!
      - Вряд ли кто-то другой добыл бы даже одно ожерелье.
      - Все это, конечно, прекрасно, но ведь вы говорите, что одним ожерельем не обойтись, значит - вся поездка оказалась пустой тратой времени. Так же как и поездка Билла. А не возьми я с собой Ба, останься он дома... - Джек умолк с мукой в глазах, оглядел всех, кто был в комнате, и лишь через несколько секунд заговорил снова: - Я прохлопал это дело, разве нет? И теперь мы в безвыходном положении. Я всех вас подвел. Я очень виноват.
      Он повернулся и пошел к двери. Кэрол искала слова, способные унять его боль, облегчить этот тяжкий груз, но прежде чем она успела окликнуть его, Сильвия схватила его за руку, когда он проходил мимо. Джек остановился и пристально посмотрел на нее. Сильвия поднялась, не говоря ни слова, и обняла его.
      На какое-то мгновение Джек растерялся, пришел в замешательство, а потом тоже обнял ее и закрыл глаза. Ему было очень больно.
      Билл поднялся со своего места, вслед за ним встала Кэрол.
      - Все нормально, Джек, - сказал Билл. - Правда. Мы знаем - ты сделал все, что мог. И если не выполнил этой задачи, значит, она вообще невыполнима. Мы верим в это. И будь что будет. Сделаем то, что в наших силах.
      Он подошел к Джеку, протянул ему руку.
      Джек высвободился из объятий Сильвии, пожал руку Биллу, потом обнял Кэрол. Глэкен тоже протянул ему руку.
      Чувствуя, что комок подступает к горлу, что голос вот-вот дрогнет, Джек шагнул назад, посмотрел на людей, обступивших его полукругом.
      - Вы - люди... вы - люди. Откуда вы все пришли? И почему раньше не повстречались мне в жизни?
      Голос его осекся, он отвернулся и пошел из комнаты. После его ухода все еще какое-то время молча смотрели друг на друга.
      - Значит, никакой надежды? - спросила Кэрол.
      Глэкен с тяжелым вздохом покачал головой. В его потухшем взгляде можно было прочесть разочарование.
      - Если она и существует, - ответил Глэкен, - я все равно не знаю, где ее искать.
      - Вот как? - сказала Кэрол. - Значит, мы проиграли? И что нам теперь делать?
      - То же, что делали всегда, - ответил Билл. - Мы не сдадимся. И будем держаться с достоинством.
      Кэрол посмотрела на него: он стоял, выпрямившись во весь свой внушительный рост, с вызывающим видом. Из его рассказов она знала, что пришлось ему пережить за последние пять лет, и если все это не сломило его, то вряд ли он сдастся. Горячая волна захлестнула ее, и она поняла вдруг, что любит Билла Райана.
      Казалось, Глэкен тоже черпает у него силы.
      - Конечно, вы правы. Мы можем заставить Расалома прийти за нами, вместо того чтобы самим броситься к нему и сдаться на его милость. Это тоже будет своего рода победой. - Он дотронулся локтем до Сильвии: - Миссис Нэш, если позволите, я покажу вам апартаменты, которые приготовил для вас.
      Когда они ушли, Билл повернулся к Нику:
      - Хочешь, я отведу тебя в твою комнату, дружище?
      Ник смотрел, не отрываясь, на пламя в камине. К удивлению Кэрол, он ответил:
      - Я хочу смотреть на огонь. Хочу увидеть, куда денется пепел.
      Кэрол бросила быстрый взгляд на камин, собираясь мгновенно отвернуться, если кожа Расалома все еще там. Но ее там не было - по крайней мере, Кэрол ее не увидела. Остались только горящие поленья.
      - Пепел выйдет через трубу и улетучится вместе с дымом, Ник, произнесла Кэрол.
      - Не весь. Вон часть его - на окне.
      Кэрол обернулась и только сейчас заметила, что к оконному стеклу прилип пепел. Она ахнула и схватила Билла за руку, обнаружив, что пепел налип на стекло, образовав на нем серый узор - силуэт обезглавленного человека, распластанного на стекле, подсвечиваемого неярким предзакатным светом.
      Билл торопливо подошел к стене и нажал кнопку. Шторы опустились на окна.
      - Пожалуй, я лучше провожу тебя в комнату.
      - Я не могу туда возвращаться. - От одной мысли о кучке грязи на ковре - напоминании о том, что он собирался сделать, - ей стало дурно.
      - Прости, - сказал он. - Я как-то не подумал об этом.
      Кэрол посмотрела на Билла. Она не знала, как это можно сказать по-другому, поэтому сказала напрямик:
      - Могу я остаться с тобой?
      Он посмотрел на нее, помедлив, потом протянул руки, привлек ее к себе и поцеловал.
      - Я каждый день хотел этого, - сказал он, вздохнув. - Мечтал об этом годами. Десятилетиями. Мне кажется, я всегда этого хотел.
      Она заглянула в его синие глаза:
      - Нам уже пора, правда?
      Он кивнул:
      - Да. Думаю, нам уже давно пора.
      Он взял ее за руку и повел к себе в комнату.
      Радио, ФМ-диапазон:
      (Тишина в эфире.)
      За всю свою жизнь Кэрол занималась любовью только с двумя мужчинами своими мужьями. Но ни один из них не был таким нервным, как Билл. У него дрожали руки, когда он расстегивал и помогал снимать ей одежду, когда ласкал ее.
      - Я девственник, - говорил он, когда они лежали обнаженные, прижавшись друг к другу. Голос его тоже дрожал. - Я прожил полвека и до сих пор оставался девственником.
      - Зато я не девственница, - сказала Кэрол и помогла ему войти в себя.
      Его страсть полностью компенсировала недостаток опыта. Кровать буквально стонала от их любовных упражнений. Это было как в горячке, неистово, и для Кэрол чересчур быстро. Но, несмотря на это, у нее перехватило дыхание, как и у Билла. Она прижимала его к себе все крепче, наслаждаясь тем, что он в ней, теплый и мокрый.
      Потом она услышала, как он тихо плачет, положив голову ей на плечо.
      - Билл? Что с тобой? Все в порядке?
      - Нет. То есть да. Я не знаю. Просто я... подумал... об утерянном времени. Это так прекрасно. Никогда в жизни я не испытывал такой близости. Мне уже пятьдесят, Кэрол. Можно по пальцам сосчитать дни, отведенные нам, а я только сейчас понял это. Столько лет потеряно! Вся моя жизнь прожита напрасно! Какой же я идиот!
      - Не говори так, Билл! Чтобы я никогда больше не слышала этих слов! Она разделяла его горькое чувство, но одновременно сердилась на него. - Ты прожил жизнь не зря. Может быть, ты верил не в то, во что надо, но поступал всегда по справедливости. Всю жизнь ты был отцом для сотен потерянных и брошенных детишек, первым и, возможно, лучшим из отцов, которого они когда-либо знали. Ты не мог бы всего этого делать, если бы имел жену и собственных детей. Не смог бы посвящать несчастным малышам все двадцать четыре часа в сутки. Так что время это вовсе не было потерянным. Ты изменил кое-что в этой жизни. Очень сильно изменил. На свете живет много мужчин, которые помнят тебя, у которых ты в сердце. Уверена, они хорошо обращаются со своими детьми, потому что в свое время ты хорошо обращался с ними, потому что подал им пример. Это наследство, Билл, которое передавалось бы из поколения в поколение, если бы не Раса-лом, замысливший покончить со всеми поколениями сразу. Так что не смей говорить, что ты зря прожил жизнь - по крайней мере, при мне.
      Выждав долгую паузу, Билл приподнял голову и поцеловал ее.
      - Я люблю тебя, - сказал он. - Я любил тебя со щенячьим восторгом еще в школе, а потом зарыл это чувство, словно щенок свою кость в дальнем углу двора. Но оно никогда не проходило. Думаю, я всегда любил тебя.
      - А я думаю, что какая-то часть меня всегда тебя немножко любила. А теперь я люблю тебя вся - и очень сильно.
      - Как хорошо! Значит, мы снова это сделаем. Скоро.
      - Скоро - это когда?
      - Давай сейчас.
      И тут она почувствовала, что он снова стал твердым внутри нее.
      - О, мой милый!
      3. Последнее действие
      Из передачи радио ФМ-диапазона:
      "Джо: Сейчас четыре часа дня. До захода солнца осталось десять минут.
      Фредди: Да. И если кривая Сапира вычерчена верно, то это наш предпоследний закат. Будем надеяться, что Сапир ошибся".
      Глэкен разместил Сильвию и ее сына в приготовленных для них комнатах и возвращался к себе, когда Джулио - маленького роста мускулистый мужчина, владелец того самого бара, в котором, в компании Джека, Глэкен впервые принял пинту "Храбрости", - подбежал к нему в коридоре.
      - Мистер Глэкен! Там внизу какая-то женщина спрашивает Джека!
      - А что ей нужно? Надеюсь, вы впустили ее? - К тому времени уже стемнело. Улицы стали смертельно опасны.
      - Да, но я оставил с ней в вестибюле человека. Дело в том, что я не могу отыскать Джека, а она просто с ума сходит от желания его увидеть.
      - Не та ли это женщина, которую он отправил в укрытие?
      - Джия? Исключено. Джию я знаю. Эта дама - темнокожая. Говорит, что ее зовут Калабоди или что-то в этом роде.
      Глэкен прикрыл глаза и заставил себя спокойно подумать, не послышалась ли ему последняя фраза. Неужели это так? Неужели это действительно она? Или Расалом снова решил поиграть с ними?
      Ну что же, очень скоро он об этом узнает.
      - Проводите ее наверх. Немедленно.
      Чуть позже, когда Глэкен стоял, ожидая, у дверей своей квартиры, Джулио вышел из лифта с тоненькой смуглокожей, черноволосой женщиной. Одежда ее была изодрана, руки и лицо перепачканы грязью, в широко раскрытых темных глазах, миндалевидных, чуть диких, читалась невероятная усталость. Глэкен представлял ее себе совсем другой, но подумал, что это дают о себе знать годы, скрытые под гладкой кожей.
      Он не мог оторвать глаз от ожерелья у нее на шее. Он еще не знал, что будет делать, но был уверен, что не позволит ей уйти отсюда с этим ожерельем.
      - Миссис Бхакти?
      Она кивнула.
      - А вы тот человек, о котором мне рассказывал Джек, тот самый старик?
      "Тот самый старик". Он едва скрыл улыбку. Так вот, значит, как они обо мне говорят? Ну что же - это правда, разве нет? Это даже больше, чем они думают, соответствует действительности.
      - Да, наверное, это я. Называйте меня Глэкен. Проходите.
      Он кивком поблагодарил Джулио и провел Калабати в свою комнату. Переступая порог, она споткнулась и чуть не упала, но Глэкен подхватил ее под руку.
      - С вами все в порядке?
      Она покачала головой:
      - Нет. Не совсем.
      Он подвел ее к дивану. Калабати бессильно опустилась на него. Потом потерла рукой глаза и вздохнула. Она выглядела совершенно измученной.
      - Джек рассказал мне, что происходит с нашим миром, - сказала она. - Я думала, он лжет, хочет перехитрить меня. Не верила, что все так плохо. Она помолчала и посмотрела на Глэкена затравленными глазами. - Но на самом деле все еще хуже, намного хуже.
      Глэкен кивнул, внимательно рассматривая ее. Судя по всему, она пережила тяжелое потрясение.
      - Но самое худшее еще впереди.
      Она изумленно посмотрела на него:
      - Самое худшее? Там, снаружи... через квартал отсюда... что-то огромное, черное, склизкое, настолько большое, что едва протискивается между домами. Оно все покрыто щупальцами. Оно дотягивается до окон и вытаскивает оттуда все, что может найти на ощупь. Я слышала крики, плач детей. А тех, кто переживет все это, ожидает долгая, беспросветная ночь.
      Калабати перевела взгляд на огонь в камине и взялась рукой за ожерелье.
      - Джек привез ожерелье?
      - Да.
      - Его вам достаточно?
      - Нет.
      - Значит, вам все-таки нужно мое?
      - Да.
      - И это что-нибудь изменит?
      - Может быть. А может быть, уже слишком поздно. И все-таки это единственный шанс, единственная надежда. И мы должны испробовать этот шанс.
      Она продолжала смотреть на огонь. Голос ее был едва слышен.
      - Хорошо. Тогда возьмите его.
      Волна облегчения пробежала по телу Глэкена. Это было настолько ощутимо, что ему пришлось присесть на диван. Но прежде, чем он успел что-либо сказать, в комнату ворвался Джек.
      - Ах, это ты! - воскликнул он, глядя на Калабати сверкающими глазами. - И ты еще осмелилась появиться здесь?
      - Джек... - Ее губы чуть дрогнули, но прежде, чем из них появилась улыбка, Джек подбежал к ней.
      - Ты мне лгала. Обещала полететь сюда и поговорить с Глэкеном, а потом взяла и исчезла.
      Глэкен хотел было остановить Джека, прежде чем тот наговорит грубостей, но потом заметил, что Калабати ничуть не напугана этой вспышкой гнева, и успокоился.
      - Да, это правда, - сказала она. - И я действительно здесь. И поговорила с Глэкеном.
      Джек все еще стоял перед ней, но она чувствовала, как его гнев проходит.
      - Да. Но ты сказала...
      - Я вовсе не обещала вернуться вместе с тобой. Я только сказала, что полечу. И сделала это, но на своих собственных условиях, а не на твоих. Я никогда не была чьей-либо пленницей. Никогда.
      - Но как тебе удалось вернуться?
      - Неужели ты всерьез считаешь, что только тебе под силу найти пилота, который согласился бы полететь сюда с Мауи?
      Джек засунул руки в карманы.
      - Видимо, нет.
      Глэкен наблюдал, как пристально смотрят друг на друга Джек и Калабати. И, видимо, неспроста, что-то было большее между ними, чем обмен взглядами. И Глэкен решил воспользоваться паузой.
      - Джек, - сказал он, - миссис Бхакти согласилась отдать нам свое ожерелье.
      - Но оно уже у нас. Вы ведь говорили, что его недостаточно.
      - Нет, - возразил Глэкен мягко, - она согласилась отдать то, что носит сама.
      Глаза Джека подозрительно сощурились.
      - И что же она требует взамен?
      - Ничего, - сказала Калабати глухим, полным страдания голосом. - Ты не преувеличивал. Я убедилась в этом, когда добиралась сюда с Мауи. Все идет прахом. Это уже не тот мир, в котором мне хотелось бы жить. Если я оставлю ожерелье себе, то буду жить дальше, - хотя и не уверена в этом. Но даже трудно себе представить, какая это будет ужасная жизнь. Поэтому я решила отдать ожерелье тому, кто сможет извлечь из него больше пользы, чем я, и закончить свою жизнь, как всегда, на собственных условиях.
      - Благотворительность - не в твоем духе, Бати, - сказал Джек. - Ты чего-то недоговариваешь?
      - Прошу тебя, Джек, - вмешался Глэкен, задетый неутихающей враждебностью молодого человека. - Она согласилась отдать ожерелье, остальное вообще не имеет никакого значения...
      - Я всегда говорил тебе все напрямик, Бати, - сказал Джек и повернулся к Глэкену: - И она это знает. Она знает и ничего другого и не ждет от меня. - Он снова повернулся к Калабати: - Что кроется за всем этим?
      Она поднялась с дивана, подошла к окну. Какое-то время смотрела в темноту, в которой скрывались чудовища.
      - Карма, - произнесла наконец Калабати. - То, что там происходит, опасно для Колеса Кармы.
      Она обернулась к Джеку, словно Глэкена здесь вообще не было. И Глэкен это почувствовал.
      - Ты знаешь о пятнах на моей карме, Джек. Кусум тоже зависел от этих пятен. Бремя кармы давило на него и привело к смерти от твоих рук. Я долгое время избегала смерти, потому что боялась, что возмездие кармы настигнет меня в следующей жизни. Но теперь... теперь... я боюсь остаться в живых еще больше, чем умереть. - Она снова дотронулась до ожерелья. - И возможно... отдав его, я помогу Великому Колесу продолжить свое вращение... возможно, эта смерть предотвратит многие другие смерти. И мой поступок очистит мою карму от пятен.
      Джек с пониманием кивнул. Глэкену показалось, что он тоже все понимает: Калабати сейчас совершает сделку со своими богами - в обмен на ожерелье ее освобождают от бремени кармы. "А существует ли вообще Колесо Кармы?" - подумал Глэкен. За долгие годы ему ни разу не пришлось убедиться в этом. Но он не собирался ничего говорить, опасаясь, как бы Калабати не передумала отдать ожерелье.
      Но в этот момент она расстегнула ожерелье, сняла и протянула Джеку.
      - Вот оно, - сказала она охрипшим голосом, со сверкающими глазами. Вот то, что ты хотел от меня получить.
      С этими словами она повернулась и пошла к двери. Джек какое-то мгновение смотрел на ожерелье, потом ринулся за ней:
      - Бати, подожди! Куда ты?
      - На улицу. Там все быстро закончится.
      Глэкен тоже бросился к ней. Опередив Джека, он настиг Калабати у двери и схватил за руку.
      - Нет, - сказал он. - Я не могу допустить, чтобы вы погибли вот так. Это не должно случиться на улице. В одиночестве.
      В глазах ее стоял страх, страх перед тем, что ожидает внизу.
      - Все люди умирают в одиночку, - сказала она. - А я привыкла быть одна.
      - Я тоже. Но я научился набираться сил, общаясь с друзьями. Позвольте годам сделать свое дело. Это лучше, гораздо лучше, чем то, что произойдет с вами снаружи.
      - Я останусь с тобой, Бати. До самого конца.
      - Нет! - Она повысила голос. - Не хочу, чтобы ты видел меня. Ни ты, ни кто-либо вообще.
      "Гордая женщина, - подумал Глэкен. - И с самомнением. Но она может себе это позволить".
      Он выпустил ее запястье и взял ее за кисть. Кисть была холодная, влажная, дрожащая.
      - Я знаю подходящее место, где вы сможете остаться одна. Никто вас там не найдет. Пойдемте.
      Он уже собирался вывести Калабати из комнаты, но Джек остановил их:
      - Подождите!
      Впервые за все время их знакомства Глэкен заметил, что Джеку не по себе. Куда подевалась кошачья грация? Казалось, он не может подобрать нужных слов.
      - Джек, прошу тебя, - сказала Калабати, отвернувшись. - У меня совсем мало времени.
      - Я знаю. Знаю. Я только хотел сказать, как плохо думал о тебе последние два года. Но то, на что ты решилась сейчас, требует мужества. Даже я спасовал бы на твоем месте. Думаю, ты самая храбрая женщина из всех, кого я знал. - Он взял ее руку и приложил к губам. - Я... мы все в долгу перед тобой. И никогда тебя не забудем.
      Калабати кивнула. "Я знаю, ты больше не любишь меня, но спасибо на добром слове".
      Она подошла к нему, поцеловала в щеку:
      - Прощай, Джек.
      - Да, - сказал Джек упавшим голосом. - Прощай.
      Глэкен провел Калабати вниз, в бывшую комнату Кэрол. Теперь Кэрол не в силах была в нее войти. Глэкен подвел ее к кровати и не стал включать свет.
      - Здесь спокойно. Тихо и темно. Никто не потревожит вас.
      Он услышал скрип пружин, когда Калабати присела на кровать.
      - Вы побудете со мной? - спросила она.
      - А я думал...
      - Это я из-за Джека. С ним я не чувствовала бы себя свободно. Но вы другое дело. Ваш возраст намного больше моего. Думаю, вы меня понимаете.
      Глэкен подвинул к кровати кресло.
      - Понимаю.
      Он сейчас думал то же самое, что и Джек: какая это храбрая женщина. Он снова взял ее за руку - как там, наверху.
      - Поговорите со мной, - предложил он ей. - Расскажите об Индии вашего детства, - о храмах, о ракшасах. Расскажите про годы, которые прожили, не нося ожерелья.
      - Мне кажется, я вообще не была молодой - так мало я помню о своей молодости.
      Глэкен вздохнул:
      - Я знаю. Но расскажите то, что сохранилось, а потом я расскажу то немногое, что запомнил.
      И Калабати рассказала ему о времени, когда она была маленькой девочкой, о своих родителях, о том страхе, который испытывала перед демонами-людоедами, бродившими в туннеле под Храмом на Холмах. Голос ее становился все более хриплым, а воздух в комнате - влажным и кисловатым, по мере того как жизненные соки покидали тело. Ей стоило огромных усилий продолжать рассказ.
      - Я так устала, - произнесла она, задыхаясь.
      - Ложитесь, - посоветовал Глэкен.
      Он помог ей лечь и сквозь одежду почувствовал, что тело ее высохло и отчетливо проступил скелет.
      - Я замерзла, - сказала она.
      Он накрыл ее одеялом.
      - Мне так страшно. Не оставляйте меня, пожалуйста.
      Он снова взял ее за руку.
      - Я не оставлю вас.
      - До тех пор, пока все не кончится. Вы обещаете мне?
      - Обещаю.
      Она больше ничего не сказала. Спустя какое-то время ее дыхание стало частым, прерывистым. Костлявые пальцы в предсмертной судороге сжали руку Глэкена...
      А потом разжались.
      И стало совсем тихо.
      Калабати умерла.
      Глэкен высвободил свою руку и вышел в прихожую. Там, на полу, рядом с дверью, сидел, скрестив ноги, Джек. Он поднял глаза на Глэкена:
      - Она?..
      Глэкен кивнул, и Джек опустил голову.
      - Сложите оба ожерелья, обломки меча и будьте готовы отправиться в путь на рассвете.
      Джек кивнул, все еще глядя в пол.
      - Куда?
      - Позже я скажу. Я должен побыть с ней еще немного.
      Джек снова вскинул голову и вопросительно посмотрел на Глэкена.
      - Я обещал остаться с ней до конца.
      Из спальни тянуло сладковатым запахом гнили.
      Глэкен опустился в кресло и взял руку Калабати в свою. Она была холодная и сухая, как чешуя. Глэкен сжимал ее до тех пор, пока она не рассыпалась в пыль между пальцами. А когда небо стало светлеть, он опустил занавески, прикрыл дверь и запер квартиру.
      Четверг
      Дом в конце дороги
      Монро, Лонг-Айленд
      - Вы уверены, что он дал вам именно эти координаты?
      Джек остановил старый "мерседес" Глэкена посреди дороги и вглядывался в полумрак вокруг них. Билл Райан сидел около него с двумя автоматами на коленях. Оба ожерелья и осколки меча лежали рядом в резной деревянной шкатулке. Билл сверялся с торопливо написанной запиской, зажатой в руке.
      - Все точно, - сказал он.
      Джек предпочел бы, чтобы в этой поездке его сопровождал Ба, но он не осмелился просить его оставить Сильвию и мальчика. Однако Билл сегодня выглядел не таким, как обычно. Вокруг него распространялась какая-то особая атмосфера умиротворенности, в которой и Джек чувствовал себя на удивление уютно.
      - Вы ведь выросли в Монро, да?
      - Да, но сюда мне ни разу не приходилось забираться. Я вообще не подозревал о существовании такого места. Мы едем в никуда.
      "В никуда. Очень точно сказано", - подумал Джек.
      Они находились на северо-восточной окраине Монро, на залитой грязью дороге, посреди обширных топей. Слева, под низко нависшим, свинцово-серым, облачным небом простиралась гавань Монро - спокойная, безмолвная, недвижимая. Где-то далеко впереди находился залив Лонг-Айленд. Здесь все словно застыло: не было ни насекомого, ни птицы, ни даже ветерка, способного всколыхнуть тростник и высокую траву вдоль дороги. Да и сами они походили на неподвижные фигуры на пейзаже, изображающем болото.
      Единственное, что нарушало монотонность пейзажа, был частокол вдоль дороги с восточной стороны, а вдалеке, ближе к воде, нечто похожее на чрезмерно большой деревянный сортир.
      - Должно быть, это там, - сказал Билл.
      - Не может быть.
      - А что, тебе попадалось здесь что-нибудь другое? Мы должны были доехать по этой дороге до самого конца, где стоит дом. Вот это место. Наверняка здесь.
      У Джека оставались сомнения на этот счет, но он погнал "мерседес" вперед.
      - А мне все-таки кажется, что мы где-то неправильно повернули.
      Когда они приблизились к хибаре, Джек заметил на заднем дворе дома дым.
      - Кто бы там ни был, но огонь горит.
      - Надеюсь, печи он кладет лучше, чем строит дома, - сказал Билл.
      - Да уж. У него, должно быть, мозги сильно набекрень, поэтому и дом набекрень.
      Ни одна деталь дома не была расположена под прямым углом. Все одноэтажное сооружение было скособочено влево, опираясь на облупленную цистерну, труба накренилась вправо, а антенна наверху, в свою очередь, тоже была, скошена влево.
      Но это, видимо, было как раз то, что они искали, - дом в конце дороги. Возле дома стояла старая "торино". Если не считать огня где-то за домом, место выглядело глухим и заброшенным.
      - Знаешь, - сказал Билл, когда они подъехали ближе, - это не просто огонь. Может, я ошибаюсь, но мне кажется, что там кузница и в ней работа идет вовсю.
      Въехав в небольшой посыпанный гравием дворик, Джек заметил, что все москитные сетки на окнах изодраны, а стекла выбиты, так же как и в других домах, мимо которых им пришлось проезжать.
      - Что-то все это выглядит не очень здорово.
      Билл пожал плечами:
      - Огонь у них горит, а Глэкен говорил, что...
      - Да, Глэкен говорил.
      Джек поставил машину и, выходя, захватил с собой деревянную шкатулку. Справа он рассмотрел что-то вроде огорода, на котором, правда, ничего не росло. Прежде чем они подошли к крыльцу, наружная дверь открылась, и седовласый пожилой человек стал разглядывать их через остатки москитной сетки.
      - Наверное, немало времени потратили, чтобы добраться сюда?
      Седые волосы торчали в разные стороны. Он нуждался в бритье так же сильно, как его заляпанная пятнами рубашка - в стирке, а по совести говоря, ее лучше было бы выбросить, заменив на новую.
      - Вы ждали нас? - спросил Джек. Как это может быть? Телефоны вот уже несколько дней не работают.
      - Да, ждал. Металл привезли?
      Билл посмотрел в записку, зажатую в руке.
      - Сначала мы хотим узнать: это вы Джордж Хаскинс?
      - Конечно!
      - Можно войти в дом?
      - Вряд ли им это понравится. Знаете ли...
      Джек услышал какой-то невнятный лепет за дверью. Хаскинс посмотрел вниз и заговорил с кем-то, глядя в пол:
      - Хорошо, хорошо: - Затем снова взглянул на Джека и просунул руку в щель: - Им не терпится приступить к делу. Давайте металл.
      Джек отдал ему шкатулку. Хаскинс втащил ее за дверь и отдал кому-то, стоящему у его ног.
      - Вот! Ну что, довольны теперь? Теперь вы, может быть, заткнетесь и оставите меня в покое? Отлично! - Он снова посмотрел на Джека: - Я тут с ними извелся, пока они дожидались этой штуки.
      - Кто?
      - Мои жильцы. Мне тут по ночам ползком приходилось спасаться. Они не пускали сюда мошкару. Если бы не...
      Снова лепетание.
      - Понятно, понятно. Они говорят, чтобы вы снова пришли около четырех. Если они как следует возьмутся за дело, то к этому времени должны управиться.
      Не в силах побороть любопытство, Джек взошел на крыльцо и через щель заглянул в дом. Он увидел около дюжины суетливых фигурок, похожих на гномов, не более полутора футов ростом, и как будто поросших шерстью.
      - Что это за...
      Хаскинс встал так, чтобы Джек ничего не видел.
      - В четыре часа. Они сделают то, что вам нужно.
      - Кто "они"? - Джек вспомнил, что Глэкен упоминал каких-то "малышей".
      - Мои жильцы. Они провели со мной почти двадцать пять лет и не могли дождаться этого дня. "Когда наступит час, мир позовет нас", - так они говорили. Судя по последним дням, такое время наступило. Так что поезжайте, а потом возвращайтесь сюда. Они не терпят, чтобы кто-то околачивался поблизости, пока идет работа. До скорой встречи.
      Он закрыл дверь.
      - В четыре часа, - повторил Билл, когда они шли к машине, и посмотрел на часы. - Сейчас чуть больше десяти. В четыре уже стемнеет.
      Джек сел за руль, от напряжения у него сосало под ложечкой. Билл занял место справа от него. Согласно кривой Сапира, сегодняшний рассвет последний. После четырех часов и сорока двух минут светлого времени солнце последний раз зайдет в 3.01 дня. И больше день не наступит. Навсегда воцарится ночь.
      И не будет никакой пощады от "мошкары", как Хаскинс называет эти чудовища.
      - А как мы будем возвращаться, черт возьми? - спросил Билл.
      Джек завел мотор.
      - На машине. А как же еще?
      Он развернулся и снова вырулил на дорогу, прикидывая, как бы убить время. Возвращаться в город нет никакого смысла. Может быть, они найдут себе какое-нибудь занятие в Монро.
      - Что особенного в этом городке? - задумчиво спросил Джек.
      - Поселке, - уточнил Билл. - Жители Северного побережья обычно называют место, где живут, "поселком".
      - Ну хорошо. Поселок. Но что в нем особенного? Куда ни повернешь, все время всплывает это название. Вы из Монро, Кэрол из Монро, доктор, миссис Нэш и ее сын - тоже из Монро. И вот опять мы здесь, везем какой-то непонятный металлический лом в дом, полный поросших шерстью карликов. Почему нас все время заносит в Монро?