Вскоре после 21.00, "осознав отрицательную сторону остановки на долгое время" без поддержки артиллерии или пехоты, Йошимару принял решение отвести и снова собрать полк на некоторое время ближе к тылу. Темная ночь была только на руку. По команде "За командиром" штаб и резервный взвод Йошимару переместились на высоту 731, выслали команды для осуществления связи и ожидали разбросанные роты, что не так-то легко было сделать. Все подразделения старались собраться в течение оставшейся части ночи. До этого момента Йошимару был не способен осуществлять эффективный контроль.
      Командир 1-й роты капитан Масаджиро Миятаке (Miyatake Masajiro) был в состоянии эйфории, когда ввязался в бой, буксируя захваченную бронемашину и одно из трех или четырех также захваченных 45-мм орудий. Но все же трое командиров взводов капитана Миятаке погибли в бою. Часть потерь была понесена, когда около 20.00 командир роты потерял связь с командиром 2-го взвода лейтенантом Сабуро Шимизу (Shimizu Saburo) и отправил на поиски его взвода танкетку Кога. Японские рации все еще были заглушены советскими передатчиками. Местность также была неопределенна Можно было видеть, как советские солдаты передвигаются по своим позициям и капитан Миятаке, дурачась, кричал им "Привет!Привет!". Более грозный артиллерийский огонь был слышен в вероятном направлении расположения части Шимизу. Именно поэтому Миятаке отправил Koгy с задачей уничтожить оставшиеся противотанковые орудия противника.
      Около расположения зенитных установок советских войск взвод Коги обнаружил странную проволоку зеленого цвета – печально известное заграждение из проволоки "фортепьяно", которое сыграет свою роль в контексте ужасных событий 3 июня. Однако танкетке Коги все же удалось пересечь проволочное заграждение и продвинуться вперед, но она исчезла в темноте, освещенная только разрядами орудий противника. Другой командир танкетки, Ицу Вакабаяши (Wakabayashi Itsuo), также отдал приказ своему водителю пересечь проволочное заграждение, но водитель осознанно обошел его и несколько отклонился в правую сторону. Вакабаяши особенно не был обеспокоен мощным артиллерийским огнем, который, как предполагалось, не мог пробить японскую броню. Танки противника – вот, что его волновало больше всего. На расстоянии 300 м 4 неизвестных танка-истребителя внезапно атаковали его с левого фланга. Вакабаяши разорвал японский флаг и попытался снять все, что могло бы напоминать о принадлежности к 4-му полку Тамады. Все сомнения о принадлежности атакующих танков отпали, как только они усилили огонь.
      Вакабаяши решил прикрыться за откосом, когда в его танкетку с тыла попал снаряд. К счастью для экипажа этот снаряд не разорвался. Сдетонировал только взрыватель, в то время как снаряд "приземлился" за ящиком с боеприпасами. Танкетка Вакабаяши продолжала двигаться, но огонь вспыхнул среди 3 дымовых шашек, находившихся внутри. В результате пожара начали взрываться боеприпасы для пулемета. Хотя электробатарея танкетки была повреждена, топливный бак оставался целым. Японскую технику спас тот факт, что загоревшиеся шашки выделяли облака дыма, в результате чего противник подумал, что уничтожил цель и прекратил вести огонь. Используя огнетушитель, Вакабаяши попытался потушить огонь и выбросить шашки из танка. От дыма задыхался водитель, который открыл передний выходной люк, и, держа ногу на педали газа, продолжал управлять танкеткой, периодически высовывая голову из машины, В конечном счете экипажу удалось прорваться через дымовую завесу.
      Справа Вакабаяши заметил 2 японских средних танка, двигавшихся тихо и медленно, несмотря на то что рядом располагались подразделения советских войск. Это были вышедшие из строя танки пропавшего взвода лейтенанта Шимизу. Вакабаяши продолжал двигаться вперед, пока его танкетка не свалилась в траншею, а ее мотор не остановился. К счастью для него самого и его членов экипажа траншея принадлежала одной из частей 64-го пехотного полка. Растерянному и ошеломленному Вакабаяши оказали медицинскую помощь, осмотрев ожоги на обеих руках и раны на ногах, полученные в результате беспорядочной стрельбы пулемета. Было около 22.00.
      Другая танкетка горела, лежа на левом боку. Командир взвода Кога уничтожил свою машину. Танкетка лейтенанта после встречи с первым рядом заграждений и пересечения всех позиций расположения орудий советских войск запуталась в 3 ряду проволоки, которая сцепила колеса машины и сделала ее неподвижной под артиллерийским огнем. Когда Вакабаяши захотел вынести труп своего командира взвода, он обнаружил, что тело лейтенанта сгорело вместе с его очками. Говорили, что Кога верный традициям японских офицеров танковых войск, покончил жизнь самоубийством. Верхняя часть тела его механика-водителя сильно обуглилась. Вакабаяши попытался манипулировать рычагами управления танкеткой, но они были поломаны и не работали.
      Один из танковых экипажей 1-й роты продолжал двигаться ночью в дождь с открытыми люками, когда они увидели командира взвода Ирие и несколько бегущих солдат. Но вскоре их внимание переключилось на 3 или 4 танка 2-й роты. Были сделаны попытки установить месторасположение первоначального пункта выдвижения полка, но, вероятно, из-за молнии компасы оказались бесполезными. Поскольку никто не мог положиться исключительно на интуицию механиков-водителей танков, некоторые члены экипажа слезли с машин, повязали на спины куски белой ткани, достали свои пистолеты и старались следовать перед танками пешком. В конце концов оказалось, что войска просто прошли один большой круг в темноте при сильной непогоде. Командиры танков приняли решение остаться там, где они располагались, выставить часовых и ждать до рассвета.
      Командир 2-й роты и 2 eгo командира взводов были убиты этой ночью. Танк майора Мориносуке Киномото (Kinomoto Morinosuke) глубоко проник в систему обороны и преодолевал возвышенность, когда майор был убит в результате артиллерийского обстрела. Остальные танки 2-й роты так и не смогли поддержать Киномото стремительным броском. Действуя позади него, командир взвода Ирие думал, что вся часть уже почти достигла необходимых рубежей, когда в 21.30 он увидел своего собственного пулеметчика, убитого в приблизительно то же самое время, когда был убит Киномото. Рикошет от танкового снаряда, выпущенного с фланга на правом берегу, пробил тонкую броню танка Ирие и раздробил бедро водителю. Ведущий вал танка был разбит, двигатель работал, но машина не двигалась. С мыслью о возобновлении командования своим взводом с другого броневого средства Ирие слез с машины и подождал пока подойдут 2 других его танка, не догадываясь о том, что оба они завязли в песке и уже никогда не вступят в бой.
      Устав Императорской армии запрещал оставлять танк под огнем, даже если машина была полностью выведена из строя. Как часто повторял командир взвода из 3-го полка Кога, члены экипажа должны разделить судьбу своего танка, сохраняя последний патрон для того, чтобы совершить самоубийство. Оценив собственный опыт, Ирие назвал данное утверждение неверным, как в действительности оно было в его случае. Неподвижный танк, застрявший в грязи, был многократно поражен и горел в результате огня противника Экипажу было запрещено принимать самостоятельное решение в данной ситуации. Поэтому был убит сержант-пулеметчик Ирие, а раненый водитель был захвачен в плен (позже возвращен на родину), хотя детали этого события были еще неизвестны в то время. Ирие мучительно страдал от потерь, полученных в результате бессмысленных и жестких военных традиций.
      Думая об этом, Ирие отправился искать остальной личный состав своего полка. После того, как наступила полная темнота, он поменял свою машину на резервный танк, который прибыл для доставки приказания на сбор. В конечном счете танк неожиданно наткнулся на сержанта и 2 солдат, проходящих мимо. Это был экипаж другой машины подразделения Ирие, застрявшей в грязи. Солдаты несли пулемет, снятый с их танка, и вели боевые действия как пехотное подразделение опять же в соответствии с требованиями устава (когда боевое транспортное средство завязло в болоте, но не было под огнем). Объединившись с этим экипажем, Ирие брел в северном направлении всю ночь через позиции противника, где иногда можно было слышать разговоры советских солдат. Японцы пытались точно следовать по следам гусениц танков, но только заблудились. Бесцельно блуждая, они окончательно промокли под проливным дождем. Пройдя почти весь день без воды, солдаты были благодарны дождю. Солдаты легли на землю и жадно пили грязную воду. Они собирали дождевую воду в свои каски, пропитывали ей носовые платки и сосали ткань. На рассвете 3 июля группа наткнулась на 64-й полк, который находился в бездействии. Ирие пошел к командному пункту Ямагаты, задал несколько вопросов о сложившейся тупиковой ситуации и снова двинулся на поиски своего танкового полка. Как оказалось позже, по случаю гибели майора Киномото командир 1-го взвода старший лейтенант Мориаки Сакамото (Sakamoto Moriaki) сделал попытку повторно собрать роту, согласно указанию Йошимару. Однако он столкнулся со многими трудностями из-за танков, которые были выведены из строя или уничтожены. К тому же взвод находился под непрерывным артиллерийским огнем русских. Во время ночных боев японских танковых соединений 2 июля никто из старших командиров не имел связи друг с другом.
      Ясуока отправил 2 танковых дозора, состоящих из двух офицеров-наблюдателей в каждом танке, с целью попытаться установить контакт с Йошимару и Тамадой. Разведгруппа, получившая задачу найти 3-й полк, безрезультатно вернулась на следующее утро, а другая, с задачей обнаружить Тамаду, потерялась и исчезла. Только 4 июля этой группе, оказавшейся под перекрестным огнем, помогли выбраться пехотные подразделения.
      Майср Ногучи поддерживал связь с основными силами из 64-го пехотного полка до полуночи, а затем Ясуока отправил за ним мотоцикл с коляской. Ногучи направился обратно в штаб соединения. Он двигался бок о бок вместе с десятками пехотинцев. Это позволило майору сохранить присутствие духа так как он опасался, что приближение к другому флангу может привести к столкновению с противником, хотя полк Ямагаты располагался на расстоянии немного больше тысячи метров от командного пункта Ясуоки. Около 20.00 офицер управления 4-го танкового полка .майор Oгата сел на легкий танк для установления связи со штабом Ясуоки, но заблудился на полпути. Во мраке ночи, не зная местность и точное расположение командного пункта соединения, Огата решил, что будет лучше остаться со своим полком, поэтому он вернулся обратно к Тамаде. На фронте Йошимару были слышны звуки отдаленного боя, хотя танковый полк должен был действовать той ночью без поддержки пехотных подразделений или артиллерии.
      4-й танковый полк Тамады, продвигаясь вечером в быстром темпе к рубежу атаки, столкнулся с трудностями при сохранении курса через район непрерывных дюн. Масштаб карт был слишком мал, а на магнитные компасы отрицательно воздействовала сталь танковой брони. Ввиду обычного недостатка ориентиров на полупустынной равнине подразделения выбрали для наступления низменности, чтобы избежать заградительного огня советских войск с правого фланга. Лейтенант Суноучи вспоминал свое первое боевое крещение, как он дрожал от волнения, хотя снаряды гаубиц противника рвались между его 4-й резервной ротой и ротой поддержки в тылу позиций. Ближайший снаряд ударил в 2 метрах за его танком. И Суноучи случайно потерял из виду другие 2 танка взвода, которые заволокло дымом. Вдохновленный поведением своего командира роты Суноучи начал периодически выглядывать из башни танка. "Мне было не страшно", – говорил он. "Казалось, все происходящее не отличается от обычных маневров".
      Под артобстрелом противника с правого фланга 4-й полк неосознанно отклонился на юго-восток, вместо того чтобы продвигаться в южном направлении, как предусматривалось в первоначальном приказе по бригаде, согласно которому Тамада должен был оказать помощь Йошимару и двигаться с левого фланга на соединение сил. Полк Тамады пересек высоту 752 и к 19.30 прибыл на место юго-западнее от пруда Юзуру, о чем они тогда и сами не знали. Облака были расположены низко, пошел дождь и огонь артиллерии противника с высоты Хара на левом берегу также прекратился. По этому случаю командир 1-й роты капитан Мацумото доложил о мощной системе противотанкового огня, позициях караула и больших пунктах боеприпасов вдоль дюн к юго-западу. Пока основная часть полка сконцентрировалась вокруг штабов, танки Мацумото расположились против позиций противни ка.
      После проведения рекогносцировки местности Тамада принял решение обойти дюны и вести наступление через равнину в юго-восточном направлении. В 20.00 полк опять перешел в наступление, сжигая по пути все заросли камышей, которые могли скрывать в себе противотанковые орудия. В первой фазе наступления японские танки вступили в бой с противотанковыми орудиями, передвигавшимися вдоль линии перекрестного огня в южном направлении, а бронемашины действовали в долине в восточном направлении. Суноучи находил "по-настоящему приятным" вести огонь против советских войск пока снаряд противника не окатил его землей и нарушил "покой его мыслей". К 21.00 силы Тамады продвинулись на 2 км в северо-восточном направлении от озера Ирингин, ведя бои с противником и рассчитывая получить в качестве трофеев 5 или 6 противотанковых орудий. Красная Армия использовала все выгодные стороны местности для перегруппировки и возобновления обстрела полка Тамады, применяя тяжелую артиллерию с северного направления. Тамада думал, что 100 снарядов, вероятно, отстрелянные вслепую из 122-мм гаубиц, обрушились на его подразделение Это было чудом, что ни один танк не пострадал, хотя были жертвы во время наступления подразделений поддержки, находившихся в тылу. Постоянные изменения в дислокации танков под огнем были необходимы.
      Со времени гибели капитана Китамуры 30 июня исполняющий обязанности командира 2-й роты старший лейтенант Юшихиса Ито (Ito Yoshihisa) убедил Тамаду возобновить боевые действия. "Японские танки стояли в небольших ямах-капонирах, однако полковник ожидал, что они в конце концов будут замечены противником в любом случае, находятся они в движении или нет, поэтому Тамада предпочел остановиться. Предостерегая всех от излишнего шума, он уже в сумерках продолжал смотреть в бинокль, выглядывая из башни. Обобщив всю имеющуюся информацию, Тамада обнаружил, что 2 или даже 3 советских батареи располагались па возвышенности на расстоянии 3 км в юго-западном направлении; передовые наблюдательные пункты русских были расположены по правую сторону от них. В 2 км на ют на участке перекрестного огня на обратной стороне склона горы находились позиции противника с неустановленным количеством личного состава. По левую сторону от соединения Тамады действовали бронемашины, грузовики, пехота и противотанковые орудия противника.
      В тот момент Тамада анализировал ситуацию. Как только полк выдвинулся на фронт в районе Кунгчулинга, Тамада долго обдумывал, как его 40 легким танкам лучше всею вступить в бой с противником, обладающим огромным количеством броневой техники и артиллерии. "Моя никчемная голова", – говорил он, – "абсолютно не работала". Все, что ему удалось придумать, это попытаться атаковать русских с фланга. Во время "вечерних боев" 2 июля полковник собирался отойти вправо, в направлении расположения подразделения Йошимару, но сейчас Тамада чувствовал, что он может попасть в ловушку и наткнуться на перекрестный огонь, в случае если он предпримет такую попытку. Сразу же после 21.00, когда он обнаружил медленно уходящие грузовики и отступающую советскую пехоту, Тамада решил, что они, как и ожидалось, стали отходить. Он немедленно захотел последовать их и, если возможно, ввязаться в бой. Поскольку артиллерия противника располагалась между японскими подразделениями и перекрестком дорог, первое, что намеревался сделать Тамада, это уничтожить позиции артиллерии. Инструкции штаба для наступления были неопределенными, часто в них говорилось о необходимости "найти хорошую возможность", поэтому он понял, что у него есть запас времени, для того чтобы провести внезапную ночную атаку всеми имеющимися танками в полку.
      В боевом журнале 4-го танкового полка ничего не сказано о разногласиях среди его офицеров. Но, по словам самого Тамады и майора Огаты, полковник советовался со своими командирами рот, однако они все были против его идеи ночного наступления. Тамада признавал, что данное поведение офицеров было "естественным, так как в соответствии с руководством по эксплуатации наших танков было запрещено проведение танковым полком ночного наступления". Боевые действия с использованием танков ночью были разрешены только во взаимодействии с пехотными подразделениями с участием не более танкового взвода. Как вспоминал полковник, он не собирался проводить ночную атаку до возникновения особых обстоятельств. Однако у командиров рот была хорошая причина воспротивиться его идее. Огата отмечал, что практически ничего не было известно о местоположении противника – только то, что силы советских войск были расположены "примерно в том направлении" – и что его артиллерия находилась "где-то там", по той простой причине, что артиллерийские снаряды летели "откуда-то оттуда". Командир взвода Томиока добавлял, что в полку никогда не было ночных учений с использованием танков, а Масуда подчеркивал, что ночные операции по применению танков являются обычно очень рискованными, вызывая опасность для них попасть в яму или просто перевернуться. Предполагалось, что ночью танки будут продвигаться по отвоеванной днем территории и охраняться резервными пехотными подразделениями.
      Единственным офицером, поддержавшим Тамаду, был Огата, который отказался от бесполезной идеи добраться до штаба бригады и с кем полковник советовался еще до проведения собрания с командирами рот. Огата доказывал, что полк имел задачу, поставленную Ясуокой. Провал наступления нарушил бы его непосредственные инструкции. Что же еще оставалось сделать полку, чтобы их выполнить? Что касается тактических соображений, то Огата не думал, что найти направление движения будет так трудно, так как полк проводил разведку местности обычно на широкой и ровной территории настолько часто, насколько это было возможно. У адъютанта была последняя личная причина защиты проведения ночной операции: как старший офицер полка, Огата осознавал лучше чем кто-либо, как плохо вела боевые действия эта часть в районе Таурана и в северных районах Китая. Бездействие ночью 2 июля, несомненно, наложило бы неизгладимое пятно на военные традиции полка, с чем бы непременно согласились ветераны части. Очень важно то, что Огата считал возможной ночную атаку, хотя некоторые потери были бы неизбежны. Однако если бы операция прошла неудачно, адъютант совершил бы самоубийство; вероятно, командир полка сделал бы то же самое.
      В соответствии с записями в боевом журнале 4-го полка Тамада отдал свой приказ на начало ночной операции ровно в 21.00, что оставляло небольшой запас времени для начала боя и наступления на высоту 757, а также совещания с командирами рот. В действительности, Огата вспоминал, что обсуждение с подчиненными офицерами продолжалось около часа, после чего Тамада сам поразмышлял в течение значительного количества времени и опять вызвал адъютанта спросить его точку зрения. Несмотря на то что полковник и его адъютант говорили одно и то же, Тамада не объяснил причины своего поступка в подробностях, вместо этою делая упор на важность выполнения задачи. Именно поэтому он потребовал от всех командиров рот "полной солидарности, единства и отчаянного решения". Вероятно, он также испытывал скрытое чувство чувства ответственности, вызванное тем фактом, что 4-й полк двигался на восток в то время, когда Йошимару вел интенсивные бои с противником.
      Возможно, ближе к 22.00 Тамада довел всем своим офицерам, стоящим на должностях командиров рот и выше, некоторые дополнительные и очень эмоциональные инструкции:
      "К сожалению, полку не удалось прорвать оборону противника, находившегося перед нами весь день, но допустить задержку в выполнении поставленной нам задачи нельзя. Если мы пустим все на самотек, то черное пятно останется в нашей истории на долгое время. Если же мы ночью решительно проведем данное наступление, то есть надежда прорвать оборону советских войск. Поэтому с этого момента весь личный состав полка будет искать и уничтожать противника, ведя стремительное наступление всеми силами и средствами. Рискованно вести большую танковую часть в бой ночью, не зная местоположения противника и особенностей местности. Но боевая задача требует этого, и поэтому я очень хочу, чтобы все офицеры и солдаты слились воедино, следуя примеру командира части, сражаясь за честь полка".
      Через некоторое время после доведения плана действий Тамада разъяснил детали предстоящей операции. Ничего не было известно ни о реальном местоположении противника, ни о соседних подразделениях своих войск. Наступательную операцию планировалось провести после наступления темноты, точное время было определено позже. Средние танки 4-й роты капитана Ина, двигавшегося впереди полка и развернувшего свои танки в ряд, представляли из себя "режущее лезвие атаки". Штаб полка двигался сразу за ними, окруженный 1-й ротой Мацумото слева и 3-й ротой Тамаки справа. Все подразделения выдвигались в походных колоннах. 2-я рота Ито составляла полковой резерв и двигалась рассредоточенной по фронту. Расстояние между подразделениями составляло около 30 м, между танками – 6 м. Тамада не знал, как лучше атаковать позиции противника, двигаясь общей группой или, включив фары и ведя огонь, всецело положиться на решения командиров отдельных рот.
      Однако, несмотря па это, полковник принял решение и отдал приказ на проведение операции. Жалоб и возмущений не поступило, хотя атмосфера была не из лучших. Если в ней и присутствовал оттенок "трагедии", то только в чувстве умереть со славою, в чувстве, которое пронизывало весь танковый корпус японской армии и которое звало "Наступать, наступать, наступать!" Хотя все возможные приготовления к атаке были сделаны, их оказалось недостаточно. Поэтому среди военнослужащих царил не пессимизм, а просто неопределенность в исходе боя, нехватка обыкновенной уверенности в неизбежной победе. Солдаты чувствовали, что "сейчас они зависят только от воли судьбы''.
      К 22.30 на район расположения 4-го полка опустилась ночь и черные облака заволокли все небо. В 4-й роте Ин собрал своих командиров взводов, предложил им сигареты и подробно довел указания: на каждом танке должен быть установлен японский флаг, каждое подразделение должно вести наступление в строгом боевом порядке, сосредоточивая все свое внимание на командире роты. Командир взвода Суноучи вспоминал, как он выстраивал в одну линию свои танки на пункте развертывания и обращал внимание командиров танков на надежное их взаимодействие. Лейтенант был возбужден оттого, что победа в ночной операции наконец-то могла быть у них в руках – "такого еще не было в военной истории мира". Немного ранее, в 23.00, командир полка отдал всем подразделениям приказ начать наступление. Средний танк Тип 89 Ина выдвинулся вперед на второй передаче и минимальной скорости около 5 км/ч. Капитан приказал экипажу не вести огонь, противник должен был открыть огонь первым. Танки наступали, и был слышен только лязг гусениц.
      Невооруженным глазом было видно, что погода полностью благоприятствовала ночному наступлению: низкие облака закрыли луну, видимость была 10-20 м. Температура 18° и волнистая местность были идеальными для проведения операции. Всех волновал вопрос о сохранении направления атаки, а также поговаривали об общей ответственности за данное мероприятие. Огата, который гордился своим "шестым чувством" и который уже изучил всю информацию о местности, полученную от подразделений разведки, добровольно вызвался помогать управлять полком и вскарабкался на башню танка Ина. Полк выдвигался в смешанных колоннах в юго-восточном направлении, поэтому Огата изредка останавливал его для приведения в порядок, выравнивая все последующие танки по машине Ина. Командир взвода Томиока запретил личному составу выходить из своих танков и продолжал наблюдать, используя свой полевой бинокль шестикратного увеличения. По словам Огаты установить надежную связь между подразделениями было "трудно, но возможно". С одной стороны Суноучи поднял японский флаг, пытаясь ускорить подход своего отставшего третьего танка. Когда данное мероприятие не принесло пользы, лейтенант выпрыгнул из танка и закричал на своего ленивого механика-водителя, чтобы ускорить движение.
      Поскольку танки были сильно скучены для проведения ночной операции, использование радиосвязи могло привести только к беспорядку; следовательно, наиболее часто применялись визуальное наблюдение и команды в устной форме. Секундные вспышки молний благоприятствовали ориентации, наблюдению за местностью и расположением позиций противника. Около полуночи Огата заметил следы на равнине, которые в соответствии с показаниями компаса, вели на юго-восток. Данная находка (позже подтвержденная) поддерживала уверенность Огаты в полной правильности его действий, поэтому полк направлялся строго в юго-восточном направлении.
      Первые внезапно появившиеся подразделения противника находились в углублениях, обнесенных подобием частокола. Тамада приказал их уничтожить, и эту задачу удалось выполнить довольно легко. Осознавая, что основные обороняющиеся подразделения противника могут находиться очень близко, полковник дал указание командиру 4-й роты, который спрашивал, нужно ли штурмовать советские войска, четко следовать его приказам и решительно вступить в бой. Когда водитель во взводе Суноучи заметил несколько солдат, двигавшихся по правому флангу, и запросил разрешение на их уничтожение, лейтенант инстинктивно приказал сделать это в то время, как он сам вел огонь из своего собственного пистолета по всему, что только напоминало солдат Красной Армии.
      После того как полк возобновил ночное наступление, начался страшный шторм с громом и молнией, четко освещавший позиции советских войск. Большинство японских командиров танков вели бой с открытыми люками, наблюдая из башен своих машин, поскольку смотровые щели были слишком узкими для хорошего наблюдения, особенно ночью. Однако когда проливной дождь обрушился на танки, командирам стало трудно работать в таких метеоусловиях. Суноучи надел свои защитные очки, позволяющие ему вести наблюдение, но не свободно дышать. Тогда командиру взвода пришла умная мысль надеть противогаз, хорошо помогавший в сильный ливень. Молния не поразила ни одни из танков, но гром прогремел настолько близко, что Томиока решил, что им удалось что-то уничтожить.
      Тамада утверждал, что благодаря разрывам молнии каким-то "чудесным" образом удалось обнаружить советские обороняющиеся подразделения до того, как столкнуться с ними. Несмотря на то что Огата полагал использование слова "чудо" неуместным в данной ситуации, он понимал, почему командир полка применил его в своей речи. Многие японские военно-исторические издания сравнивают данное ночное наступление со знаменитой внезапной атакой Нобунаги Ода (Oda Nobunaga) в районе Окехазамы в XVI веке. Атака была успению проведена в сильный шторм.
      Видимо, усыпленные ночной прохладой, советские обороняющиеся подразделения находились в бездействии, пока раскаты молнии внезапно не раскрыли японские танки, располагавшиеся совсем близко. Вслед за этим советские войска открыли огонь из пулеметов, противотанковых орудий и артиллерии. В условиях непосредственного соприкосновения с противником артиллерия была практически бесполезна. Хотя артиллерийские орудия были установлены на минимальный угол прицеливания, снаряды пролетали намного выше японских танков.
      Около 12.20 Тамада отдал своему полку приказ на наступление. С точки зрения японского командования, медлить больше не было смысла. Шторм был в разгаре, и молнии постоянно освещали позиции противника. Лейтенанту Суноучи набирающие скорость наступающие танки казались "дикими разъяренными быками". Автоматически снимая противогаз, глубоко дыша и крича, командир взвода одним глазом смотрел на противника, другим – на командира роты. Он приказал своим артиллеристам и пулеметчикам вести огонь в горизонтальной плоскости, пока он заряжал пистолет и молился за победу своих войск. Тамада и большинство личного состава роты средних танков капитана Ина рванулись вперед на 1000 м через позиции пехоты противника. В своем легком танке, экипаж которого состоял из трех человек, полковник сам вел огонь из пушки, пока офицер связи полка старший лейтенант Хидео Накадзима (Nakajima Hideo) руководил водителем танка, рассчитывал дальность стрельбы и вел огонь из пулемета. Экипаж был слишком занят в то время, чтобы распознать свои танки, поэтому один из них, горящий поблизости, настигла роковая судьба.
      Пока Ин и штаб полка продвигались вперед, 3-я рота Тамаки наступала по правому флангу на огневые позиции артиллерии. Один из взводов Ина под командованием старшего лейтенанта Такуро Ширагата (Shiragata Takuro) потерялся и переменил направление движения к левому флангу Тамаки. Несмотря на мощный огонь, японские танки даже не замедлили свой ход. Взвод Томиоки не открывал огонь из имеющихся пушек и пулеметов, пока орудия, боеприпасы и личный состав противника были на видимости 100 м на незначительном возвышении И опять раскаты молнии сыграли важную роль. Хотя взвод поддержки и прикрывал капитана Тмаку, находившегося в отрыве от остальных подразделений, танки Томиоки не имели возможности наблюдать за действиями командира и должны были принимать решения в бою самостоятельно.
      Выдвигаясь впереди, танки Томиоки применяли тактику "спирали". Они вели огонь по каждой позиции противника, с грохотом наезжали на артиллерийские орудия и взрывали боеприпасы. Промокнув под дождем, Томиока все же оставил люки танков "открытыми",его водитель тоже открыл свой люк для лучшего наблюдения за обстановкой. Лейтенант, крича, отдавал приказы своему взводу на уничтожение пушек, а затем пулеметов. Батареи советских войск были обложены мешками с песком, а количество личного состава составляло примерно 3 солдата на каждом участке. Узлы коммуникаций были узкими – около полуметра в глубину – и были хороши только для передвижения ползком. В траншеях были специально оборудованы 2 места для пушек, в каждом из которых могло находиться 4-5 военнослужащих, ведущих наблюдение и выполнявших обязанности по подаче боеприпасов. Вообще, на каждом месте первоначально находилось по 50-60 солдат, расположенных по фронту на 700 м и в глубину на 500 м. К 2 часам ночи все 12 единиц артиллерийских орудий противника были уничтожены.