Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Хроники противоположной Земли (№5) - Убийца Гора

ModernLib.Net / Фэнтези / Норман Джон / Убийца Гора - Чтение (стр. 8)
Автор: Норман Джон
Жанр: Фэнтези
Серия: Хроники противоположной Земли

 

 


— Неплохая мысль, — согласился я.

Она окинула меня хмурым взглядом.

— И все равно мои узлы гораздо аккуратнее твоих, — заявила она.

— Ты просто вредина упрямая, — рассмеялся я и поднял её на руки.

— Ничего подобного, — вырываясь, воскликнула она. — Это так и есть.

Я поцеловал её.

— Да, твои узлы действительно лучше моих!

Она недоверчиво посмотрела на меня и, несколько смягчившись, улыбнулась.

— Но вот это твое пощелкивание пальцами было совершенно излишним, — снова внезапно разозлившись, заметила она. — Я имею в виду кормление из твоих рук.

— Зато какое впечатление это произвело на Хо-Ту!

— Кажется, да, — согласилась Элизабет.

— Не кажется, а точно! — подтвердил я.

— Все равно, — заявила Элизабет, — только попробуй выкинуть что-нибудь подобное, когда мы одни! Я тебя всего искусаю!

— Обязательно попробую, — пообещал я, и она тут же накинулась на меня. — Кажется, тебе и эту ночь придется провести связанной, — сказал я.

— Ты не посмеешь! — воскликнула она и принялась лягать меня ногой, один раз довольно серьезно задев меня по колену.

Я сжал ей руки и отступил назад, уворачиваясь от её пинков. Она сопротивлялась вовсю, стараясь вырваться и достать меня своими кулачками. Я только посмеивался. Хотя, честно говоря, колено болело.

— Успокойся, рабыня! — властным голосом бросил я ей.

Она постепенно утихомирилась, хотя все ещё продолжала сердито сопеть. Я начал развязывать у неё на левом плече удерживающий тунику узел.

— Кстати, ты знаешь, который уже час? — спросила она.

— Нет, — ответил я.

— Вот, — наставительно заметила она. — А если бы ты прислушивался к сигналам гонга, ты бы знал.

— Ну, так сколько же сейчас времени? — поинтересовался я.

— Восемь ударов большого гонга уже давно прозвучали, — сообщила она.

— Ну и что?

— А то, что я ничего не ела со вчерашнего утра, а если не вернусь в комнату для женского обслуживающего персонала до сигнала малого гонга, следующего после восьми ударов в большой гонг, то я пропущу ещё и завтрак. Я ведь не могу просто отправиться на кухню, как ты, и потребовать себе пяток яиц!

— В этом и состоит мой метод приучения тебя к послушанию, — рассмеялся я.

Она вырвалась из моих рук и снова накинула узел, поддерживающий тунику, на плечо.

— Мое обучение может подождать, пока я позавтракаю, — сказала Элизабет.

— Мне кажется, ты просто на меня обиделась.

Она улыбнулась.

— После завтрака наше приучение к повиновению пойдет полным ходом!

С этими словами она повернулась и выскользнула в коридор.

Я сбросил шкуры с ложа любви на пол и улегся.

Разбудило меня легкое потряхивание Элизабет, вернувшейся после завтрака повеселевшей и оживленной.

— Ожидание пошло на пользу? — поинтересовалась она.

— Мне кажется, ты слишком долго завтракала, — заметил я.

— Овсянка из корыта для животных была сегодня особенно хороша, — ответила Элизабет. — Никак не могла оторваться.

Я закрыл дверь и запер её на засов.

— У меня, кажется, начинают появляться какие-то проблемы, — сказала она.

Я вопросительно посмотрел на нее.

— Я пыталась выяснить, но так и не смогла узнать, когда начнется мое обучение.

— Вот как, — глубокомысленно заметил я.

— Вместе со мной, кажется, будут и другие девушки.

— Вероятно, — сказал я. — Зачем им тратить столько времени понапрасну, обучая каждую из вас в отдельности.

Мне подумалось, что это вряд ли будут те девушки, которых я видел ночью. Очевидно, пока они не начнут говорить по-гориански, их не будут подвергать дополнительному обучению. Насколько я знал, земных девушек обычно распродают как самых диких варваров по очень низким ценам. С другой стороны, могло случиться и так, что доставленные прошлой ночью девушки или хотя бы часть из них будут проходить курс обучения вместе с Элизабет, одновременно с местными нравами изучая и язык. Тот факт, что тренировка Элизабет не началась немедленно, наводил на предположения, что именно так с ними и решено поступить.

— Сегодня вечером, — продолжала Элизабет, — после шестнадцати ударов большого гонга мне нужно явиться к кузнецу.

— Кажется, маленькой тачакской рабыне снова придется носить в носу кольцо.

— Оно тебе нравилось? — поинтересовалась Элизабет.

— Очень, — признался я.

— Впоследствии я тоже его полюбила, — сказала она.

— На этот раз вставить кольцо не будет так болезненно.

— Да, я тоже так думаю, — она опустилась на пол так же просто и естественно, как истинная горианка. — Что ты узнал нового о доме Кернуса сегодня ночью?

— Обязательно сейчас тебе расскажу, — сказал я, усаживаясь рядом с ней.

— Сама-то я узнала не так уж много. Сидела тут, понимаешь, на одном месте как привязанная.

— Очень точное сравнение, — подметил я — Зато я узнал столько, что хватит для нас обоих.

И я подробно рассказал Элизабет все, что мне довелось увидеть в доме и в горах. Она была чрезвычайно заинтригована, хотя временами на её лице отражался испуг, когда я поведал о том, что здесь называли «зверем», или глубокая печаль, когда я упомянул о доставленных с Земли девушках, которых, вероятно, дом Кернуса выставит на продажу.

— И что мы будем делать дальше? — спросила она.

— Прежде всего следует собрать как можно больше сведений о доме Кернуса, — ответил я. — Ты хорошо знаешь его внутреннее расположение?

— Некоторые части дома мне известны довольно хорошо. А кроме того, я смогла бы получить у Капруса глиняный пропуск для посещения большего количества помещений в доме.

— Но здесь есть, наверное, и запретные территории?

— Да, — ответила она.

— Очевидно, придется заняться самостоятельными исследованиями.

— Прежде всего разузнай, в какие части дома ты можешь свободно заходить. Думаю, ты сможешь беспрепятственно посещать множество мест, запретных для меня. С другой стороны, передо мной открыты помещения, проникнуть в которые тебе не удастся. Контора Капруса, например. Хо-Ту, я уверена, будет только рад показать тебе дом. Таким образом, ты не только познакомишься с расположением комнат в доме, но и узнаешь, вход в какие из них для тебя запрещен.

Некоторое время я размышлял над её предложением.

— Да, план хорош, — признал я. — Он прост и, вероятно, вполне осуществим.

— После хорошего завтрака я становлюсь очень сообразительной, — призналась Элизабет.

— Это верно, хотя и до завтрака отсутствием сообразительности ты не страдала, — заметил я.

— Но после завтрака — совсем другое дело, — улыбнулась Элизабет. — В такое время я становлюсь просто гениальной.

— Сейчас как раз настало это самое «после завтрака».

— Ну, значит, тебе самое время оценить всю мою гениальность, — сказала она, положив руку мне на плечо.

— А вот я, между прочим, как раз ещё не завтракал.

— Ну вот, — она обиженно надула губы.

— Покажи мне, где обедают свободные слуги в этом доме.

— Это единственное, о чем ты все время думаешь, — заметила она.

— Я думаю не только об этом.

— Да, это верно, — признала она.


Элизабет привела меня в комнату, примыкающую к кухням. Здесь мы застали несколько охранников, двух булочников, оружейных дел мастера и писца. Столики были небольшими. Я занял один из них, и Элизабет опустилась на колени слева от меня. Она подняла голову и к чему-то принюхалась. Следуя её примеру, я тоже потянул носом. Мы изумленно переглянулись.

К столику подошла обслуживающая рабыня в белой тунике и покрытом белой эмалью ошейнике и опустилась передо мной на колени.

— Чем это пахнет? — спросил я.

— Это черное вино с Тентисских гор, — ответила она.

Мне приходилось слышать о черном вине, но не доводилось его пробовать. Оно довольно распространено в Тентисе, но я не знал, что его употребляют в других городах.

— Принеси два бокала, — приказал я.

— Два? — спросила девушка.

— Рабыня, — кивнул я на Элизабет, — попробует его первой.

— Конечно, хозяин, — ответила девушка.

— Поджарь хлеба, — продолжал я, — и принеси меду, несколько яиц вулоса, кусок жареного мяса боска и тарианских фруктов.

Девушка послушно кивнула, грациозно поднялась на ноги, сделала два-три шага назад, склонив голову в поклоне, и, повернувшись, быстро отправилась на кухню.

— Я слышал, — сказал я Элизабет, — что черное вино употребляют горячим.

— Невероятно! — улыбнулась она.

Вскоре у нас на столе уже стояли два бокала с кружащимися над ними тонкими струйками пара.

Я долго приглядывался к темной дымящейся жидкости, вдыхая её неповторимый аромат. Элизабет, стоя на коленях, также, насколько позволяла её поза, старалась сунуть нос в бокал. Наконец, убедившись, что за нами никто не наблюдает, я протянул один из толстостенных бокалов ей, мы тихонько чокнулись их гранеными краями и поднесли вино к губам.

Оно оказалось чрезвычайно крепким, насыщенным приправами, но ошибиться было невозможно — это был кофе.

Я поделился завтраком с Элизабет, сообщившей, что он понравился ей гораздо больше, чем овсянка, которую ей пришлось есть прямо из корыта в комнате для женской прислуги.

— Завидую я вам, свободным людям, — призналась Элизабет. — В следующий раз ты будешь рабом, а я убийцей.

— На самом деле все это очень странно, — заметил я, занятый собственными мыслями. — Тентис не торгует зернами для черного вина. Я как-то слышал, что чашка этого напитка в Аре несколько лет назад стоила почти целую серебряную монету. Но даже в самом Тентисе черное вино употребляется только в домах представителей высших каст.

— Может, зерна доставлены с Земли?

— Первоначально зерна действительно были завезены на Гор с Земли, — сказал я. — Как и множество других семян. Однако я очень сомневаюсь, чтобы корабль, который я видел прошлой ночью, среди прочего груза доставлял сюда нечто столь тривиальное, как зерна для черного вина.

— Ты, вероятно, прав, — заметила Элизабет, с зажмуренными от удовольствия глазами делая очередной глоток горячего черного кофе.

На какое-то мгновение мне припомнилось, что воин, убитый, очевидно, по ошибке вместо меня на мосту в Ко-Ро-Ба, тоже был из Тентиса.

— Прекрасный напиток, — сказала Элизабет, заглядывая в опустевший бокал.

Завтрак подошел к концу, и мы вернулись в мою комнату, предварительно развязав сделанный мной на двери личный узел. Когда мы вошли, я плотно закрыл дверь на засов и снял с себя пояс с мечом.

Элизабет собрала сброшенные мной на пол шкуры и расстелила их на каменном ложе. Затем, словно ощущая непреодолимую усталость, она улеглась на них, поглядывая на меня и сладко зевая.

— Когда тебе нужно идти на доклад к Капрусу? — спросил я.

— Он — один из нас, — ответила Элизабет, — поэтому не придерживается в отношении меня строгого распорядка и позволяет мне уходить из дома, когда я того пожелаю. Однако время от времени мне следует показываться ему на глаза.

— У него много помощников?

— В его подчинении несколько писцов, но они работают не в его кабинете. Есть и несколько девушек-посыльных, но Капрус к нам довольно снисходителен, поэтому мы расхаживаем, где пожелаем. Если я и не явлюсь вовремя на доклад, все решат, что меня что-нибудь задержало.

— Понятно.

— Тебе всю ночь пришлось быть на ногах, — заметила она, — ты, наверное, устал?

— Очень, — ответил я, опускаясь рядом с ней на шкуры любви.

— Бедный хозяин, — сказала она, поглаживая меня ладонью по плечу.

Я перевернулся на бок и стиснул её в объятиях, однако она отвернулась, отстраняя губы.

— Так чьи узлы лучше? — смеясь, спросила она.

— Твои, твои, твои, — пробормотал я, понимая, что тут-то она меня и поймала.

— Прекрасно, — ответила она. — Можешь меня поцеловать.

После недолгого ворчания, ответом на которое был её смех, я так и сделал. Однако потом у меня взыграло чувство мести.

— Ну так что, будешь есть из моих рук? — поинтересовался я.

— Буду, буду! — воскликнула она.

— Даже когда мы одни? — допытывался я.

— Да, да!

— И даже сама будешь просить меня об этом?

— Да, буду! — кричала она.

— Проси!

— Велла просит покормить её из рук господина! — завопила она. — Велла просит хозяина её покормить!

Я рассмеялся.

— Ты просто животное! — улыбнулась она.

Мы обменялись поцелуями.

— Ты всегда мог заставить меня есть из твоих рук, Тэрл Кэбот, — призналась она. — Ты настоящее животное!

Я снова её поцеловал.

— Но узлы у меня все равно получаются лучше, — не могла успокоиться она.

— Это верно, — согласился я.

Она рассмеялась.

— После завтрака нет ничего лучше чашки кофе и хорошенькой девушки рядом, — признался я.

— Я же тебе говорила, — заметила она, — что после завтрака я просто необыкновенная.

— Вот тут ты права, — сказал я.

— Совершенно права!

Поцеловав её напоследок ещё раз, я перевернулся на бок и вскоре уснул, а Элизабет занялась наведением порядка в комнате и потом часу в двенадцатом отправилась в кабинет Капруса, опечатав предварительно дверь снаружи своим личным узлом. С внутренней стороны двери мы разрезали веревку и соединили её концы простым узлом, чтобы иметь таким образом возможность выходить из опечатанной снаружи комнаты, не разрезая веревку каждый раз.

Я проспал довольно долго, и за это время Элизабет успела несколько раз вернуться и снова уйти, занимаясь какими-то своими делами, пока наконец под вечер она не закрыла дверь на засов и не улеглась на шкуры рядом со мной, положив голову мне на плечо.

Я заметил у неё в носу сияющее тоненькое золотое тачакское кольцо.

Глава 9. Я ЗНАКОМЛЮСЬ С ДОМОМ КЕРНУСА

Как Элизабет и предполагала, Хо-Ту сгорал от нетерпения показать мне дом Кернуса во всем его великолепии. Надо заметить, что старший смотритель гордился этим громадным, сложнейшим строением по праву. Это, безусловно, был самый крупный работорговый дом в Аре, сохраняющий свои традиции на протяжении уже тридцати поколений владельцев. Размножением рабов и их обучением здесь занялись двадцать пять поколений назад, достижения семейства Кернусов в этой области не могли не признать даже конкурирующие работорговые дома, такие, например, как дом Портуса. Опытный рабовладелец с первого взгляда способен распознать, в каком доме и по какой программе проходила обучение та или иная рабыня либо раб. Основной целью обучения являлось воспитание и развитие в невольнике послушания, хороших манер, а в девушке и сладострастия, хотя в связи с огромным количеством рабов на Горе и использованием их в самых разных областях жизни некоторые дома получали заказы на рабов, предназначенных для выполнения строго определенных функций либо обладающих какими-то изначально заданными чертами характера.

Чаще всего в таком случае подбиралась подходящая для этой цели пара рабов — мужчина и женщина, — и рождавшийся у них ребенок с детских лет воспитывался в строго определенных условиях, отвечающих требованию заказчика. Подобные рабы-производители, как правило, имелись в каждом крупном работорговом доме. Дети, родившиеся в неволе и не знавшие иных условий существования, воспринимали окружавшую обстановку как вполне естественную и не тяготились рабским ошейником.

Куда больше хлопот доставляли рабы из свободнорожденных, попавшие в неволю в результате военных или чаще всего специальных захватнических акций. Для таких потерявших свободу в зрелом возрасте людей привыкание к условиям рабства происходило несравненно тяжелее, и зачастую их дальнейшая судьба, в особенности судьба женщин, складывалась трагически. Рейды же по захвату новых рабов приносили немалую выгоду, и нередко под ударами налетчиков падали целые города. Иногда подобные предприятия вызывали гнев работорговцев, поскольку количество поступавших после них на невольничьи рынки рабов порой исчислялось десятками тысяч человек, что существенно сбивало цену на товар. В связи с этим наиболее влиятельные работорговые дома старались ограничивать захватнические рейды своих конкурентов и держать ситуацию на рынке под контролем.

Я подозревал, что дом Кернуса всячески стремился к созданию искусственного дефицита на рабынь, поступавших из диких племен. Добившись путем рекламы признания за ними статуса неизменного экзотического атрибута Садов Удовольствий наиболее обеспеченных слоев населения, Кернус непомерно поднял цену на свой необычный товар. Однако главным препятствием в осуществлении этого сулящего значительную прибыль плана являлось практически полное отсутствие у дикарок-рабынь требуемых знаний и навыков, что значительно снижало их продажную стоимость. Тогда они стали проходить курс соответствующего обучения.

Я понял, что Элизабет попала в эту категорию.

В доме Кернуса, представлявшем собой широкий многоэтажный цилиндр, имелись все удобства, которые только может позволить себе столь крупный работорговый дом. Он выделялся среди прочих численностью обслуживающего персонала и роскошью интерьеров. Я уже упоминал о ваннах и бассейнах дома Кернуса, способных соперничать с громадными бассейнами Капасианских бань — самых известных на всем Горе. Несколько менее впечатляющими, однако тоже заслуживающими внимания были кухни дома, его прачечные, вспомогательные и складские помещения. Здесь были даже специальные стоматологические кабинеты, не говоря уже о других, и большой штат медиков; огромные, до самого потолка заставленные книгами и свитками пергаментов библиотеки, специальные помещения для отдыха сотрудников и комнаты для постоянно проживающего в доме персонала из свободных и рабов — пекарей, дровосеков, красильщиков, портных, мастеров по выделке кожи и многих, многих других. Не счесть было и гардеробных, оружейных, расположенных в громадных залах, как, впрочем, и тех помещений, что были предназначены для хранения вина, зерна и драгоценностей. Значительную часть дома занимали стойла для тарнов, а на крыше цилиндра имелось несколько специальных насестов для огромных птиц. Несколько залов было отведено для тренировок воинов, а также для тех членов обслуживающего персонала, кто занимался коммерцией вообще и работорговлей в частности. В глубине здания располагались помещения для рабов, а также все вспомогательные, связанные со специализацией дома службы: кузницы для изготовления ошейников и клеймения рабов и многочисленные камеры для содержания провинившихся.

Объемы продовольственных запасов поражали самое богатое воображение, что в общем и не удивительно при столь широкомасштабной деятельности дома, торговый оборот которого исчислялся несколькими сотнями рабов в день. Количество же постоянно находящихся в доме рабов — производителей, обслуживающего персонала либо проходящих курс обучения для последующей продажи — доходило до пяти-шести тысяч человек. Большинство рабов содержалось в камерах или металлических клетях и не представляло собой большой ценности, стекаясь в Ар в основном из заселенных дикими племенами регионов планеты. Они, как правило, не надолго задерживались в доме и выставлялись на постоянно действующие городские торги в ожидании мало-мальски приемлемой цены. Ар по праву считался центром горианской работорговли. И хотя дом Кернуса имел частные павильоны для продажи наиболее интересных экземпляров обеспеченным клиентам и регулярно организовывал собственные аукционы по распродаже рабов, тем не менее значительное их количество выставлялось на торги в постоянно действующих городских общественных аукционах.

Подобные аукционы проводились в имеющих специальную лицензию принадлежащих городскому совету домах, наиболее крупным из которых по праву считался Куруманский, занимающий целый квартал города. Для каждой рабыни весьма престижным, свидетельствующим о её высоком качестве считалось быть отобранной для продажи с подмостков центрального зала Куруманского дома, и девушки отчаянно боролись за эту честь.

Продажа в центральных залах, как правило, служила гарантией того, что девушка будет приобретена богатым покупателем и вполне сможет рассчитывать на роскошную жизнь, пусть даже в качестве рабыни. Как и на многих крупных невольничьих рынках, в Куруманском квартале имелись свои музыканты, что давало девушкам возможность показать себя во всей красе. В так называемых задних залах менее крупных работорговых домов, как, впрочем, и в задних залах Куруманского квартала, рабы продавались без лишних проволочек, что не позволяло девушкам вызвать к себе интерес наиболее перспективных покупателей, и в результате довольно привлекательная девушка, к своему стыду и разочарованию, могла достаться за более чем скромную цену совершенно случайному покупателю, в чьем хозяйстве она была на долгие годы обречена, как говорится, «на чайник и подстилку», то есть на обычные условия существования в доме средней обеспеченности.

Подобная ситуация на рынке складывалась и при наводнении его рабынями после захвата налетчиками какого-нибудь города. В такие периоды рабыни поступали в торговые залы длинными колоннами прямо в кандалах, прикованные за ошейник друг к другу короткими цепями, и на продажу каждой из них отводилось очень мало времени.

— А здесь наше лучшее помещение для проведения частных аукционов, — заметил Хо-Ту.

Я заглянул в одну из комнат, отведенных для закрытых невольничьих торгов. Рассчитана она была не больше чем на сотню покупателей и носила отпечаток роскоши всего дома. Стены её покрывала богатейшая темно-красная драпировка, а возвышающийся в самом центре помост для демонстрации рабынь был облицован мрамором. Поверхность же помоста, как того требовали горианские традиции, была дощатой и, поскольку девушки выставлялись на продажу босыми, посыпана опилками: считалось, что хождение по опилкам не дает загрубеть коже подошв.

Вид этой комнаты навел меня на грустные размышления. Я знал, что закрытые невольничьи торги проводятся, как правило, для особо почитаемых клиентов, зачастую таких же работорговцев, и выставляются на них наиболее ценные рабыни, нередко принадлежавшие в прошлом к высшим слоям общества и даже некогда свободные жительницы самого Ара, возможно проживавшие прежде неподалеку и выставляемые на продажу близ своего дома. Кто знает, каким образом попадают на невольничьи рынки Ара эти свежеклейменные рабыни? Кого ежедневно привозят сюда в крытых повозках или десятками увозят отсюда?

Проходя дальше по коридору, мы с Хо-Ту на минуту остановились и заглянули в одну из довольно больших комнат. Здесь я увидел двух рабынь, одетых в желтые туники, такие же, как та, что носила Элизабет, стоявших на коленях друг против друга. Одна из девушек что-то диктовала с листа бумаги, а вторая быстро записывала.

Причем скорость, с которой она это делала, навела меня на мысль, что здесь учат на стенографисток. В глубине комнаты также находилось несколько закованных в кандалы писцов с измазанными чернилами пальцами.

Один из них держал перед собой длинный рулон бумаги с колонками цифр и пояснений к ним, что, вероятно, было каким-то счетом, похожим на те, что висели вдоль стен комнаты. Среди них я заметил лист бумаги с результатами соревнований тарнов, за которыми также следовали колонки цифр, что, очевидно, было подведением итогов выставленной на соревнование команды тарнсменов либо представляло собой финансовый баланс проведения всего мероприятия.

— А вот это может вас заинтересовать, — заметил Хо-Ту, проходя дальше по коридору.

В конце его виднелась дверь с выставленными возле неё часовыми. Они, конечно, сразу признали Хо-Ту и отперли перед ним дверь. К моему немалому изумлению, в четырех футах за ней находилась вторая дверь со встроенным в неё оконцем для наблюдения. Едва мы приблизились, в оконце показалась голова дежурившей там женщины, также узнавшей Хо-Ту и кивнувшей ему.

Вскоре послышался звук отпираемых засовов, тяжелая дверь отворилась, и мы оказались в следующем коридоре. Едва мы вошли, дверь за нашей спиной тут же была заперта на засов. Здесь нам встретилась ещё одна женщина. Как ни странно, обе они — и та, у дверей, и эта, встретившая нас в коридоре, были в длинных белых, довольно приятного покроя одеяниях, с волосами, перевязанными на затылке белыми шелковыми лентами. Обе были без ошейников.

— Это рабыни? — спросил я Хо-Ту.

— Конечно, — ответил он.

Дальше по коридору мы встретили ещё одну женщину. Мужчин пока что не было видно.

Мы свернули куда-то в сторону, и я, к своему удивлению, обнаружил, что мы оказались перед громадным, высотой в двенадцать и шириной в пятнадцать футов, стеклянным окном.

За окном я увидел нечто напоминавшее Сад Удовольствий, залитый ровным, исходящим откуда-то из-под высокого потолка светом. Между разбросанными в отдалении небольшими бассейнами тянулись аккуратные дорожки, засаженные по обе стороны низкорослыми деревьями и цветущим кустарником. Откуда-то доносились приглушенные звуки музыки. Вдруг я увидел двух бредущих по тропинке очень молодых, лет, наверное, семнадцати, девушек, одетых в белые платья, с волосами, стянутыми на затылке белой шелковой лентой.

Я невольно смутился.

— Не бойтесь, — успокоил меня Хо-Ту. — Они не могут нас увидеть.

Я внимательно пригляделся к отделяющему нас окну. Девушки прошли рядом с ним, и одна из них, глядя в него с другой стороны, как в зеркало, поправила ленту на своих волосах.

— Наружная сторона стекла зеркальная, — пояснил Хо-Ту.

Это произвело на меня впечатление, хотя, конечно, на Земле мне приходилось сталкиваться с подобными вещами.

— Это изобретение строителей, — продолжал Хо-Ту. — Оно довольно часто встречается в домах рабовладельцев там, где имеется необходимость наблюдать за кем-то, не будучи при этом замеченным.

— А услышать они нас могут? — шепотом поинтересовался я.

— Нет, — ответил Хо-Ту.

Тут одна из девушек легко подтолкнула свою подругу, и они с веселым смехом побежали по дорожке.

Я вопросительно посмотрел на Хо-Ту.

— Особая система звукоизоляции, — пояснил он. — Мы их слышим, — пояснил он, — а они нас — нет.

Я посмотрел вслед удалявшимся девушкам. Вдали, на площадке, появились ещё несколько их сверстниц, две из которых играли в мяч.

— Они рабыни? — спросил я.

— Конечно, — ответил Хо-Ту, — но они об этом не знают.

— Не понимаю, — признался я.

Потом я увидел девушку, перебирающую струны лютни. Прекрасная, как и все остальные, она медленно брела по тропинке. Две первые девушки уже сидели на краю бассейна и бросали в воду мелкие камешки.

— Это экзотики, — сказал Хо-Ту.

Так на Горе назывались необычные разновидности рабов. Встречались экзотики довольно редко.

— Какого рода? — спросил я.

Самому мне видеть здесь экзотиков не доводилось, хотя на Земле я, конечно, встречал выведенные путем искусственного скрещивания породы животных, например собак или золотых рыбок, и восхищался результатами такой селекции, воспринимая их как победу человеческого разума. В обычных условиях экзотики воспринимаются как нечто деформированное по отношению к своему естественному виду, чего, собственно, и добиваются при их выведении. Однако иногда искусственная деформация организма может нести и более серьезные и даже зловещие изменения. Можно, например, вывести женщину, слюна которой будет содержать яд; такая женщина, будучи помещенной в Сады Удовольствий противника, таит в себе не меньше опасности, чем нож убийцы.

Хо-Ту, вероятно, догадался о направлении моих мыслей и рассмеялся.

— Нет, нет! — ответил он. — Это обычные женщины, хотя и несколько более привлекательные, чем остальные представительницы их пола.

— В чем же проявляется их экзотичность? — поинтересовался я.

Хо-Ту посмотрел на меня и усмехнулся.

— Они ничего не знают о мужчинах.

— Вы имеете в виду, что они рабыни белого шлема?

Он рассмеялся.

— Я имею в виду, что они содержатся в этих садах с младенческого возраста и за все это время никогда не видели мужчин. Они не знают об их существовании.

Теперь я понял, почему в коридорах нам встречались только женщины.

Я снова посмотрел через застекленный экран на этих девушек, беспечно играющих в мяч и резвящихся на краю бассейна.

— Они растут в полном неведении относительно своей природы, — заметил Хо-Ту. — Они не знают даже, что они — женщины. Понятия пола для них не существует.

Я прислушался к приглушенным аккордам лютни за стеклянным экраном и ощутил легкое, непонятное беспокойство.

— Их жизнь приятна и беспечна, — продолжал Хо-Ту. — У них нет никаких забот, кроме поиска новых удовольствий.

— А что будет с ними потом? — спросил я.

— Подобная разновидность экзотиков ценится чрезвычайно высоко, — ответил Хо-Ту. — Обычно торговый агент убара приобретает такую девушку и выставляет её на праздновании в честь победителя на соревнованиях среди высшего офицерского состава города. Накануне отобранной девушке подмешивается в пищу наркотик, и её, спящую, забирают из сада. Все это время она находится в бессознательном состоянии. Приходит же она в себя в самый разгар празднования победителя, сидя, как правило, раздетой в клетке наедине с рабами-мужчинами, установленной на видном месте между столами.

Я снова посмотрел на девушек за защитным экраном.

— Иногда, хотя и не так часто, они после этого сходят с ума, — продолжал Хо-Ту, — и на следующее утро их убивают.

— А если нет?

— Тогда к ней приводят женщину из тех, что прежде ухаживали за этой девушкой, и та объясняет ей, что она представляет собой на самом деле, рассказывает, что она женщина, рабыня, должна носить ошейник и служить своему новому хозяину, как правило, победителю на соревнованиях при дворе убара.

— И много таких девушек в доме Кернуса?

— Конечно, — ответил Хо-Ту, ведя меня дальше по коридору.

Глава 10. ПО ПУТИ К ЗАГОНАМ ДЛЯ РАБОВ

Мы снова миновали две двери: одну, закрывающуюся за нашей спиной женщиной в белом одеянии, и вторую — часовым на посту.

В коридоре мы прошли мимо четырех обнаженных рабынь, которые, стоя на четвереньках, скребками и губками чистили керамические плиты пола. Рядом с ними расхаживал раб-мужчина с толстым, тяжелым ошейником на шее и длинной плетью в руках.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28