Р. И. КАПЕЛЮШНИКОВ
      ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ
      (методология, основные понятия, круг проблем)
      ОГЛАВЛЕНИЕ Введение 1. Методологические особенности 2. Правовые предпосылки 3. Проблема "спецификации/размывания" прав собственности 4. Теорема Коуза 5. Категория трансакционных издержек 6. Три системы собственности 7. Теория государства 8. "Новая экономическая история" 9. Теория экономических организаций Заключение Список литературы
      ВВЕДЕНИЕ*/
      */ Нумерация примечаний дается в квадратных скобках; в круглых скобках приводится нумерация цитируемой литературы с указанием страницы источника.
      Теория прав собственности оформилась в особый раздел буржуазной политической экономии в 60-70-е годы. В настоящее время ее развитие продолжается уже не столько в качестве самостоятельной концепции с четко очерченными границами, сколько в качестве методологической и общетеоретической основы трех новых направлений экономического анализа -экономики права, новой экономической истории и теории экономических организаций. Семейство этих подходов обозначается обычно терминами "трансакционная экономика" и "неоинституционализм". У источник теории прав собственности стояли два известных американских экономиста -- Р. Коуз и А. Алчян. Среди тех, кто активно участвовал в ее последующей разработке, можно назвать Й. Барцеля, Л. де Алесси, Г. Демсеца, М. Йенсена, Г. Еаламрези, У. Меклинга, Д. Норта, Р. Познера, С. Пейовича, О. Уильямсона, Э. Фаму, Э. Фьюруботна, С. Чена. Приблизительно до середины 70-х годов теория прав собственности находилась на периферии западной экономической мысли. Затем на общей волне консервативного сдвига интерес к ней усилился, выросшие на ее основе направления завоевали популярность и академическую респектабельность, о чем свидетельствует как непрерывно увеличивающийся поток публикаций, так и появление специальных журналов по данной проблематике ("Jourmal of Law and Economics", "Bell Journal of Economics", "Journal of Institutional and Theoretical Economics" и др.). С начала 80-х годов теория прав собственности, до того разрабатывавшаяся почти исключительно усилиями американских экономистов, получает широкое распространение в Западной Европе, особенно в ФРГ. К сожалению, в отечественной критической литературе теория прав собственности вообще не нашла никакого отражения. До сих пор можно встретить утверждения, что буржуазная политэкономия игнорирует отношения собственности или видит только их юридическую оболочку, что частная собственность представляется ей естественной и единственно возможной и т.д. Чтобы исправить эти недоразумения, необходимо с возможной полнотой проанализировать современное состояние всего комплекса соответствующих западных концепций. Это тем более оправдано, если мы примем во внимание ту злободневность, какую приобрело сейчас обсуждение проблем собственности в нашей стране. Поэтому знакомство с данным кругом теорий могло бы, вероятно, способствовать углублению дальнейшего научного поиска в этой области. 1. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ Теория прав собственности -- один из наиболее ярких примеров так называемого "экономического империализма", явления, чрезвычайно характерного для эволюции неоклассического анализа в последние десятилетия. Эта тенденция зародилась в недрах теоретической школы, которую английский экономист Дж. Бартон окрестил акронимом "Чивирла", воспользовавшись начальными буквами из названий трех научных центов -Чикагского университета (М. Фридмен, Дж. Ситглер, Г. Беккер, Р. Коуз), Вирджинского политехнического института (Дж. Бьюкенен, Г. Туллок) и Лос-Анжелесского университета (А. Алчян, Г. Демсец). Конечная цель "экономического империализма" -- унификация всего разрозненного семейства наук об обществе на базе неоклассического подхода. Практически это выражается в последовательно переносе микроэкономического аналитического инструментария на такие сферы внерыночной деятельности человека, как расовая дискриминация, образование, охрана здоровья, брак, преступность, планирование семьи и т.д. В теории прав собственности объектом подобного переноса оказываются различные институты общества, включая и различные правовые режимы. "Имперские" амбиции теоретиков прав собственности наглядно проявляются в их высокой самооценке. В разработанной ими концепции они видят "...одно из наиболее важных продвижений экономической мысли, имевших место в послевоенный период" (32, с. XV). По их мнению, именно она вправе претендовать на роль универсальной поведенческой мета-теории: "...новый подход достаточно широк, чтобы служить основой для синтеза общественных наук, до сих пор воспринимавшихся как разнородные дисциплины. Конструктивные методологические принципы теории прав собственности просты: не организация сама по себе является отныне объектом анализа, а индивидуальный агент, который стремится максимизировать свою функцию полезности в рамках организационной структуры. Если известно воздействие различных структур прав собственности на систему стимулов агента, то тогда всесторонний анализ взаимодействий между агентами в рамках альтернативных социально-экономических установлений воплотится в сложной системе обратных связей. Сила теории прав собственности, которая проявляет строгую приверженность методологическому индивидуализму, раскрывается не только в сопоставлении с конкурирующими подходами, придерживающимися методологии коллективизма, будь то функциональной социология или современный неомарксизм" (46, с. 283-284). Сопоставление с иными подходами помогает вскрыть методологическую специфику теории прав собственности, очертить границы ее предметного наполнения. 1. За счет того, что стандартная неоклассическая модель обмена и производства обогащается рассмотрением взаимодействия прав собственности с системой стимулов и экономическим поведением, отношение теории прав собственности к неоклассической ортодоксии оказывается двойственным. С одной стороны, общепринятая техника микроэкономического анализа полностью сохраняется. С другой стороны, максимально учитываются особенности конкретной институциональной среды, от которых традиционный маржинализм абстрагировался. Отсюда утверждение, что в противоположность ему теория прав собственности объясняет реальные события в реальных обществах. Ее подход характеризуется как реалистический, по словам Р. Коуза, она призвана изучать "человека таким, каков он есть, действующим в ограничениях, налагаемых на него реальными институтами" (23, с. 230). В этом смысле ее можно расценивать как более последовательный, расширенный вариант неоклассической теории цен. В стандартных неоклассических моделях присутствуют ограничения двоякого рода. Во-первых, "физические", порожденные ограниченностью ресурсов. Во-вторых, "познавательные", отражающие достигнутый уровень знаний и практического мастерства (т.е. степень "искусности", с какой осуществляется превращение ресурсов в готовую продукцию). Теория прав собственности и родственные ей концепции вводят в анализ, причем в явной, эксплицитной форме, еще один класс ограничений, обусловленный институциональной структурой общества. В этом смысле характеристика трансакционной экономики как "обобщенной неоклассической теории" (29, с. 70) вполне закономерна. 2. Подобный подход позволяет объяснять не только различия в экономическом поведении в рамках альтернативных правовых структур (статический аспект), но и механизмы развития самих структур (динамический аспект), а также формулировать принципы рационального, с точки зрения общества, выбора между ними (нормативный аспект). 3. "Методологический индивидуализм" теория прав собственности проявляется в том, что организационным структурам типа фирмы или корпорации не придается никакого самостоятельного поведенческого значения. Они расцениваются как юридические фикции (14). Действующим лицом всегда признается индивидуум и никогда -- организация... У организации не может быть никаких "своих" целей, она есть не более чем сумма ограничений, в пределах которых осуществляют целенаправленные действия отдельные ее члены: "Организации не являются живыми объектами; они представляют собой чистые концептуальные артефакты, даже когда наделяются правовым статусом индивидуумов. В конечном счете мы можем делать чтолибо лишь по отношению к или для индивидуумов, хотя, конечно, иногда воздействие, испытываемое каждым индивидуумом в группе, будет оказываться одним и тем же (по крайней мере, качественно). Утверждения о группах в этом смысле не должны, однако, смешиваться с сугубо мистической практикой приписывания человеческих характеристик организациям или группам" (45, с. 548). В частности, рассуждения о "целевой функции фирмы" или "социальной ответственности корпораций", строго говоря, беспредметны: "Фирма не является индивидуумом. Это юридическая фикция, служащая для обозначения сложного процесса, в ходе которого конфликтующие цели индивидуумов (причем кое-кто из них может "представительствовать" за другие организации) приводятся в равновесие в рамках контрактных установлений. В этом плане "поведение" фирмы подобно поведению рынка, т.е. является результатирующей сложного уравновешивающего процесса. Мы редко допускаем оплошность, характеризуя рынок зерна или рынок ценных бумаг в качестве индивидуумов, но мы часто совершаем ошибку, когда рассуждаем об организация так, как будто это лица, наделенные намерениями и мотивациями" (40, с. 310). 4. Благодаря такой трактовке устраняется дихотомическое деление микроэкономического анализа на теорию фирмы (принцип максимизации прибыли) и теорию потребительского спроса (принцип максимизации полезности). Аналитическая структура упрощается -- принцип максимизации полезности получает универсальное значение. Целевая функция оказывается не зависящей от того, где протекает деятельность человека: в фирме или семье, на бирже или избирательном участке. Этим закладывается общеметодологический фундамент изучения экономических организаций, структура и функционирование которых выводятся из взаимодействия их членов, преследующих свои личные интересы. 5. Неоднозначно отношение теоретиков прав собственности и к идеям К. Маркса. Они признают его безусловный приоритет в постановке вопроса о взаимодействии экономической и правовой систем общества (56, с. 16). Более того, при анализе исторической эволюции отношений собственности они нередко пользуются формулировками, практически совпадающими с марксовыми. Недаром некоторые авторы даже называют теорию прав собственности подправленным и усовершенствованным историческим материализмом (53, с. 174). Вместе с тем во многом этот подход прямо противоположен подходу Маркса. Если в марксистской теории провозглашается примат производства, то в теории прав собственности общим знаменателем, под который подводится анализ как производственных, так и распределительных отношений, оказывается сфера обращения. В определенном смысле это возврат к домарксистской традиции в понимании общества как последовательной цепочки взаимных обменов (у А. Смита, например). Контрактный взгляд на общество не оставляет места таким надындивидуальным общностям, как классы и социальные группы. Оно распадается на множество максимизирующих полезность индивидуумов, взаимодействующих между собой посредством обоюдовыгодных, добровольных и по преимуществу двусторонних контрактов (56, с. 17). Своеобразие подхода теории прав собственности раскрывается уже в развернутом определении ее центрального понятия: "Права собственности понимаются как санкционированные поведенческие отношения между людьми, которые возникают в связи с существованием благ и касаются их использования. Эти отношения определяют нормы поведения по поводу благ, которые любое лицо должно соблюдать в своих взаимодействиях с другими людьми или же нести издержки из-за их несоблюдения. Термин "благо" используется в данном случае для обозначения всего, что приносит человеку полезность или удовлетворение. Таким образом, и этот пункт важен, понятие прав собственности в контексте нового подхода распространяется на все редкие блага. Оно охватывает полномочия как над материальными объектами,.. так и над "правами человека" (право голосовать, печатать и т.д.). Господствующая в обществе система прав собственности есть в таком случае сумма экономических и социальных отношений по поводу редких ресурсов, вступив в которые отдельные члены общества противостоят друг другу" (32, с. 3). Выделим в этом определении важнейшие моменты. Во-первых, в качестве рабочего используется термин "право собственности", а не "собственность": "Не ресурс сам по себе является собственностью; пучок или доля прав по использованию ресурса -- вот что составляет собственность. Собственность в первоначальном значении этого слова относилась только к праву, титулу, интересу, а ресурсы могли называться собственностью не больше, чем они могли называться правом, титулом или интересом" (31,с. 17). Во-вторых, отношения собственности трактуются как отношения между людьми, а не как отношения "человек/вещь": "...термин права собственности описывает отношения между людьми по поводу использования редких вещей, а не отношения между людьми и вещами" (56, с. 13). В-третьих, отношения собственности выводятся из проблемы редкости: "...без какой-либо предпосылки редкости бессмысленно говорить о собственности и справедливости" (62, с. 320). Нелишне напомнить, что такой же была и позиция К. Маркса: когда на высшей фазе коммунистического общества будет решена проблема редкости, только тогда станет возможно распределение по потребностям, отомрет государство, окончательно исчезнут классовые различия. В-четвертых, трактовка прав собственности носит всеохватывающий характер, вбирая в себя как материальные, так и бестелесные объекты (плоть до неотчуждаемых личных свобод). Права собственности фиксируют позицию человека по отношению к использованию редких ресурсов любого рода. В-пятых, отношения собственности рассматриваются как санкционированные обществом, но не обязательно государством. Следовательно, они могут закрепляться и охраняться не только в виде законов и судебных решений, но и виде неписанных правил, традиций, обычаев, моральных норм. В-шестых, правам собственности приписывается поведенческое значение -- одни способы поведения они поощряют, другие подавляют. В-седьмых, несанкционированное поведение также остается в поле зрения теории. Оно понимается экономически: запреты и ограничения не устраняют его, а действуют как отрицательные стимулы, повышая связанные с ним издержки (в виде возможного наказания). И соблюдение, и нарушение санкционированных поведенческих норм превращаются в акты рационального экономического выбора. В развернутом определении понятия прав собственности как бы заявлены основные темы, разработкой которых занята теория прав собственности. Их раскрытие -- задача последующего изложения. 2. ПРАВОВЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ Прежде чем непосредственно обратиться к экономической теории прав собственности, имеет смысл познакомиться с правовым контекстом, в котором протекало ее формирование. Несомненно влияние, оказанное на нее англосаксонской правовой традицией. Дело в том, что эта традиция существенно отлична от правовых систем континентальной Европы. Размежевание между ними в трактовке понятия собственности восходит к периоду буржуазных революций. Во время буржуазных революций и затем сразу после них в странах континентальной Европы господствующей стала идея "абсолютного" права частной собственности, нашедшая классическое воплощение в Кодексе Наполеона. Право частной собственности провозглашалось "священным и неприкосновенным", "неограниченным и неделимым". Случаи рассредоточения правомочий среди нескольких лиц воспринимались как пережитки феодализма; преобладающей была тенденция к концентрации всех прав собственности на объект в руках одного владельца. В противоположность этому английская правовая система удержала многие институты феодального права. Например, она продолжала считать объектами собственности как материальные вещи, так и ценности обязательственного характера (бестелесные имущества), допускала возможность раздробления права собственности на какой-либо объект на частичные правомочия нескольких лиц. Таким образом, можно выделить две противоположные правовые традиции, из которых одна представляет право собственности как некий неделимый монолит, а другая -- как совокупность частичных правомочий. Из них в настоящее время побеждает вторая: она проникает постепенно в правовые системы стран континентальной Европы, именно она берется за основу при кодификации права на международном уровне. Свойственные ей гибкость и пластичность, безусловно, больше отвечают сложным экономическим, социальным и политическим реальностям высокоразвитого капиталистического общества (2, с. 17--18). Вполне в духе англосаксонской традиции современные авторы понимают собственность как "сложный пучок отношений, существенно различающихся по своему характеру и последствиям" (65, с. 315). Однако, когда какое-либо понятие определяется как "сумма", "совокупность", "агрегат", всегда есть опасность растворить его содержание в перечне составных частей. При всем многообразии форм должно быть смысловое ядро, вокруг которого они организованы. Как должна решаться эта задача применительно к отношениям собственности? Не претендуя на новизну, выделим в качестве центрального момента их исключительный характер. В самом общем виде отношения собственности можно было бы определить как фактически действующую в обществе систему исключений из доступа к материальным и нематериальным ресурсам. (При этом под доступом подразумевается все множество возможных решений по поводу ресурса, не обязательно связанных лишь с физическим воздействием на него). Это, конечно, не сводит проблему собственности к отношению человек/вещь. Ведь таким путем задается вся матрица возможных взаимодействий между теми, кого нет доступа к тому или иному ресурсу, и теми, кому он открыт. Отсутствие каких бы то ни было исключений из доступа к ресурсу (т.е. свободный доступ к нему) означает, что он -- ничей, что он не принадлежит никому или, что то же самое, -- всем. Степень "исключительности", следовательно, не есть величина постоянная, раз и навсегда заданная. Она может варьировать в пределах от "1", когда доступ открыт только одному лицу (индивидуальная собственность), до "0", когда доступ открыт всем членам общества (общая собственность) [1]. Любая система исключений из доступа к имеющимся в обществе ресурсам как бы содержит в свернутом виде все способы потенциальных взаимодействий между экономическими агентами по поводу использования этих ресурсов. Понятие "исключительности", на наш взгляд, и выступает в качестве смыслового центра, организующего в определенную систему бесконечную вереницу разнообразных конкретных собственнических правомочий. "Полное" определение права собственности, которое к настоящему времени стало хрестоматийным, было предложено английским юристом А. Оноре. Оно включает 11 элементов: 1) право владения, т.е. исключительного физического контроля над вещью; 2) право пользования, т.е. личного использования вещи; 3) право управления, т.е. решения, как и кем вещь может быть использована; 4) право на доход, т.е. на блага, проистекающие от предшествующего личного пользования вещью или от разрешения другим лицам пользоваться ею (иными словами -- право присвоения); 5) право на "капитальную стоимость" вещи, предполагающее право на отчуждение, потребление, промотание, изменение или уничтожение вещи; 6) право на безопасность, т.е. иммунитет от экспроприации; 7) право на переход вещи по наследству или по завещанию; 8) бессрочность; 9) запрещение вредного использования, т е. обязанность воздерживаться от использования вещи вредным для других способом; 10) ответственность в виде взыскания, т.е. возможность отобрания вещи в уплату долга; 11) остаточный характер, т.е. ожидание "естественного" возврата переданных кому-либо правомочий по истечении срока передачи или в случае утраты ею силы по любой иной причине (39, с. 112-128). Эти 11 элементов дают огромное количество комбинаций. Однако, как считает американский философ Л. Беккер, не все их сочетания заслуживают названия права собственности. Таковыми могут быть признаны право на "капитальную стоимость" даже взятое отдельно [2]; любая комбинация с его включением; любая пара из первых четырех элементов (право владения, право пользования, право управления и право на доход) с добавлением к ней права на безопасность и т.д. Во всяком случае один из первых пяти элементов обязательно должен присутствовать в связке, которая могла бы составить право собственности. Но даже при этим оговорках число осмысленных сочетаний оказывается равно 1,5 тыс., а если учесть их варьирование по субъектам и объектам права, то разнообразие форм собственности становится, по словам Л. Беккера, поистине "устрашающим" (13, с. 21). С точки зрения экономистов-теоретиков прав собственности, такой подход с жестко проводимой границей между ситуациями, где есть право собственности и где его уже нет, не вполне корректен. Право собственности -- это непрерывный ряд, а не фиксированная точка. По замечанию А. Алчяна и Г. Демсеца, в какой мере то или иное правомочие на вещь принадлежит собственнику, можно судить по тому, насколько его решение предопределяет ее действительное использование. Если существует вероятность, равная единице, что решение собственника, выражающее реализацию им какого-либо правомочия, и в самом деле без малейших отклонений будет выполняться в процессе использования ресурса, то тогда можно сказать, что собственник обладает абсолютным правомочием на этот ресурс (7, с. 17). Самым уязвимым из списка А. Оноре является девятый элемент - запрещение вредного использования. Американский правовед Дж. Уолдрон предлагает вовсе исключить его из полного определения права собственности, потому что общие запрещения не имеют прямого отношения к имущественному статусу вещи: если для автомобилей существует ограничение скорости, то его требуется соблюдать независимо от того, едет человек на своей, одолженной или взятой напрокат машине (65, с. 336). Но это возвращение идет вразрез с представлением о праве собственности как пучке правомочий. Даже если какие-то сочетания правомочий не признаются "правом собственности" в полном смысле слова, то это не значит, что они не могут отпочковываться и принадлежать кому-либо в таком усеченном виде. Взяв напрокат или одолжив автомобиль, человек приобретает по меньшей мере право пользования им и, следовательно, ограничение скорости сужает для него объем этого правомочия. Проблемы, связанные с запрещением вредного использования, состоят в другом. Дело в том, что многие способы нанесения ущерба другим лицам не только не запрещены, но охраняются законом. В условиях частнособственнического правового режима обычно нельзя причинять вреда физически, путем прямого воздействия на потребительную стоимость чужого имущества, но можно наносить ущерб косвенным путем, снижая его меновую стоимость. Предприниматель не вправе разорить конкурента, устроив поджог на его фабрике, но он вправе разорить его, резко повысив эффективность собственного производства. А в средневековых цехах и этот способ поведения считался бы незаконным. Трудности точного определения объема правомочия, связанного с запрещением вредного использования, выводят на ключевую проблему о допустимых пределах ограничения прав собственности. Смысл этого правомочия состоит в том, что даже включение в набор всех элементов из "полного определения" не делают право собственности неограниченным. Это естественно, поскольку равные права предполагают симметричные ограничения взаимного плана. Ограничения на права собственности индивидуума вытекают из признания им прав собственности других индивидуумов. В обмен на свой отказ от поведения, способного причинить ущерб чужому имуществу, индивидуум рассчитывает на такой же отказ от других по отношению к его имуществу. Но очень многие ограничения не носят такого "обменного" характера (т.е. не являются по сути самоограничениями). Они мотивируются не тем, что данный способ действия может нанести ущерб интересам другого лица, а тем, что он противоречит интересам общества в целом. Это сразу делает границы понятия "воздержание от вредного использования" зыбкими и подвижными. Общий же вывод будет состоят в том, что права складываются в определенную систему, отдельные подсистемы которой могут вступать между собой в конфликт, и что нет никаких универсальных критериев, определяющих, какое из конфликтующих прав должно быть подвергнуто ограничению. При этом, рассматривая проблему ограничения прав, чрезвычайно важно не смешивать два внешне схожих, но по сути совершенно различных процесса. Уже было отмечено существование противоположных традиций в трактовке права частной собственности. Первая представляет его как некий монолит, вторая -- как пучок правомочий, которые могут бесконечно комбинироваться и рекомбинироваться. Поэтому эволюция капиталистической собственности в XIX-XX вв. может прочитываться двумя различными способами. В рамках первой традиции она будет представать как прогрессирующее обужение, урезание, сжатие когда-то единого и неделимого права частной собственности, а в рамках второй -- как естественный и непрерывно идущий процесс перегруппировки правомочий самими собственниками. С этой точки зрения "единое и неделимое" право -- не более чем некая идеальная конструкция, а в реальной жизни -- и в прошлых веках, и в нынешнем -отдельные правомочия всегда вступали в разнообразнейшие сочетания и могли каждое по отдельности принадлежать разным лицам. Расщепление права собственности на частичные правомочия не есть что-то из ряда вон выходящее, а нормальная практика, и говорить на ее основании об эрозии частной собственности совершенно неоправданно. В действительности, разумеется, имеют место процессы как ограничения, так и расщепления права собственности. И то, и другое вносит динамический элемент в ложившуюся систему отношений собственности. Но между ними есть принципиальные различия. Во-первых, "отпочковывание" отдельных правомочий происходит в форме двустороннего добровольного обмена, по инициативе самих собственников, тогда как ограничения налагаются, как правило, государством в принудительном порядке. Во-вторых, процесс расщепления выражается просто в передаче правомочия другому лицу, тогда как ограничения имеют отрицательный характер: запрет государства на передвижение на автомобилях сверх определенной скорости распространяется, строго говоря, и на само государство (в лице его представителей). Правомочие на определенный способ использования ресурса не присваивается государством, а вообще изымается из оборота. В экономической теории прав собственности уделяется большое внимание как процессу дифференциации, так и процессу ограничения прав. Но оцениваются они неодинаково: первый -безусловно положительно, второй -- как источник многочисленных отрицательных явлений. Думается, что и здесь, как и во многом другом, сказалось влияние на теорию прав собственности англосаксонской правовой традиции. 3. ПРОБЛЕМА "СПЕЦИФИКАЦИИ/РАЗМЫВАНИЯ" ПРАВ СОБСТВЕННОСТИ Основная задача теории прав собственности, как она формулируется самими западными экономистами, состоит в анализе взаимодействия между экономическими и правовыми системами. Но взаимодействие это всегда реализуется в индивидуальном поведении экономических агентов. Поэтому аргументация разворачивается обычно в такой последовательности: права собственности определяют, какие издержки и вознаграждения могут ожидать агенты за свои действия; переструктуризация прав собственности ведет к сдвигам в системе экономических стимулов; реакцией на эти сдвиги будет изменившееся поведение экономических агентов. Эта логика -- от структуры прав через систему стимулов к поведенческим последствиям -- ясно выражена в анализе процессов спецификации/размывания прав собственности. Теория прав собственности исходит из базового представления о том, что любой акт обмена есть по существу обмен пучками правомочий: "Когда на рынке заключается сделка, обмениваются два пучка прав собственности. Пучок прав обычно прикрепляется к определенному физическому благу или услуге, но именно ценность прав определяет ценность обмениваемых товаров: вопросы, относящиеся к формированию и структуре компонентов пучка прав, предшествуют вопросам, которыми, как правило, заняты экономисты. Экономисты обыкновенно принимают пучок прав как данный и ищут объяснение, чем определяются цена и количество подлежащего обмену товара, к которому относятся эти права" (31, с. 347). Идея, что обмен представляет собой обмен пучками прав собственности, не нова. В прошлом веке ее высказывал Е. БемБаверк (14, с. 64).Но затем она была предана забвению. Из этой трактовки следует, что товар -- это определенная сумма не только физических характеристик, но также связанных с ним прав и юридических ограничений. Поэтому ценность товара (и его денежная цена) определяется совокупностью всех этих факторов. Чем шире набор прав, связанных с данным ресурсом, тем выше его полезность. Так, собственная вещь и вещь, взятая напрокат, имеют разную полезность для потребителя, даже если физически они совершенно идентичны. Дом имеет разную ценность, когда его хозяин вправе запретить строить рядом с ним бензоколонку и когда он лишен такого права. Отсюда следует, что сдвиги в законодательстве фактически перестраивают набор товаров, которым располагает экономика, т.е. меняют объем ресурсов и уровень благосостояния общества. Кроме того, экономические агенты, естественно, не могут передать в обмене больше правомочий, чем они имеют. Поэтому расширение или сужение имеющихся у них прав собственности будет приводить также к изменению условий и масштабов обмена (увеличению или уменьшению числа сделок в экономике). Перечень правомочий, включаемых западными экономистами в определение права собственности, обычно короче "полного определения" А. Оноре. Но принципиальный подход к праву собственности как набору частичных правомочий остается тем же: "Право собственности на имущество, -- отмечает С. Пейович, -- состоит из следующих правомочий: 1) права пользования имуществом (usus); 2) права пожинать приносимые им плоды (usus fructus); 3) права изменять его форму и субстанцияю (abusus) и 4) права передавать его другим лицам по взаимно согласованной цене. Последние два правомочия определяют право собственника на осуществление изменений в ценности его имущества и представляют собой фундаментальные компоненты права собственности" (55, с. 3) [3]. (Причем пункт четвертый означает возможность передачи правомочий как всех вместе, так и каждого по отдельности). В качестве исходного пункта анализа западные теоретики обращаются обычно к режиму частной собственности. Право частной собственности понимается ими не просто как арифметическая сумма правомочий, а как сложная структура.