И слава Богу, что мы не стали с этим тянуть, а сходу все решили. А м а н д а. Ты думаешь, мы все равно бы это сделали? Э л л и о т. Конечно. Только потом было бы в сто раз тяжелее. А м а н д а. А вдруг мы бы так и не встретились? Ты был бы счастлив с Сибиллой? Э л л и о т. Думаю, что да. А м а н д а. Ах, вон что! Э л л и о т. Не делай вид, что ты потрясена. У тебя с Виктором было бы то же самое. Жила бы с ним как миленькая, и все было бы очень даже хорошо. А м а н д а. Бедный милый Виктор. Он-то любил меня по-настоящему. Э л л и о т (быстро глянув на нее). Как трогательно. А м а н д а. Когда я его встретила, мне было так одиноко, так тяжело, я себе казалась никому не нужной старой развалиной. Э л л и о т. Да, старая развалина -- это очень противно. А м а н д а (не без умиления). Он смотрел на меня таким преданным собачьим взглядом, что мое сердце таяло, как ледышка под лучами солнца. Э л л и о т. Какая умилительная картина. А м а н д а. Виктор, и правда, был очень милый. Э л л и о т. Интересно узнать подробности. А м а н д а. Он так оберегал меня и заботился -- у него была на этой почве настоящая мания. Э л л и о т. От этой мании, дорогая, он бы очень скоро вылечился. А м а н д а. А зачем же так грубо? Грубить не надо. Э л л и о т. Разве я грубил? Я лишь констатировал очевидный факт. А м а н д а. Но очень гадким тоном. Э л л и о т. Еще у Виктора были выдающиеся ноги, да? А также упоительные уши. А м а н д а. Не болтай глупостей. Э л л и о т. А по утрам должно быть, из него исходило сияние, он всходил прямо как солнце среди подушек. А м а н д а. Я не видела его среди подушек. Э л л и о т. Да ну? Ты меня крайне удивляешь. А м а н д а (слезая с дивана, резко). Ну, знаешь! Э л л и о т. А злиться-то не надо! А м а н д а. Что ты хотел этим сказать? Э л л и о т (вставая). То, что мне надоело слушать это кудахтанье про твоего чудного Виктора! А м а н д а. Ну, вот что, мой дорогой!.. Э л л и о т. Нет, нет! Ради Бога!... Байрон! Джордж Гордон! Две минуты Байрона! А м а н д а. Но... Э л л и о т. Байрон, говорю!
      Оба садятся на диван. Эллиот смотрит на свои часы. Взглянув друг на друга, оба отворачиваются. Аманда встает и подходит к роялю. Берет лежащий на нем журнал, листает. Посидев несколько секунд, Эллиот направляется к передвижному столику, берет сигарету из лежащей на нем пачки. Подошедшая Аманда тоже берет сигарету. Эллиот, взяв коробок спичек, через плечо Аманды дает ей прикурить. Она отдает ему зажженную сигарету, он вставляет ей в губы свою, она снова прикуривает. Затем она подходит к окну. Эллиот приближается к ней -- и они целуются. Эллиот кладет руку ей на плечо, они возвращаются к дивану, садятся. Эллиот смотрит на часы.
      Еще бы чуть-чуть, и... А м а н д а. Это я виновата. Прости милый. Э л л и о т. Нет, это мой характер. Не сомневаюсь, что Виктор, и правда, славный, и очень правильно, что ты хорошо о нем говоришь. А м а н д а. Милый, ты такой благородный. (Целует его.) Э л л и о т (откидываясь на спинку дивана). Мне кажется, я тебя никогда так не любил, как сейчас. Залезай.
      Аманда забирается на диван с ногами и прижимается к Эллиоту, он кладет голову ей на плечо. А м а н д а. Тебе удобно? Э л л и о т. Подожди-ка. (Он перегибается через спинку дивана, достает пепельницу со стола, и держа ее в руке, снова удобно устраивается.) А м а н д а. Надолго ли это, Господи, надолго ли? Э л л и о т. Что значит "надолго ли это, Господи"? А м а н д а. Нам слишком хорошо, чтобы это могло долго длиться. Э л л и о т. Вся твоя беда в том, что у тебя мало веры. А м а н д а. Вообще никакой. Э л л и о т. Но разве ты не веришь в... (Поднимает палец вверх.) А м а н д а. Нет, а ты, что, веришь? Э л л и о т (покачав головой). Нет. Тогда, может, наоборот, может, ты веришь в... (Направляет палец вниз.) А м а н д а. Еще чего. Э л л и о т. Значит, ты вообще ни во что не веришь? А м а н д а. Почему, верю -- в то, что люди должны быть добрыми, в то, что нищей старухе нужно подать милостыню, и в то, что на этом свете жить надо как можно веселее. Э л л и о т. А как насчет того света? А м а н д а. А кто знает, что там нас ждет. Э л л и о т. Надеюсь, какое-нибудь чудесное забвение, что-то вроде общего наркоза. А м а н д а. Мне под наркозом снятся потрясающие вещи. Э л л и о т. А ты бы хотела оставаться вечно молодой? Если б у тебя был выбор? А м а н д а. Скорей всего нет. Особенно, если для этого мне надо было бы пересаживать какие-нибудь бычачьи железы. (Гасит сигарету о пепельницу, которую держит в руке Эллиот.) Э л л и о т. Нет, дорогая, тебе -- коровьи. Бычачьи -- это мне. А м а н д а. Вообще все эти жуткие эксперименты над бедными животными -- просто свинство. Э л л и о т (Гасит свою сигарету.) Если эксперимент удачный, то не свинство. Посмотри -- на улицах полно старых облезлых крыс, которым удалось привить себе манеры наивных школьниц. (Привстав, ставит пепельницу на стол.) А м а н д а (со смехом ). Ты прелесть. Э л л и о т (утыкаясь лицом в ее плечо). Я в самом деле тебя люблю. А м а н д а. Не дуй, мне щекотно. Э л л и о т (пытаясь поцеловать ее). Поверни скорей голову. А м а н д а (повинуясь). Так хорошо? Э л л и о т (после длительного поцелуя). Очень хорошо. Огромное спасибо. А м а н д а (обвивая руками его шею). Милый, ты ужасно, ужасно милый и чудный, и красивый. (Притягивает его голову к себе, и они снова целуются.) Э л л и о т. И как мы могли расстаться хоть на минуту? Это было временное помешательство. А м а н д а. Чистый идиотизм. Э л л и о т. Я это понял сразу же. А ты? А м а н д а. Задолго до официального развода. Э л л и о т. Знаешь, это проклятое кругосветное путешествие мне всю душу вынуло. Там было столько прекрасного! Древние храмы в лунном свете, деревни в джунглях с плясками туземцев, розовые фламинго, летящие над синей-синей водой... И ничему этому я не мог радоваться по-настоящему, потому что со мной не было тебя. А м а н д а. А теперь ты возьмешь меня с собой, мы поедем вместе, и как можно скорей, и наверстаем упущенное. Э л л и о т. Хоть на следующей неделе. А м а н д а. Нет, завтра же. Э л л и о т. Решено. А м а н д а. Я обязана увидеть этих фламинго.
      Целуются.
      Мы любим друг друга уже целых восемь лет. Три в браке, и пять в разводе. Э л л и о т. Ты мой ангел! Ангел! (Страстно целует ее.) А м а н д а (слабо сопротивляясь). Не надо, милый, не надо! Перестань. Э л л и о т. Почему я должен перестать? Я же знаю, ты обожаешь заниматься любовью... А м а н д а (сквозь поцелуи, деловито). Мы же только что пообедали.
      Эллиот перестает целовать ее и на мгновенье застывает.
      Э л л и о т (резко отстраняясь от нее). Что за гадости ты говоришь! А м а н д а (поправляя волосы). А что тут такого гадкого? Э л л и о т (поднимаясь с дивана). Ну, ни капли романтики. Ни капли! А м а н д а. Довольно трудно быть романтичной, когда тебе сворачивают шею. Э л л и о т. Что же ты не сказала, что тебе больно? А м а н д а. Сейчас уже прошло. (Сидит на диване скрестив ноги среди подушек.) Э л л и о т. Как удачно. (Берет из пачки сигарету.) А м а н д а. Дай мне тоже. Э л л и о т (бросает ей сигарету.) На. А м а н д а. А спички? Э л л и о т (раздраженно). Ты можешь подождать секунду? (Прикуривает сам.) А м а н д а. Галантный кавалер. Э л л и о т (бросает ей спички). Держи. А м а н д а (холодно). Спасибо.
      Некоторое время оба молчат.
      Э л л и о т (подойдя к окну). Уникальная способность доводить человека до белого каления. А м а н д а. Не понимаю, чем я тебя так довела. (Кладет спички на стол через спинку дивана.) Э л л и о т. Отсутствием чувства такта. А м а н д а. Чувство такта? Ну, уж не тебе об этом судить. Э л л и о т. Мы, видите ли, только что пообедали. А м а н д а. Да, только что пообедали. Э л л и о т. В этой реплике -- вся твоя мещанская ограниченность. А м а н д а. Ах, вот как! Э л л и о т. Сказать такое -- меня аж передернуло. А м а н д а. Сколько шума из-за того, что задели его дурацкое самолюбие. Э л л и о т. Самолюбие? Причем здесь самолюбие? А м а н д а. Ты не можешь смириться с тем, что бывают случаи, когда мое это... как его там... не срабатывает одновременно с твоим! Э л л и о т. "Это как его там"! Постаралась бы выражать свои мысли более четко. А м а н д а. Ты прекрасно понял что я имела в виду, и перестань меня поучать. Э л л и о т. Ах, это я тебя поучаю! Ну вот что... А м а н д а (вскакивая). Все! Байрон! Ради Бога! Байрон! Э л л и о т. А я говорю... А м а н д а. Байрон! Тройной Байрон!
      Несколько мгновений они молча глядят друг на друга, затем Аманда бросается на диван лицом в подушки. Эллиот смотрит на нее, затем решительно подходит к роялю, гасит сигарету и начинает играть что-то суровое и мощное. Доиграв, посылает воздушный поцелуй Аманде, которая смотрит на него с дивана. Затем начинает играть Этюд (оп. 25). Шопена. Аманда встает, подходит к двери, выключает свет. Горит только настольная лампа. Затем она подходит к окну, гасит сигарету, слушает. Эллиот переходит с Шопена на популярную лирическую мелодию. Аманда тихонько насвистывает ее. Эллиот тоже начинает насвистывать. Аманда садится на скамеечку рядом с Эллиотом и последние несколько нот наигрывает одним пальцем на октаву выше. Эллиот сажает ее к себе на колени.
      Э л л и о т. Ты самая потрясающая и невероятная женщина на свете. А м а н д а (в его объятиях). Милый.
      Долгий поцелуй. Внезапно раздается телефонный звонок. Аманда вскакивает.
      Э л л и о т (вставая). О Господи! А м а н д а. Думаешь, это они? Э л л и о т. Не знаю. А м а н д а. О том, что мы здесь, известно только Фриде, но она бы не стала звонить. Э л л и о т. Тогда это они. А м а н д а. Что же мы будем делать? Э л л и о т (обняв ее за плечи). Ведь у нас с тобой все будет хорошо, да? Что бы там ни было? А м а н д а. Конечно, милый. Э л л и о т (целуя ее). Тогда какая разница. (Направляется к телефону, который все еще звонит, зажигает по пути общий свет, снимает трубку.) А м а н д а (садясь на диван). Рано или поздно это должно было случиться. Э л л и о т (в трубку). Алло? Алло? Что?. . Comment?. . Madame, qui?. . Алло!. . Qui c'est ca... Madame Duvallon... Oui, oui, oui... (Прикрывая трубку рукой). Просят позвать к телефону какую-то мадам Дювальон. А м а н д а. А кто это? Э л л и о т. Понятия не имею. (В трубку.) Je regrette beaocoup, Monsieur, mais Madame Duvallon viens de partir -- cette apres midi pour Madagascar... (Кладет трубку.) Уф. На этот раз пронесло. А м а н д а. У меня аж мурашки по спине. Э л л и о т. А правда, что делать, если они вдруг войдут? А м а н д а. Вести себя исключительно вежливо. Э л л и о т. Но с достоинством. А м а н д а. Конечно. Я, возможно, даже сделаю реверанс. Э л л и о т. Видишь, даже большая опасность кажется не такой опасной, когда люди счастливы. А м а н д а. Беда в том, что люди не могут быть счастливы вечно. Э л л и о т. Милая, не говори так. А м а н д а. Но это так. И в сущности, все это очень злая шутка. Э л л и о т (шутливо). И ты смеешь говорить так о прекрасном и священном чувстве -- о любви? А м а н д а (очень серьезно). Именно о нем. Э л л и о т (трагически). И как мне это понимать -- спрашиваю себя я в стремлении к высшей истине. Боже правый, как это понимать? А м а н д а. Ты зря смеешься, я серьезно. Э л л и о т (серьезно). А вот этого, дорогая, не надо! Не надо быть серьезной! Все они только этого от нас и хотят. А м а н д а. Кто -- они? Э л л и о т. Да все эти записные моралисты, которые стремятся сделать жизнь невыносимо унылой. А ты смейся над ними. Будь легкомысленной. Смейся над всеми их священными условностями. Легкомыслие -- как щепотка перца в их слащавую преснятину. А м а н д а. Eсли над всем смеяться, то надо смеяться и над собой. Э л л и о т. Конечно, надо! Мы с тобой дико смешные. А м а н д а. Сколько же продлится эта наша смешная, изматывающая любовь? Э л л и о т. Кто знает. А м а н д а. И у нас вечно будет желание ругаться и ссориться? Э л л и о т. Нет, постепенно оно угаснет. Как и наша страсть. А м а н д а. Господи, неужели правда? Э л л и о т. Все зависит от нас. А м а н д а (серьезно). А вдруг один из нас умрет? Что, второй и тогда будет смеяться? Э л л и о т (с видом знатока). Еще как -- во всю мочь! А м а н д а (задумчиво). Смерть -- это серьезно. Э л л и о т. Нет, совсем нет. Смерть очень смешная штука. Такой изящный трюк с исчезновением. Весь секрет в потайных зеркалах. А м а н д а. Дорогой, ты говоришь глупости. Э л л и о т. А в конечном счете все говорят глупости. И потому да здравствует легкомыслие, и горе жалким философам. Будем дудеть в трубы и пищалки, будем радоваться, как беззаботные школьники. Будем смаковать вкус каждой секунды. Приди же ко мне, о моя милая, и целуй меня, пока тело твое еще не истлело, и черви не копошатся в твоих глазницах. (Увлекает ее на диван, нежно целует.) И знай: я на все согласен. Разрисуй лицо краской, пляши голой на Площади Согласия, кидайся на всех мужчин подряд -- я и слова не скажу, пока уверен, что по-настоящему ты любишь только меня. А м а н д а. Спасибо, дорогой. Ты тоже волен делать, что угодно. С одним исключением: если я замечу хоть один взгляд на другую женщину -- убью! Э л л и о т. А ты помнишь скандал, который у нас был в Венеции? А м а н д а. Какой именно? Э л л и о т. Когда ты купила на площади крашеную деревянную змею, и подсунула мне ее в постель. А м а н д а. А, Чарли! Я назвала эту змейку Чарли. Она так красиво извивалась. Э л л и о т. Жуткая гадость. Я видеть ее не мог. А м а н д а. Помню, помню! Ты выкинул ее через окно прямо в Гранд-канал. Никогда тебе этого не прощу. Э л л и о т. И долго мы из-за нее ссорились? А м а н д а. Несколько дней без перерыва. Э л л и о т. Нет, самый крупный скандал у нас был в Канне. Когда ты своими щипцами для волос прожгла дыру в моем халате. (Смеется.) А м а н д а. Мой гребень тоже сгорел, и все полотенца в ванной. Э л л и о т. Да, в тот раз мы завелись по-настоящему. А м а н д а. Ты меня тогда впервые ударил. Э л л и о т. Ну, не очень сильно. А м а н д а. А когда в номер вошел управляющий, мы уже катались по полу и дрались как две дикие кошки... С ума сойти. (Смеется.) Э л л и о т. Никогда не забуду выражение его лица.
      Оба хохочут не в силах остановиться.
      А м а н д а. Как же это было смешно, Господи, как смешно! Э л л и о т. Мы тогда были намного моложе. А м а н д а. И намного глупее. Э л л и о т. Но настоящей-то причиной скандала был, конечно, Питер Б[cedilla]рдон. А м а н д а (медленно садится). Да. Хотя ты прекрасно знал, что у меня с ним ничего не было. Э л л и о т. Ничего я прекрасно не знал. Он тебе подарки делал. А м а н д а. Подарки! Подарил одну простенькую брошку. Э л л и о т (садится). Да, очень простенькую! Она вся была утыкана брильянтами, причем абсолютно безвкусно. А м а н д а. Ничего подобного, очень изящная брошка. Я до сих пор ее ношу. И очень часто. Э л л и о т. Ты из кожи вон лезла, чтобы я страдал из-за этого Питера Б[cedilla]рдона. А м а н д а. Никуда я не лезла. Ты ревновал из-за своего больного воображения. Э л л и о т. Ты отлично знала, что он был в тебя влюблен. А м а н д а. Ну, может, и был чуть-чуть. Но ничего серьезного. Э л л и о т. Ты ему позволила себя поцеловать. Ты сама сказала. А м а н д а. Ну и что такого? Э л л и о т. Ах, что такого! А м а н д а. Человеку это было удовольствие, а мне не повредило. Э л л и о т. А как насчет меня? А м а н д а. А ты, если б не был таким подозрительным и не шпионил бы за мной, ничего бы не знал. Э л л и о т. Да, очень интересная точка зрения. А м а н д а. Дорогой, это какой-то скучный разговор. Э л л и о т. Смертельно скучный. (Поднимается, подходит к столику.) Выпьешь коньяку? А м а н д а. Нет, спасибо. Э л л и о т. А я немного выпью. А м а н д а. А что это вдруг? Ты уже два раза себе наливал. Э л л и о т. Ну, если мне захотелось. Я наливал-то по чуть-чуть. А м а н д а. Как хорошо -- сперва чуть-чуть, потом еще чуть-чуть, потом еще, еще, еще... Э л л и о т (наливая себе полную стопку). Три стопки за целый вечер -это не "еще, еще, еще"! А м а н д а. А у тебя это уже стало дурной привычкой. Э л л и о т. Только не надо так надменно, если самой не хочется. А м а н д а. Не говори глупостей. Э л л и о т (раздражаясь). Ну вот что, Аманда!.. А м а н д а. Что? Э л л и о т. Ничего. (Садится на пуфик.)
      Аманда достает со стола косметичку, вынимает небольшую щетку, начинает расчесывать волосы.
      Ты куда-то собираешься, дорогая? А м а н д а. Нет, хочу сделаться неотразимой для тебя. Э л л и о т. Твой ответ поразил меня прямо в сердце. А м а н д а. Да, ведь у женщины одна работа -- завлекать мужчину. Ты, главное, следи за мной. (Припудривает нос.) Э л л и о т. Между прочим, это именно так и есть. А м а н д а. Вовсе не так. Э л л и о т. Нет, так. А м а н д а. А вот и нет. Э л л и о т. А вот и да. А м а н д а (резко). Ну, все, успокойся. (Закрывает косметичку, снова кладет ее на стол.) Э л л и о т. Зря ты не выпила еще коньяку. Ты была бы чуть менее злобной. А м а н д а. В твоем присутствии -- это вряд ли. Э л л и о т. Тьфу-тьфу-тьфу-тьфу -- ты прямо плюешься ядом, как индийская гадюка. А м а н д а. Индийские гадюки не плюются, а кусают. Э л л и о т. Чушь. У них за ядовитыми зубами есть мешочки с ядом, и они им плюются. А м а н д а. Кусают. Э л л и о т. Плюются. А м а н д а (с придыханием). Ну и мне плевать, понятно? Даже если они кашляют, чихают и сморкаются в носовой платок!
      Эллиот наливает себе еще коньяку.
      Э л л и о т (помолчав). И часто ты виделась с Питером Б[cedilla]рденом после нашего развода? А м а н д а. Достаточно часто. Э л л и о т. Стало быть, у него была возможность наносить тебе поцелуи в большем количестве. А м а н д а. А это не твое дело. Э л л и о т. Да уж, видно, ты прожигала жизнь во всю. Аманда не отвечает.
      Никаких устоев... сплошные наслаждения... да у тебя никогда не было устоев... А м а н д а. Ты сейчас ужасно гадкий. Видимо, уже напился. Э л л и о т (резко повернувшись). Я абсолютно не напился. А м а н д а. Ты всегда моментально пьянел. Э л л и о т. Я тебе кажется, сказал: я за весь вечер выпил три стопки коньяка. От этого не напился бы даже двухлетний ребенок. А м а н д а. Двухлетний ребенок напился бы и от одной стопки. Э л л и о т. Глубокая мысль. А четырехлетний ребенок? Или шестилетний? А восьмилетний? А м а н д а. Не болтай глупостей. Э л л и о т (расслабленно). Можно провести небольшую научную дискуссию: "О пьющих младенцах". А м а н д а. Не смешно, дорогой. Может, тебе выпить еще? Э л л и о т. Чудная идея. Выпью. (Наливает себе.) А м а н д а. Смехоподобный осел. Э л л и о т. Не понял? А м а н д а. Я сказала, смехоподобный осел. Э л л и о т (с огромным достоинством). Ну, спасибо. (Выпивает коньяк, подходит к роялю, разглядывает журнал.)
      Аманда подходит к радиоле, ставит пластинку с очень громкой музыкой, возвращается к дивану и садится.
      Я полагаю, надо выключить. Уже поздно, это может мешать соседям сверху. А м а н д а. Сверху нет никаких соседей. Там студия фотографа. Э л л и о т. Значит, соседям снизу. А м а н д а. А их нет, они в Тунисе. Э л л и о т. В Тунисе в это время года делать нечего. (Подходит к радиоле, выключает. Возвращается к роялю, листает журнал.) А м а н д а (ледяным тоном). Будь любезен, включи радиолу. Э л л и о т. Ничего я не включу. А м а н д а. Ну, если тебе нравится быть упрямым ослом... (Поднимается, подходит к радиоле, включает музыку еще громче, чем прежде, и пританцовывая, возвращается к дивану.)
      Эллиот листает журнал все быстрее и быстрее.
      Э л л и о т (отшвыривая журнал). Выключи! Или я сейчас с ума сойду! А м а н д а (кричит). А ты держи себя в руках! Чересчур нервный. Э л л и о т (кричит). Выключи! А м а н д а. Не выключу!
      Эллиот устремляется к радиоле. Аманда тоже. Опередив ее, Эллиот хватает звукосниматель, раздается скрежет, музыка смолкает. Аманда берет в руки пластинку, осматривает.
      Ты ее угробил! Э л л и о т. И слава Богу! А м а н д а. Самая настоящая свинья! Э л л и о т (подходя к ней, с внезапным раскаянием). Аманда, милая... Байрон! А м а н д а (в ярости). Сам ты Байрон! Шекспир! (Разбивает пластинку о его голову.) Э л л и о т. Ах ты, гадючина! (Отвешивает ей пощечину.)
      Аманда громко вскрикивает, падает на колени и рыдает, уткнув лицо в пуфик.
      (Подходит к ней, и опускается на колени.) Прости, я не хотел... Милая, прости, клянусь, я не хотел... А м а н д а. Убирайся! Я тебя ненавижу! Ненавижу! Э л л и о т. Аманда, прошу тебя, ну послушай... А м а н д а. Я уже наслушалась! Мне до смерти хватит! Животное! Садист! (Отталкивает его руку и поднимается.) Э л л и о т (поднявшись, с большим достоинством). Большое спасибо. (В величественном молчании направляется к двери.)
      Аманда швыряет ему вслед диванную подушку и промахивается.
      (С деланным смехом.) Ах, как достойно! А м а н д а (швыряет в него еще две подушки). Прекрати свой идиотский смех! Э л л и о т. А если мне смешно! А м а н д а (выходя из себя). Прекрати, говорю! (Кидается к нему и швыряет еще одну подушку, которая, пролетев мимо Эллиота, сбивает вазу с цветами, стоявшую на рояле.)
      Эллиот отталкивает Аманду и она отлетает к стулу слева от стола. Она бросается на него и толкает так, что он падает на стул справа.
      Ненавижу тебя! Ненавижу! Напыщенное и жалкое ничтожество! (Бросается к створчатым дверям.) Э л л и о т (преграждая Аманде путь, хватает ее за плечи и кричит). А ты распущенная и злобная змея! Видеть тебя не могу! (Отталкивает ее.)
      Аманда отлетает, ударяется о столик с напитками и падает на кушетку. После паузы она поднимается.
      А м а н д а (очень спокойно). Это конец. Тебе ясно? Все кончено бесповоротно и навсегда. (Направляется к створчатым дверям.) Э л л и о т (догоняет ее). Нет, ты так не уйдешь! А м а н д а. Еще как уйду. Э л л и о т. Не уйдешь! А м а н д а. Уйду! Пусти, я сказала! (С силой отталкивает его.) Ты чудовище! Я презираю тебя и ненавижу! (Бросается к створчатым дверям и распахивает их.)
      За порогом стоят Сибилла и Виктор.
      Слава Богу, я еще раз во время поняла что ты за фрукт! Снова за тебя замуж -- да никогда! Лучше умереть под пыткой! Э л л и о т (бросается к ней, хватает за талию и тащит к дивану). Заткнись, ты! Я не женюсь на тебе, даже ты если будешь умолять на коленях!
      Борясь друг с другом, оба падают на диван.
      Злобная пиявка! Чтоб в жизни тебя больше не видеть!
      В драке катаются по полу. Аманда, оказавшись сверху, стукает Эллиота головой об пол. Он отбивается.
      А м а н д а (поднимаясь, сквозь слезы). Скотина! Хам! Свинья! Тупица! Животное! Хам! Урод! (Эллиот хватает ее за ногу, она падает. Оба вскакивают, осыпая друг друга оскорблениями.)
      Сибилла и Виктор входят и застывают в дверях, с ужасом глядя на происходящее. Внезапно Эллиот и Аманда срываются с места и выбегают -- Эллиот в правую дверь, Аманда -- в левую. Двери хлопают.
      Занавес
      Действие третье
      Там же на следующий день. Около половины девятого утра. В комнате тот же бедлам, что и в конце второго действия. Кроме того большой диван передвинут к двери справа, а кушетка -- к двери слева. Все двери и окна закрыты. Когда занавес открывается, на сцене темно. Сибилла спит на диване, Виктор -- на кушетке, положив ноги на пуфик и укрывшись собственным пальто. Через двустворчатые двери осторожно входит Луиза, девица довольно неряшливого вида. В руке у нее продуктовая сумка, набитая покупками. Она направляется к окну. Споткнувшись о диванную подушку, лежащую на полу, падает. Поднимается, оставив сумку на полу.
      Л у и з а. Merde! Qu'est ce que ca? Les idiots ils ont tout fichu par terre pour que je me casse le nez. (Подходит к окну, открывает шторы.) Espece d'imbecile. (Чихнув, поворачивается и оглядывает беспорядок в комнате.) Regarde-moi ce gachis. Puis apres tout si ca amuse les patrons de casser le mobilier, moi je m'en fiche, comme de ma premiere lignette! (Поднимает стул, ставит его у рояля. Затем подбирает с пола диванную подушку, хочет бросить ее на диван, но замечает Сибиллу.) Oh la, la! ( Трясет Сибиллу за плечо.) С и б и л л а (просыпаясь). О Боже. Л у и з а (бросив подушку на диван). Bonjour, madame. С и б и л л а (ошеломленно). Что-о? Ах, ну да... Bonjour. Л у и з а. Qu'est-ce que vous faites isi, madame? С и б и л л а. Что-что? Одну минутку. Attendez un instant... О, Господи. (Садится.) В и к т о р (сонно). Что такое? В чем дело?
      Луиза направляется к Виктору. Заметив ее, тот садится, спустив ноги на пол.
      О!
      Сибилла надевает туфли Л у и з а (строго). Bonjour, monsieur. В и к т о р. Э-э... Бонжур. А который час? Л у и з а. Eh, monsieur? С и б и л л а. Quelle heure est il s'il vous plait? Л у и з а. С'est neuf heures moins dix, madame. (Поднимает с пола пепельницу, ставит на рояль.) В и к т о р (вставая). Что она сказала?
      Луиза поднимает с пола второй стул.
      С и б и л л а. По-моему, она сказала, что сейчас около десяти. В и к т о р (Луизе). Э-э... Voulez... Э-э... Не разбудите ли... Э-э... Мадам и месье... Э-э... Тoute suite? Л у и з а. Non, monsieur. Il m'est absolument defendu de les appeler jusqu'a ce qu'ils sonnent. (Смотрит на Сибиллу и Виктора и видит, что те нe поняли ни единого слова.) Les idiots.
      Выходит через створчатые двери. Виктор и Сибилла беспомощно смотрят друг на друга.
      С и б и л л а. Что же делать? В и к т о р (надевая пиджак, решительно). Мы сами их разбудим. С и б и л л а. Нет, нет, подожди! В и к т о р. Чего ждать? С и б и л л а (доставая из сумочки зеркальце). Я еще не готова с ними общаться. Я чувствую себя ужасно. В и к т о р. Я тоже. (Подходит к окну.) Чудное утро. С и б и л л а. Чудное. (Глянув на себя в зеркало, заливается слезами.) В и к т о р. Слушай, перестань. С и б и л л а (сквозь слезы). Не могу. В и к т о р. Ну, я прошу, пожалуйста. С и б и л л а (пряча зеркальце). Все это так ужасно. Зачем мы тут остались? Для чего? В и к т о р. Мы обязаны увидеть их, прежде чем вернуться в Англию. Нужно прояснить ситуацию. С и б и л л а. О Боже, Боже, Боже! Лучше бы я умерла! В и к т о р. Тише! (Склоняется над ней.) Ну все, все. (Выпрямляется.) Ты же обещала. Мы должны пройти через это вместе и принять какое-то решение. С и б и л л а (всхлипывая). Я постараюсь держать себя в руках, но я так устала. Я ни одной секунды не спала нормально. В и к т о р. Я тоже. С и б и л л а. Не приди мы сюда вовремя, они бы друг друга убили. В и к т о р. Похоже, они оба были пьяные. С и б и л л а. Она его ужасно лупила. В и к т о р. Он ее тоже. С и б и л л а. Я даже не представляла, что люди могут себя так вести. Так отвратительно, так унизительно. Эллиот... Какой кошмар! В и к т о р. Да уж, представь, чего ты избежала. С и б и л л а. Представь, чего мы оба избежали.
      Аманда появляется из своей комнаты. На ней дорожный костюм, в руке небольшой саквояж. Увидев Виктора и Сибиллу, она вздрагивает.
      А м а н д а. Доброе утро. В и к т о р (с глубочайшим укором в голосе). Аманда! А м а н д а (показывая на кушетку). Ты не подвинешь эту штуку, а то мне не выйти.
      Виктор отодвигает кушетку. Аманда выходит и направляется к створчатым дверям.
      В и к т о р (следуя за ней). Куда ты идешь? А м а н д а. Я иду вон отсюда. В и к т о р. Я прошу тебя остаться. А м а н д а (останавливаясь). Зачем? В и к т о р. Я хочу с тобой поговорить. А м а н д а. Вот уж ни к чему. В и к т о р. Мне нужно поговорить с тобой. А м а н д а. Хорошо, хотя это бессмысленно. (С шумом ставит саквояж на пол возле двери.) В и к т о р. Аманда, я хочу... А м а н д а (пытаясь непринужденно овладеть ситуацией). Насколько я понимаю, вы -- Сибилла. Добрый день.
      Сибилла поворачивается к ней спиной. Ну, если вы намерены вести себя таким образом, то не понимаю, для чего вы тут вообще появились. С и б и л л а. Я приехала, чтобы увидеть Эллиота. А м а н д а. Не имею ни малейшего намерения вас отговаривать. Он в своей комнате. Видимо, валяется в пьяном бреду. (Делает шаг к выходу.) В и к т о р. Аманда, все это очень некрасиво. А м а н д а. Совершенно согласна. Поэтому я и хочу уйти. В и к т о р. Иными словами, увильнуть. Нет уж, мы должны все это подробно обсудить. А м а н д а (снимая перчатки). Хорошо, если ты настаиваешь. Только не сию минуту, я не готова. Луиза еще не появлялась? В и к т о р. Если ты имеешь в виду вашу горничную, то она где-то здесь. А м а н д а. Прекрасно. Вы, наверное, хотите кофе. Я сейчас. (Выходит через створчатые двери.) С и б и л л а. Видали? Да как она смеет! В и к т о р (раздраженно). Как она смеет -- что? С и б и л л а. Быть такой спокойной, будто ничего не произошло! В и к т о р. А что она, по-твоему, должна сделать? С и б и л л а. По-моему, все это возмутительно!
      Эллиот выглядывает из свей комнаты.
      Э л л и о т (увидев гостей). О, Господи! (Снова скрывается.) С и б и л л а. Эллиот! (Подбегает к двери и колотит в нее.) Эллиот! Открой! Э л л и о т (из-за двери). Уйди.
      Сибилла подходит к дивану падает на него и рыдает.
      В и к т о р. Да возьми ты себя руки, ради Бога! С и б и л л а. Не могу! Не могу! О, о, о!
      Входит Аманда. Подходит к роялю, кладет на него шляпку, перчатки и сумочку.
      А м а н д а. Я велела приготовить кофе и булочки. И прошу меня простить за этот беспорядок.
      Сибилла плачет навзрыд. Аманда смотрит на нее, затем на Виктора и направляется в свою комнату. Виктор идет за ней, но Аманда закрывает дверь перед самым его носом. В и к т о р. Что толку плакать? Этим ничего не решишь.
      Сибилла пытается успокоиться. Эллиот приоткрывает дверь, отталкивает диван, на котором сидит Сибилла, и идет к выходу. На нем дорожный костюм, в руке чемодан.
      С и б и л л а (кидаясь следом). Эллиот, ты куда? Э л л и о т. В Канаду. С и б и л л а (схватив его за руку). Ты не можешь так уйти, не можешь! Э л л и о т. Не вижу никакого смысла оставаться. В и к т о р. Остаться -- ваш долг перед Сибиллой. Э л л и о т. А, здравствуйте. По-моему, мы раньше не встречались. С и б и л л а. Ты должен, ты обязан остаться. Э л л и о т. Ладно, если ты настаиваешь. (Бросает чемодан на пол.) По-моему, в комнате некоторый беспорядок. Вы не видели Луизу, горничную? В и к т о р. Она на кухне. Э л л и о т. Прекрасно. Пойду скажу чтобы приготовили кофе. В и к т о р (останавливая его). Не надо. Моя же... Э-э... Аманда уже попросила. Э л л и о т. А! Старушенция уже выползла. Чудно. С и б и л л а. Нам надо обсудить создавшееся положение. Э л л и о т (оглядывая комнату). Да, просто чудовищно. Придется позвать на помощь консьержку. Или пожарных. В и к т о р. Вы напрасно пытаетесь обратить все в шутку. Э л л и о т. Извините. (Погружается в молчание.) В и к т о р (после паузы). Ну, так что будем делать? Э л л и о т. Понятия не имею. С и б и л л а. Все это совершенно ужасно. У меня такое чувство, словно я вся вывалялась в пыли и паутине.