Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Стратегии гениев (№2) - Стратегии гениев. Том 2. Альберт Эйнштейн

ModernLib.Net / Психология / Дилтс Роберт / Стратегии гениев. Том 2. Альберт Эйнштейн - Чтение (стр. 3)
Автор: Дилтс Роберт
Жанр: Психология
Серия: Стратегии гениев

 

 


Реакция на это явление в современной физике следующая: поскольку мы действительно не можем вычислить эту реальность наверняка, то должны смириться и вычислять среднее статистическое.

Для человека, стремящегося познать “Божественные мысли”, для такой личности, как Эйнштейн, это неприемлемо. Заявив, что “Бог не играет в кости со Вселенной”, Эйнштейн утверждал, что статистические модели необходимы только в тех случаях, когда непонятны истинные порождающие систему правила, паттерны и принципы:

“Статистический характер нынешней теории в квантовой механике является необходимым следствием незавершенности описания исследуемой системы”.

Эта незавершенность для Эйнштейна является результатом непонимания того, что “теория в реальности оперирует не в отдельно взятой системе, а в совокупности систем”. И поскольку некоторые из систем выпали при таком описании из “совокупности”, то их влияние на изучаемую систему представляется случайным или только статистическим. Рассмотрим аналогичную проблему: какой из следующих номеров больше всего отличается от других?

1) Один

2) Тринадцать

3) Тридцать один

На этот вопрос не будет “правильного” ответа, пока мы не придумаем, почему один из этих номеров -особый или уникальный. А если, с другой стороны, мы осознаем, что 1), 2) и 3) тоже цифры, число 2 станет очевидным ответом, потому что это единственное число, не содержащее цифр 1 или 3.

Эйнштейн чувствовал, что кажущаяся случайность наших наблюдений за реальностью не означает отсутствие порядка в самой реальности. Скорее, при исследовании была упущена какая-то часть целой системы, как в рассмотренной выше задаче с цифрами. И статистика необходима только в том случае, когда упущены важные моменты моделируемой системы.

“Цель науки — установить общие правила, определяющие взаимосвязь объектов и событий во времени и пространстве. Для этих правил, или законов природы, требуется бездоказательная абсолютность и обоснованность. Это программа, и вера в возможность ее выполнения держится только на частичном успехе.

Когда в феноменологическом комплексе задействовано огромное количество факторов,, научного метода недостаточно. Подумайте только о погоде, когда невозможен прогноз даже на пять дней вперед. Тем не менее, никто не сомневается, что здесь мы сталкиваемся со случайным соединением случайных компонентов, в основном нам известных. Случайность в этой области не поддается точному предсказанию из-за разнообразия оперирующих факторов, а не из-за беспорядка в природе…

Мы проникли далеко не так глубоко в системы, правящие царством живого, но, тем не менее, достаточно глубоко для того, чтобы ощущать правила установленной необходимости. Подумайте только о систематическом порядке в наследственности, в действии ядов, например, алкоголя, и в поведении органических существ. Чего нам все еще не хватает, так это постижения взаимосвязей глубинной общности, а не изучения порядка построения самого по себе”.

Эйнштейн чувствовал, что каким-то образом законы мироздания неслучайны или статистичны и не следует прекращать поиски простых, но всеобъемлющих правил, определяющих базовые взаимоотношения вещей. Поясняя свою точку зрения, Эйнштейн привел следующую аналогию:

“Я стою напротив газовой плиты, на ней в ряд — две абсолютно неотличимые кастрюли. Обе наполовину наполнены водой. Я замечаю, что из одной постоянно идет пар, а из другой — нет. Я удивлен, даже если прежде никогда не видел ни газовой плиты, ни кастрюли. Но если теперь я замечу нечто светящееся голубым цветом под первой кастрюлей, то перестану изумляться, даже если это мое первое знакомство с газовым пламенем. Я могу только сказать, что “голубое нечто” вызывает или, по крайней мере, может вызвать выделение пара.

Но если два этих явления я наблюдаю совершенно изолированно друг от друга, тогда я остаюсь изумленным и разочарованным, пока не появятся другие обстоятельства, проясняющие различное “поведение” вышеназванных кастрюль”10.

Смысл этой зарисовки заключается в том, что Эйнштейн считает законы, по которым мы действуем в мире и по которым живет сам мир, не всегда вытекающими из содержания наших опытов. Только из-за того, что мы не можем непосредственно ощутить или определить эти правила или соединения, нельзя утверждать, что их не существует вообще. Вместо статистических описаний о возможности появления пара над кастрюлями, Эйнштейн постарался найти упорядоченную последовательность между явлением и неявными причинами, вызывающими его.

Эйнштейн указывал на тенденцию статистических моделей использовать линейные законы в описании явлений и пытаться планировать события. Но таким образом “теряется взаимодействие между элементарными телами. Истинные законы не могут быть линейными, и они не выводимы из линейных объяснений”. Говоря языком Аристотеля, Эйнштейн утверждал, что существуют “сдерживающие” причины, равно как и “предшествующие” причины, которые следует принимать в расчет при моделировании.

Огромнейшая проблема моделирования заключается в том, что модели основаны преимущественно на измерениях и статистике, они “описательны”, а не “производительны”. Дэвид Бом указывал, что “статистика квантовой механики не что иное как алгоритм для приведения в действие наших инструментов”, но она не ведет нас к более фундаментальным открытиям. Он разделял опасения Эйнштейна, что часто более влиятельное и важное приносится в жертву легче измеримому. Это является несомненным не только для физики. С подобным явлением сталкивается НЛП во многих существующих сейчас психологических моделях и методах. Модель должна быть процессуальным инструментом, функция которого состоит в получении обширного описания всех наших опытов.

По контрасту с описательной в производительной модели содержится минимальное число основных правил, производящих безграничное разнообразие комбинаций и результатов. В человеческом языке, например, немного определенных грамматических правил, благодаря которым мы можем соединять относительно малое число слов в бессчетное количество предложений.

Кибернетика — это область науки, изучающая взаимодействие систем и элементов в самой системе. В своей статье “Вторая кибернетика” Магиро Маруяма дает элегантное определение той дилемме, на которую ссылался Эйнштейн в своих возражениях по поводу статистической квантовой механики. Речь идет о росте и развитии биологических систем:

“Количество информации для описания полученных паттернов гораздо больше того количества, которое необходимо для описания производительных законов и положений первоначальных тканей. Паттерн рождается по правилам и благодаря взаимодействию тканей. С этой точки зрения нельзя получать информацию о взрослой особи, изучая только эмбриональные ткани. Она формировалась по мере их роста и только в результате их взаимодействия”.

Эйнштейн также чувствовал, что статистические модели больше заняты описанием “полученных паттернов-результатов”, чем поиском производящих эти результаты законов. Они отнюдь не представляют собой точку отсчета для дальнейшего развития. Принятие описательных статистических моделей означает отказ от поиска фундаментальных объединяющих законов, по которым живет Вселенная.

Эйнштейн был убежден, что эти законы можно открыть лишь в процессе развития, а не путем приложения к физическим явлениям статистических мерок. Вот что говорил об этом Маруяма:

“…В большинстве случаев невозможно обнаружить простейшие правила функционирования модели после того, как действие завершилось, если только не пытаться применить все наборы правил. Если последние неизвестны, то для их поиска понадобится гораздо больше информации, чем для их описания. Это значит, что продуктивнее будет отслеживать перспективу процесса, чем ретроспективу. Генетик потратит массу времени и энергии, пытаясь вывести характеристики эмбриона из характеристик взрослого организма”.

Проблема отслеживания перспективы процесса состоит в следующем: чем ближе мы к познанию действительных моделей, создающих структуру Вселенной, тем дальше от сенсорного опыта, тем неосязаемее совершенные нами открытия. Действительно, мы не можем видеть, слышать или чувствовать взаимодействие атомных частиц или непосредственно ощущать “гравитационную” или “электромагнитную” силы. Мы воспринимаем и измеряем только результаты их действия и постулируем воображаемую сконструированную “тяжесть” для объяснения эффекта. Эйнштейн был убежден, что концепции “сила тяжести”, “электромагнитная сила”, “атомы”, “причина — эффект”, “энергия”, даже “время” и “пространство” были во многом произвольными конструкциями, рожденными воображением (а не внешним миром), для того чтобы категоризировать и упорядочить сенсорные опыты. Он писал:

“Человеку было ясно видно, что определенные концепции, например, такие, как причинность, не могут быть выведены из материального опыта логическими методами… Все, даже самые приближенные к опыту концепции рассматриваются с точки зрения свободно выбранного логического соглашения”.

Наши органы чувств действительно не воспринимают такие понятия, как “причины”. Они констатируют только последовательность событий: случилось нечто, сразу за ним последовало второе. Например: “человек ударил по стволу дерева топором”, затем — “дерево упало”; или “женщина что-то сказала ребенку”, и “ребенок расплакался”, или “сегодня солнечное затмение”, и “на следующий день произошло землетрясение”. Согласно Эйнштейну, мы можем сказать, что “человек вызвал падение дерева”, “женщина заставила ребенка плакать” или “из-за затмения солнца произошло землетрясение”, но это только воспринимаемая последовательность событий. “Причина” — это свободно выбранная внутренняя конструкция, применяемая к ситуации. С той же легкостью можно было сказать: “сила тяжести вызвала падение дерева”, “нереализовавшиеся ожидания заставили ребенка плакать” или “внутренние силы земли вызвали землетрясение”.

Эйнштейн указывал, что основные правила, по которым мы действуем в этом мире, и те, по которым живет сам мир, не видимы для нас. Он подытоживал:

“Теорию можно проверить опытом, но нет пути от опыта к построению теории”.

Подобная дилемма с той же силой применима и к психологии, неврологии и, возможно, к любой области человеческой деятельности. Чем ближе мы к первоначальным причинам, определяющим весь наш опыт, тем дальше от осязаемой реальности. Мы не в состоянии физически ощутить фундаментальные принципы и правила, порождающие наше поведение и опыт. Мы воспринимаем только произведенные ими эффекты. Если бы мозг попытался воспринять себя, неизбежно возникли бы темные пятна.

И снова, поскольку вывести фундаментальные принципы из одного только опыта невозможно, статистические описания и измерения не приведут нас к этим основным законам. Мы должны использовать альтернативный процесс. По контрасту со статистической моделью квантовой механики, Эйнштейн предложил вместо выведения моделей или карт мира строго из статистических данных и измерений (все равно нам никогда не узнать, что представляет собой истинная территория) развивать новые модели реальности, рожденные воображением и “свободным мышлением”, новые карты мира и проверять их наблюдением.

“Физика устанавливает логическую развивающуюся систему мышления, основа которой не может быть очищена от опыта; ее формирует свободное изобретательство. Доказательство истинности системы покоится на подтверждении сенсорным опытом. Отношение последнего к первому может постигаться только интуитивно. Эволюция идет в направлении возрастающей простоты логической основы. Для достижения этой эволюции мы должны признать тот факт, что логический базис все дальше от сенсорного опыта, и тропа, ведущая нашу мысль от фундаментального базиса к полученным в результате осмысления утверждениям, становится все более долгой и трудной”.

Вот почему Эйнштейн считал воображение и “свободную игру с концепциями” столь важными. Они могут открыть такие двери, которые измерениям и статистике даже и не снились. Каким-то образом воображение действительно приближает нас к реальным механизмам и структуре нашего восприятия. Воображение в большей мере порождается нашим мозгом, а не опытами внешнего мира. И поскольку все модели мира сконструированы мозгом, то наиболее эффективными и успешными являются те, которые наиболее близки к способу функционирования мозга и потому естественны. Рожденное в недрах нашей неврологической системы воображение может обеспечить максимальное совпадение.

Эйнштейн пошел даже дальше, говоря:

“…Все наше мышление по природе своей — свободная игра с концепциями. Эта игра оправдана тем обозримым сенсорным опытом, который мы получаем с ее помощью. Концепция “истины” еще не может быть применима к этой структуре”.

“В создании именно такого порядка сенсорных опытов определяющим фактором является один успех”.

Заметьте, Эйнштейн считает, что теория должна соответствовать нашему сенсорному опыту (не только измерениям и статистике). Слишком часто теоретики занимаются как раз противоположным — подгонкой и опытов, и статистических данных под свои теории.

Эйнштейн дает представление обо всем процессе моделирования в следующих строках:

“Я вижу, с одной стороны, совокупность сенсорных опытов и, с другой, — совокупность концепций и предположений, запечатленных на страницах книг.

Отношения между концепциями и предположениями подчинены логике, а задача логического мышления строго ограничена достижением соединений между концепциями и предположениями, в соответствии со строго установленными законами логики.

И концепции, и предположения и, таким образом, “содержание” обретают “смысл” только через соединение с сенсорным опытом. Соединение это чисто интуитивное, по природе своей логике не подчиняющееся. Степень уверенности в этом соединении, этой интуитивной комбинации должна быть принята как данность, и только это (и ничего больше) отличает пустые фантазии от научной “правды”.

Система концепций создана человеком, а также синтаксическими правилами, определяющими структуру концептуальных систем.

Хотя концептуальные системы логически абсолютно произвольны, их цель — во-первых, установить полное согласие с совокупностью чувственных опытов; и во-вторых, поддерживать величайшее разнообразие входящих в них логически не зависимых элементов (базовых концепций и аксиом), т.е. неопределенных концепций и еще не постулированных предположений”.

3. БАЗОВАЯ СТРУКТУРА МЫСЛИТЕЛЬНОЙ СТРАТЕГИИ ЭЙНШТЕЙНА

Избранная Эйнштейном область — физика, но все мы сталкиваемся с дилеммой в решении проблем, сходных с той, что описана в его трудах. Проблема эта подобна симптому, причина которого неявна — из-за сложности ли самой системы или из-за того, что не учтены все ее составляющие, которые могли бы внести свой “вклад” в “проблемное пространство”. Поразмышляйте над такого рода организационной проблемой, потенциально возникающей перед главным управляющим компании.

Вы возглавляете фабрику “В”. Начальник вашего эксплуатационного отдела управляет шестью бригадами из восьми человек, работающими под руководством шести мастеров. Вы обеспокоены не слишком производительной работой бригад. Рабочие в этих бригадах выполняют только свои непосредственные функции. В результате замедляются и работа, и выполнение программы всего отдела. Ситуация меняется только в экстренных случаях. Вам также известно, что для более эффективной деятельности есть все условия, так как уровень способностей и компетентности ваших рабочих достаточно высок.

Работаете ли вы менеджером, заняты ли в организационной сфере или нет, на минуту задумайтесь о том, как бы вы подошли к решению этой проблемы. Набросайте свои соображения на бумаге. Позднее мы вернемся к этому, и будет очень интересно, как меняются по ходу чтения этой книги ваши мысли.

Наверное, вы уже задали себе вопрос: “А как такой гений, как Эйнштейн, приблизился бы к ее решению?” Возможно, большинство из нас просто отклонило бы этот вопрос: как может обычный “средний” человек вторгнуться в мыслительную лабораторию гения? Но теперь, вооруженные техниками психологического моделирования НЛП, мы можем заглянуть в мыслительные процессы гения. Рассмотрев некоторые микроэлементы, составляющие его мыслительную стратегию, мы сможем лучше понять творческий дар Эйнштейна.

Наверное, лучшим началом нашего исследования будет знакомство с представлениями Эйнштейна о “мышлении”, “познании” и “разуме”. Эйнштейн был физиком, а не психологом, но его профессионализм в обращении с психологическими процессами бесспорен. Личность Эйнштейна изучали, задавали ему несметное количество вопросов, касающихся его теоретических открытий, он общался с величайшими психологами нашего столетия. Ученого часто интервьюировал основатель гештальт-психологии Макс Вермейер. Эйнштейн активно переписывался с Зигмундом Фрейдом, обсуждал фундаментальные элементы индивидуальной и социальной психологии и рассматривал их в аспекте служения миру на всей земле.

Глубокое проникновение в мир мысли Эйнштейна, в его “мысли о мышлении” может дать нам важные ключи к пониманию психологических процессов, происходящих в личности гения.

Когда большинство людей думает об Эйнштейне, то представляют себе запутанные математические формулы — бессвязные каракули, ясные только немногим физикам-эзотерикам — нечто совершенно не подвластное пониманию среднего человека. Но если обратиться к самому Эйнштейну, то кажется, что в его творческом мыслительном процессе совсем не задействована математика.

“Ни один действительно продуктивный человек не мыслит в такой бумажной манере. Это лишь позднейшая формулировка осмысляемого, они нужны для письменной фиксации процесса. Аксиомы передают суть в сжатой форме. Когда приходит открытие, то списывать его удобнее и проще таким образом; но мысли-откровения не вырастают из манипуляций аксиомами”.

Вместо прославления достижений своего разума или окутывания их сложными математическими формулами Эйнштейн утверждал: “Вся наука ничто иное, как обработка повседневного мышления”3.

Как и Эйнштейн, НЛП соотносит базовые процессы повседневного мышления с сенсорным опытом:

“Наш психологический опыт состоит из яркой последовательности сенсорных опытов, картин-воспоминаний, образов и ощущений. В отличие от психологии, физика обращается непосредственно к сенсорным опытам”.4

Эйнштейн различает: 1) “сенсорные опыты” как информацию об окружающей среде; 2) “картины воспоминаний” или впечатления, оставшиеся от полученных сенсорных опытов; 3) “образы” (предположительно внутреннего происхождения в отличие от “сенсорных опытов”, приходящих из “внешнего мира”) и 4) “чувства” (наши субъективные реакции на сенсорные опыты, воспоминания и образы). По Эйнштейну, эти четыре категории формируют совокупность опытов, из которых мы отбираем и комбинируем, выстраиваем собственные ментальные модели мира.

С точки зрения НЛП, интересно заметить, что его определение очень визуально — “яркая последовательность”, “картины воспоминаний”, “образы”. Он упоминает ощущения, но совсем не соотносит их ни с аудиальной ни с вербальной репрезентативной системой.

И действительно, Эйнштейн утверждал, что для наиболее значительных его открытий язык (вербальный или математический) не играл практически никакой роли. В интервью Максу Вермейеру о развитии теории относительности, Эйнштейн заявил:

“Мысли эти не приходят в каком-либо вербальном воплощении. Я вообще очень редко думаю словами. Мысль приходит, и только после этого я могу попытаться выразить ее в словах”. Когда я (Вермейер) заметил, что многие мыслят всегда словами, он только рассмеялся”.

Вместо слов или математических формулировок Эйнштейн, по его утверждению, мыслит преимущественно визуальными образами и ощущениями. В письме к когнитивному психологу Якову Хадамарду Эйнштейн объяснял:

“Язык или слова, написанные или произнесенные, похоже, не играют никакой роли в механизме моего мышления. Физические сущности, кажется, служащие элементами мышления, — это определенные знаки и более или менее ясные образы, которые можно “добровольно” воспроизводить и комбинировать.

…Существует, конечно, определенная связь между этими элементами и соответствующими логическими концепциями. И также ясно, что стремление выйти наконец на логически связные концепции — своего рода эмоциональный базис в достаточно смутной игре с вышеупомянутыми элементами. Но, взятая с психологической точки зрения, подобная комбинаторная игра представляется сущностной чертой продуктивной мысли — до того момента, как появится какое-либо соединение с логической конструкцией — в словах, в других ли знаках, доступных для восприятия.

…Вышеупомянутые элементы в моем случае — визуального и иногда мускульного типа. Условные знаки или слова для описания мыслительного процесса появляются только на вторичном этапе, когда отмеченная ассоциативная игра полностью установлена и может воспроизводиться по желанию… Типичный для меня стиль мышления — визуальный и моторный. Когда на сцену наконец вторгаются слова, они для меня носят чисто аудиативный характер, и появляются только на вторичном этапе”.

Итак, Эйнштейн заявляет, что вербальные или математические репрезентации его мыслей приходят только после того, как важное творческое мышление свершилось. Его творческое мышление проходит через внутренние визуальные образы (Ви — в НЛП — визуальное внутреннее) и “ моторные” или “мускульные” кинестетические ощущения (К — в НЛП — для кинестетики).

Только после того, как визуальный образ достаточно хорошо сформирован, он переводится на вербальный или математический пласт — Aд (Аудиально-дигитальное). Интересно, что Эйнштейн даже использует термин “вмешательство”, “вторжение” для описания того, как слова подстраиваются к его стратегии.

В стратегии Эйнштейна организация и исследование информации проходят в форме “комбинаторной игры” визуальных образов и телесных ощущений. Аудиально-дигитальная (или вербальная) система используется преимущественно для оценки результатов этой “игры” в соответствии с “логическими” правилами соединения элементов, а позднее — для описания полученных через визуально-кинестетическую петлю конструкций.

Рожденные внутри чувства или эмоции (внутренние кинестетические ощущения) служат мотивационной и ведущей системой в стратегии мышления Эйнштейна.

Эти чувства предоставляют информацию об относительной “соединенности” (и, предположительно, о недостаточности таковой) между визуальной и кинестетической “игрой” и логически более стройными вербальными и математическими моделями:

Эйнштейн более полно объяснил роль этих внутренних чувств:

“На протяжении всех этих лет у меня было ощущение направления, прохождения прямо вперед к чему-то конкретному. Это, конечно, очень трудно выразить словами, но это была та самая решающая причина, и она явно отличалась от рассматриваемого прежде логического решения. Конечно, за таким притяжением всегда стоит нечто логическое, но передо мной будто открывался какой-то вид, это было каким-то образом визуальное представление”.

Итак, эти “ведущие чувства” функционировали, ориентируясь на некую “большую картину” или “обозримый вид”. И этот процесс — “от обозримого вида” к чувству, ощущению направления -происходит не только между “комбинаторной игрой” и “логическими концепциями”, но и каким-то образом над “комбинаторной игрой”, влияя на нее с более высокого уровня, подобно кукольнику, манипулирующему марионеткой. На более низком уровне действуют визуальные и “мускульные”, или “моторные” кинестетические элементы, управляемые ключевым эмоциональным ощущением направления с более высокой и широкой обозримой позиции. Вермеймер подытожил эту мысль:

“Вовлечены два направления: с одной стороны, обозрима вся картина, с другой — структура всех составляющих ее частей”.

Эйнштейн дает прекрасное описание того, как его “комбинаторная игра” с образами ведет к “большой картине”:

“Что такое, собственно говоря, мышление? С точки зрения чувственных впечатлений — это возникновение образных воспоминаний, но это еще не “мышление”. И когда выстраивается серия таких изображений, это все равно еще не “мышление”. Но когда одна определенная картинка оборачивается в ряду многих таких “сериалов”, тогда — именно из-за этих повторений — она и превращается в организующий элемент в серии, соединяет их, прежде разобщенные. Подобный элемент становится инструментом, концепцией”9.

Вслед за Аристотелем Эйнштейн говорит, что ни влияния органов чувств, ни внутреннего воспроизведения их в форме “картин-воспоминаний”, ни даже ассоциативного соединения сенсорных опытов не достаточно для структурирования мыслительного процесса. Для Эйнштейна определяющим элементом “мышления” является “концепция” — “организующий элемент”, обнаруживаемый повторением во множестве опытов; Аристотель называл этот процесс “интуицией”. В НЛП мы называем такой соединяющий серию опытов элемент “паттерном”.

У нас есть общее представление о том, как Эйнштейн использовал в повседневном мышлении базовые психологические процессы, определяемые им как фундаментальные, — “сенсорные опыты”, “картины воспоминаний”, “образы”, “ощущения” и “язык”.

1) Чувственные опыты вводятся (“входят”) в стратегию (Визуальное внешнее, Аудиальное внешнее, Кинестетическое внешнее).

2) Эти чувственные опыты оставляют картины-воспоминания (Вв), которые вступают в “комбинированную игру” с визуально конструируемыми образами Вк через процесс ассоциации, стимулируемый мускульной и моторной активностью (К внешняя).

3) Возникающая в этой игре бесчисленная последовательность образов соотносится с большим “видимым обзором”, внутри появляются “концепции”, обнаруженные индуктивно отслеживанием повторяющихся картин и, наконец, формируется “упорядочивающий элемент”, или “паттерн”, соединяющий ряд прежде разобщенных образов.

4) Ощущение (Ки), показывающее степень “завершенности” или “соединения” элементов, обеспечивает обратную связь, возобновляет и формирует дальнейшую комбинаторную игру.

5) Визуальные концепции, результат взаимодействия — комбинаторная игра — концепция — ощущение — соотносятся затем с логическими (математическими или вербальными) концепциями, оценивающимися логически соединенными языковыми моделями. (А дигитальное).

4. ВОЗЗРЕНИЯ ЭЙНШТЕЙНА О ЯЗЫКЕ

Несмотря на то, что Эйнштейн ясно отделял свой процесс творческого мышления от языка, он признавал его значимость и влияние на процесс мышления и общения.

“Думаю, что переход от свободной ассоциации или “мечтания” к мышлению характеризуется более или менее доминирующей ролью “концепции”. Несомненно, необходимо, чтобы эта концепция была сенсорно познаваемой и выражалась в знаках, например в словах. Только в этом случае мышление можно передать, выразить доступным для восприятия образом”.

Слова и концепции фундаментально различны — слова сами по себе не представляют концепций, но могут подсоединяться к ним. Для существования концепциям не нужны слова, но для общения и обсуждения концепций в мире живых опытов нужны словесные одеяния.

Примечательно, что в действительности представление Эйнштейна о языке сходно с предположениями НЛП. НЛП начинает с того, что дает четырехмерное описание языка: слова, или “поверхностные структуры”, (Ад) включают хранящиеся сенсорные репрезентации, или “глубинные структуры”, по четырем основным сенсорным каналам: визуальному, аудиально-тональному, кинестетическому и олфакторному. Базовое соотношение языка и опыта представлено в следующем соотношении: Ад «Aт, В, К, О»; где вербальные поверхностные структуры (Ад) включаются и рождаются в сенсорной глубинной структуре «Ат, В, К, О».

“Первым шагом к появлению языка была связка акустических или, наоборот, начертанных знаков с сенсорными впечатлениями. Большинство общительных животных пришли к этому примитивному роду общения — по крайней мере, до определенной степени”.

Это фундаментальное отношение между языком и сенсорными впечатлениями составляет суть “нейролингвистики”. Конечно, это базовое соединение — только первый шаг. Эйнштейн продолжает, указывая:

“Высшее развитие достигается, когда представлены и уже понимаемы и другие знаки; тем самым устанавливаются отношения между новыми знаками и сенсорными впечатлениями. На этом этапе уже возможна передача комплексного ряда впечатлений; можно сказать, что родился язык”.

То, что здесь прозвучало, может быть названо “метаязыком” — языком о языке. Это мог бы быть язык не только особой группы сенсорных впечатлений, но и язык взаимоотношений, паттернов или упорядочивающих элементов, соединяющих разные сенсорные опыты.

И снова эта тенденция к абстрагированию напоминает о необходимости обратной связи с внешней сенсорной информацией:

“Если язык призван вести к пониманию, то должны появиться правила, регулирующие взаимоотношения между знаками и также устойчивое соотношение между знаками и впечатлениями”.

В дополнение к “устойчивому соотношению” между языком и сенсорным опытом Эйнштейн призывает к созданию правил, “регулирующих отношения между знаками”, — своего рода внутренней согласованности между системой и более абстрактными концепциями. Именно эти правила определяют, “хорошо ли сформулировано” предложение и какова, например, разница между фразами “Человек ехал верхом на лошади” и “Верхом ехал человек-лошадь”. Эти правила — “программирующий” элемент в нейро-лингвистическом программировании.

Эйнштейн продолжает:

“В детстве индивидуумы, объединенные одним языком, схватывают эти правила и отношения в основном интуитивно. Когда человек осознает правила взаимоотношений между знаками, устанавливается так называемая грамматика языка”.

Эти грамматические правила необходимы для построения модели, но Эйнштейн поясняет, что правила сами по себе не имеют ничего общего с сенсорной реальностью. В разных языках свои грамматические правила, даже если языковые средства описывают одну и ту же реальность. Эйнштейн оценивает ясность правила по степени его отдаленности от сенсорной реальности:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11