Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Следы на воде (Справедливость - мое ремесло - 6)

ModernLib.Net / Детективы / Кашин Владимир / Следы на воде (Справедливость - мое ремесло - 6) - Чтение (стр. 5)
Автор: Кашин Владимир
Жанр: Детективы

 

 


Дохлый ей ни к чему. Если простого нацепишь - дела не будет, он через две-три минуты сдыхает, а черно-зеленый по три-четыре часа на крючке живет. У нас земляные, - он показал на коробку с червями. - Завтра на Хате покажу вам черного... И все же карпа, Дмитрий Иванович, я не уважаю. И сейчас им не увлекаюсь. Бывало, за ночь по шесть-семь штук цепляются, а вытащишь, на худой конец, одного. Тянешь его, тянешь, а он возле самой лодки крутанется, перережет спинным плавником леску - у него там такое перо, как пила, - будьте здоровы!.. Рыба с виду глупая, но обманывала меня куда больше, чем я ее. Не люблю, чтобы меня обманывали. Не только люди, но и рыба... - засмеялся Леня. Сейчас я сомами увлекся. Это дело вернее. Я сома тоже на черного червяка ловлю, еще на пиявку, на гусеницу он идет и на медведку огородную; бывает, на воробья жареного, на лягушку... Он когда ухватится, то хотя и потягает тебя, особо если крупный, но в конце концов устанет и будет твой. Сом с наживкой расставаться никогда не желает. Взял - значит, все. Следует его немного на месте придержать с натянутой леской или к лодке приторочить, и он готов... Что такое сом, я вам сейчас расскажу... Был у меня случай... Разговорчивый, эмоциональный, не похожий на обычных рыбаков, которые любят молчать, Леня, наоборот, обрадовался хорошему слушателю. - В прошлую, значит, субботу.
      Коваль насторожился. Петро Чайкун был убит именно в ночь на субботу.
      - Так, так, - сказал он, подбадривая рассказчика. - Вы точно помните, что в субботу? Не тогда, когда на вас "Актюбинск" наехал?
      - Да нет, "Актюбинск" давил нас с Семеном в воскресенье. А это я был один на воде... Выехал на сомов за час-полтора до заката солнца... На Днепре имеются глубокие ямины... Стал я метров за двадцать ниже, на перекате. Клюнул сомик килограмма на четыре - у меня все крючки большие и наживка большая, малые сомики не проглотят, - и все, тишина. Солнце уже к горизонту подошло. Решил сняться с якоря, потому как делать нечего. Под вечер сом выходит из своей ямы, а возвращается обратно только на рассвете, уже сытый, и, конечно, ловиться не будет. Он целую ночь охотился, и утром ему ни червя, ни воробья не нужно. С вечера - другое дело - он голодный, все подряд хватает. Так что не поймал его до захода солнца, значит, поворачивай домой...
      Начало темнеть. Снялся я с якоря, переехал к другой яме. Поменял наживку, еще раз забросил - так, наугад, вдруг какой запоздал с выходом. Ничего! Ну, думаю, все, закончилась моя ловля! Но с якоря не снимаюсь. Будто что останавливает. Фонари сигнальные, красные, задний и передний, у меня горят - пароход не наедет. Борюсь с дремотой, сижу. Посидел так, а когда глянул на часы - три часа ночи. Летом в четыре уже совсем рассветает. Начал собираться. И вдруг смотрю на сторожок, что прицепил к леске, с крючком и наживкой - миллиметровая леска натянулась, сторожок поднялся.
      Схватил я, потянул - ничего! Видно, зацепились мои крючки за что-то там на дне и ни с места! Глянул опять на часы - пятнадцать минут четвертого. Думаю, вот станет посветлей, смотаю другие удочки - у меня их всегда несколько заброшено, - снимусь с якоря и попробую спасти крючок у той удочки, что зацепилась, - большие крючки у нас дефицит, мы сами делаем. Через две-три минуты, гляжу, сторожок снова медленно наклонился и поднялся. Еще раз потянул леску, как и в первый раз, - а ничегошеньки! Зацепилось! Но почему это, думаю, сторожок дважды наклонялся и поднимался? Может, траву теченьем несет по дну, и она цепляет леску? Снова попробовал потянуть - зацепилось намертво. Поставил я сторожок на место, начал сматывать другие удочки. Смотрю, мой сторожок опять зашевелился! Что за черт! Тяну, хоть бы что - зацепилась намертво и ни с места. Но что-то мне подсказывает, что там на крючке не коряга. Сажусь тогда на среднюю лавочку в лодке и начинаю дергать леску то вправо, то влево - туда-сюда, туда-сюда. Через несколько минут после такой физкультуры, чувствую, шевельнулось что-то. Я быстро беру дощечку, на которую намотано пятьдесят метров лески, связываю с той, на которой что-то сидит, и снова начинаю дергать, вожу туда-сюда.
      Наконец чертяке надоело, и она тоже потянула. И пошло. Леска звенит как струна: вот-вот оборвется или, того гляди, крючок сломается, и я быстро отпускаю ее еще на пятьдесят метров. Рыба уходит дальше, на всю выпущенную длину. Несколько раз удавалось остановить ее, но ненадолго. Вдруг как рванула - почти пятьдесят метров лески ушло под воду.
      Начал снова подтягивать. Вроде бы перестала упираться, и, наверное, те же пятьдесят метров я вытянул обратно, когда она снова рванула. Да так быстро и сильно, что леска обпекла мне руку, чуть не порезала, успел перехватить полой кожушка и таким способом то отпускал, то придерживал понемногу. И снова начал вести рыбу к лодке. После десятка таких попыток мне удалось подтянуть ее и выбрать из воды чуть ли не всю леску. Но что дальше делать - ума не приложу. Поднять ее не могу. Уходит на дно, и такая она тяжеленная, словно тяну огромнейшую заиленную корягу. Я уже и сам обессилел.
      Все-таки оторвал ее от дна. Еще раза четыре заставляла она отпускать леску, но чувствую - начинает сдаваться, удалось наконец подтянуть к лодке. Глянул я на ее усатую морду и даже испугался - из сомов сомище, больше меня. И так мне стало что-то нехорошо, будто я человека тянул...
      Еще немного поборолся с этим зверем, пока хвост не оказался в моей подсаке, только хвост, вся рыбина в нее не влезала. Не знаю, как я осилил и в лодку затащил. Легонько оглушил веслом, чтобы, чего доброго, не разгулялась и не утопила меня.
      Сидел отдыхал и не сводил с сома глаз. И повез к причалу. Привязал подальше от людей, потому что любопытные будут таращиться, как в зоопарке, и дергать за веревку, на которую я сома посадил. Надо было найти транспорт, чтобы отвезти и сдать улов на базу.
      Сторож на боне спрашивает:
      "Кого ты там поймал?"
      "Да так, - говорю, - малыша одного".
      "А почему веревка такая толстая?"
      "Так другой же не было".
      Наклонился он, значит, встал на коленки и потянул веревку из-под бона.
      "А почему так тяжело?" - спрашивает.
      "Так, может, зацепилась".
      Поднатужился мужик, стал подтягивать. А когда сомище дернулся и чуть было не стащил его в воду, как закричит на меня: "Что ты за крокодила тут привез?!"
      Ну, нашел я мотоциклиста, погрузили мы этого "крокодила" в коляску и отвезли на пункт, - закончил свой рассказ Леня и почему-то вздохнул.
      Ковалю даже расхотелось ловить несчастных чернух, и он отложил удочку. Тем более уже завоевал доверие спутника и мог теперь расспрашивать его обо всем, что интересовало. Увлекшийся человек расскажет и такое, о чем в других условиях промолчит.
      - Да-а!.. - добродушно улыбнулся Коваль. - Вот это рыбалка! Завидки берут.
      - Хотите, поедем на сомов?
      Какую-то минуту они оба мечтательно улыбались: Леня - вспоминая своего "малыша", а Дмитрий Иванович - представляя себе такую же будущую ловлю.
      - А ничего особенного не произошло на воде в ту ночь?
      - Как ничего особенного? - не понял Леня. - Сомище какой еще особенный! Когда взвесили - сорок один кило семьсот грамм потянул.
      - Ого! - искренне удивился Коваль. - Целый кабан.
      - То-то же... - Глаза Лени довольно блеснули.
      - Выстрелов на воде не слышали?
      - Выстрелов? Да разве это особенное!.. Такое у нас часто бывает. То ондатру бьют, то еще что-нибудь...
      - Где-то между одиннадцатью часами вечера и часом ночи?
      - Слышал.
      - А сколько раз стреляли: два, три или больше?
      - Вроде бы три.
      - В одном месте?
      - Да. За три выстрела ручаюсь. Они мне сон перебили, и я в уме посчитал... Потом еще стреляли... Но уже позднее, это перед тем как сом уцепился...
      Коваль почувствовал внутреннее напряжение. Кажется, он попал на верный путь. Келеберда рассказывал, что инженер, который отдыхает на острове, тоже уверял, что сперва было несколько выстрелов, а потом еще два, через час примерно... Но, впрочем, что из того?
      Козак-Сирый и Юрась Комышан в один голос свидетельствуют, что они стреляли только трижды: дважды Юрась и один раз - инспектор. Кто же сделал четвертый и пятый выстрелы и когда? Значит, в ту ночь в этом районе на воде был еще кто-то. Может, и Андрей Комышан, алиби которого пока еще сомнительное, или же... если ружье было только в руках Юрася и Козака-Сирого, то и те выстрелы сделал кто-то из них.
      Все эти соображения промелькнули в голове Коваля в одно мгновение.
      - А кто тут на левом берегу лимана арбузы выращивает? Какие-то шабашники?
      Леня, казалось, пребывал еще в своих мечтах.
      - Какие арбузы?.. А-а... Так то ж Лапорела.
      - Как-как?
      - Лапорелой называют, хотя и мужик, а не девка. А как по паспорту, кто его знает. Парень - жох. Говорят, все перебрал: и в милиции служил, и собачником с будкой ездил, и в рыбаках ходил, даже цветами торговал, теперь вот за арбузы взялся. Но тут выгода большая. Их там в артели пять или шесть человек, в Архангельск и в Мурманск арбузы возят, по восемь десять тысяч за сезон каждый имеет... А сколько там работы: вспахали, посеяли, поливай и сторожи, чтобы не украли. Потом с колхозом за землю и воду рассчитались, денег полные карманы, всю зиму гуляй - не хочу. Лафа!
      - И давно он здесь подвизается, ваш Лапорела?
      - Точно не скажу. Года три или четыре будет, раньше его не было. Не местный, нет.
      - Чтобы охранять баштан, без ружья не обойтись. У него, наверное, есть?
      - А вы что, по арбузы собираетесь? - засмеялся Леня.
      - Да как сказать... - ушел от ответа Коваль.
      - Он такой, что и кулаками отобьется. Дядька крепкий. Еще и волкодава держит. Так что близко к бахче не подходи.
      - А какой из себя этот Лапорела? Белявый, чернявый?
      Леня пожал плечами:
      - Кто его знает. Я в лицо не видел. От людей слышал. Назвал его какой-то дачник Лапорелой - так весь колхоз смеялся.
      - А-а... - протянул Коваль. - А что говорят люди об убийстве Чайкуна?
      - Да всякое болтают. Язык - он ведь без костей. - Лене явно не хотелось об этом говорить.
      - Вот и я слышал всякое.
      - Милиция разберется. Хотя на моей памяти два инспектора в одну ночь как в воду канули, до сих пор никто ничего не знает. А прошло чуть ли не десять лет.
      Коваль вспомнил, что и в самом деле, когда он работал еще в областном управлении внутренних дел, было сообщение о таком происшествии на Днепре. Кого-то из уголовного розыска даже с работы сняли тогда за поверхностное расследование.
      - Тринадцать лет прошло.
      - Может, и тринадцать, - согласился Леня.
      - А с вашими инспекторами были у него стычки?
      - У кого?
      - У Чайкуна.
      - Еще какие!
      - Ловили его?
      - Штрафовали.
      - А кто именно? Козак-Сирый или Комышан?
      - И тот, и другой... Андрея он даже избил со своими дружками.
      - Такого спортсмена? Разрядника? - Коваль взялся за удочку.
      - Первый разряд по борьбе, - гордо произнес Леня, словно это не Комышан, а он был известным спортсменом. - А избил его Чайкун с компанией. С одним бы Андрей легко справился. Комышан тогда отдыхал с семьей и случайно угодил на Чайкуна, который ловил раков... Андрей две недели пролежал в больнице...
      - Когда это было?
      - Прошлым летом.
      - А Чайкуна судили?
      - Да нет... Андрей простил ему. Из-за жены. Его Настя приходится родственницей Чайкуну...
      Коваль представил себе Настю, видел ее на базаре, кто-то уже показывал. И вдруг почувствовал, как люди Лиманского и их жизнь становятся и его жизнью.
      Сидя сейчас в лодке среди сказочных зарослей кувшинок и посматривая на одинокую печальную цаплю, которая как изваяние продолжала стоять на одной ноге на фоне почерневшего под вечер камыша, Коваль подумал, что в течение последнего года его мучило не увольнение со службы, а отстранение от судеб человеческих. Он словно бы очутился в глухом, безлюдном мире, который сейчас начал понемногу оживать...
      13
      Андрей Комышан приехал утром с дежурства взвинченный и какой-то взъерошенный. Такое случалось с ним в последнее время часто, и Настя тогда старалась не попадаться ему под руку, хотя и знала, что, если захочет, все равно справится с ним и настоит на своем.
      - Чего тебе? - буркнул он устало, когда Настя подошла к нему.
      - Иван приходил.
      - Ну и что? - Андрей сердито глянул на жену. Она стояла перед ним красивая, гордая, мягкий овал ее лица удивлял неожиданной упрямой ямочкой на подбородке, аккуратно заплетенная большая русая коса, за которую он в хорошую минуту называл ее русалкой, лежала на груди. Но сейчас Комышана не взволновал ни приятный овал лица, ни чудесная Настина коса. Глаза ее, большие, голубые, которые могли неожиданно стать темными, как вода в лимане перед штормом, сейчас голубели, и Андрей успокоился, хотя и пробурчал недовольно, с нарочитостью: - Ну приходил. Чего ему?!
      - Петра завтра хоронят... О сиротах поговорить нужно, собраться всем...
      - А что говорить? Или обеднели Чайкуны? У Ирки добра полная хата, машина... Петро постарался... На похороны помогу, как же, родственник...
      Андрей отвернулся и начал раздеваться, собираясь поспать после ночного дежурства.
      - Милиция шастает по всему Лиманскому, - сказала Настя и тоже села на расстеленную кровать. - Слышал?
      - Ну и дурная! При чем тут Лиманское? Петра сюда водой принесло. Пускай в Белозерке поищут.
      - Он рыбачил в наших плавнях... В него стреляли в субботу, в ночь, когда ты ездил в Херсон.
      - Ага, - подтвердил Андрей. - Мне это известно.
      - Ты в Херсоне был, а Юрась ходил в плавни на твоей лодке и с твоим ружьем. А из него убит Петро. Так говорят...
      - Какие глупости! По-твоему, Юрась в него стрелял? Привет! разозлился Андрей. - Ему-то зачем? Все выдумки родичей. Откуда они знают, из какого ружья выстрелили? Прослышали, что Юрась ездил с моим ружьем, узнали, что в мое дежурство в журнале не записано, что в ту ночь я выполнял поручение начальника в Херсоне, вот и пустили слух. А брехня не ходит пешком, на крыльях летает.
      - Но говорят, милиция уже установила, что из твоего ружья.
      - Никто не установил. Услышали, что милиция взяла на экспертизу, вот и плетут невесть что. Мне никто ничего не сказал.
      Комышан снял сапоги, докурил сигарету и сел рядом с женой.
      - Подрался твой Петро с кем-нибудь, водился со всякими подонками. Полез в чужие сети и ловушки. Вот его и подстрелили. Больше, чем он, никто в чужие капканы не лазил.
      Настя терпеливо слушала мужа. По выражению ее неподвижного лица нельзя было понять, согласна она или нет. Думала свое. В глубине души допускала, что Андрей мог убить в сердцах. Давно враждовал с Чайкунами, и только неотвратимая судьба свела его с нею, Настей. На селе думали, что их брак помирит враждовавшие семьи. Но уже на свадьбе, когда Чайкуны и Комышаны расселись по разным углам, Настя поняла, что нечего и думать о мире и дружбе, и облегченно вздохнула, когда Чайкуны, выпив и не учинив драки, демонстративно покинули гулянье.
      Да, Настя знала, что у мужа с Петром были свои старые счеты...
      - А чего тебе приспичило ехать в Херсон?
      - Сказал же... начальник просил гостей встретить и устроить на отдых в Гопри... Они ночью приехали на машине...
      - Твое счастье, а то бы и тебя таскали.
      - Как раз собирался дежурить, но когда позвонили, Сирый без меня поехал.
      - А Иван говорит, что ты был на воде...
      - Дурной твой Иван, так ему и скажи! Дурак, да и только!
      - Ну, если люди, которых ты устраивал в Гопри, подтвердят, что был с ними, тогда хорошо.
      При этих словах Настя внимательно посмотрела на мужа.
      Он понял, что жена не очень верит его словам. Начал раздеваться, устало зевая и показывая, что ему не до разговоров.
      - Бедный Юрась, - сказала Настя. Андрей заметил, как ее потемневшие глаза снова заголубели. - Только из армии - и сразу такое...
      - Я заплатил за него штраф, чего ты волнуешься! Если бы не Сирый, могло обойтись. Я тоже никого не милую, но различаю, где злостно, а где случайно, впервые человек оступился. Всех стричь под одну гребенку нельзя... А вот Сирый ничего не хочет знать. Свинья! Хотя бы ради нашего служебного авторитета не поднимал скандала! Теперь вишь как чешут языками. Я-то хотел Юрася в инспекцию устроить... Уже договорился...
      Андрей залез под одеяло.
      В это время скрипнула дверь в сенях. Кто-то вошел в переднюю.
      - Это ты, Юрасик? - спросила Настя. - Зайди к нам.
      Юрась задержался на пороге. Был в старенькой одежде, - видно, собрался на лиман.
      - Присядь на минутку, - ласково попросила Настя. - Тебя в милицию не вызывали?
      Юрась пожал плечами.
      У него не было страха перед милицией. Когда-то сам хотел пойти в милиционеры. Нравилась форма и фуражка с гербом, мальчишеское воображение рисовало отчаянные подвиги, задержание преступников. Но в милицию, как ему сказали, брали только тех, кто отслужил в армии. Понемногу в его воображении романтические картины поблекли, а когда в часть пришло письмо и он прочел, что видели в Белозерке в милицейской форме бывшего одноклассника, рохлю Ваську, эти мечты и вовсе развеялись. Уж не Васька ли теперь будет допрашивать его о ночном происшествии на лимане?
      - Кое-кого уже вызывали, думала - тебя тоже, - сказала Настя.
      - Еще спросят, - буркнул Андрей. - Не понимаю, зачем было переться ночью в плавни и нарушать закон? А хотел еще в рыбинспекторы идти. Опозорил и себя, и меня.
      Юрась ничего не ответил. Этот упрек он уже слышал.
      - Тебе что, деньги были нужны? - поинтересовалась Настя. - Неужели не понимал, что могут поймать? Где бы ты что продал...
      - Другие находят, где продавать, вот и я нашел бы. Всего один раз, сказал Юрась.
      - Ну, ты оставь других... Ты за себя отвечай, - сердито буркнул старший Комышан.
      - Мог бы мне сказать или Андрею, - кивнула Настя на мужа. - Выручили бы... Поди дома живешь, не у чужих... Зачем тебе были эти хлопоты, Юрась, эти деньги? А?
      Юрась молчал.
      - Я же гадалка, все знаю, - улыбнулась Настя, и ее голубые глаза потеплели. - Девушке на подарок?
      Настя заметила, что при этих словах Андрей как-то особенно пристально посмотрел на брата, а Юрась, будто конь норовистый, упрямо дернул головой. В комнате вдруг словно потемнело. Насте показалось, что между братьями проскочила какая-то недобрая искра, причина которой ведома только им.
      - Мне здесь некому подарки носить, - медленно произнес Юрась.
      - Сколько раз ты стрелял? - вдруг тихо спросил Андрей, и в голосе его послышалось какое-то напряжение; он, казалось, боялся ответа.
      - Сколько? - переспросил Юрась. - Один, когда ондатру подстрелил, другой - в воздух, когда Сирый погнался...
      В памяти Юрася вновь встала злополучная ночь: темнота словно поглотила мир, лодка с выключенным мотором тихо покачивалась на воде, в камышах шла своя суетная жизнь, потом едва слышимое движение ондатры... и выстрел, который гулко разорвал тишину и на миг ослепил... И бешеный побег от Сирого, рев моторов, удары лодки о волны, бьющие в лицо брызги; еще один выстрел - и внезапно заглохший мотор, когда чуть не выбросило за борт...
      Андрею же представилась несколько иная картина: ночь, темень, камыши. Юрась хотя и облазил до армии плавни, но, видно, забыл, что в них можно натолкнуться не только на вепря, но и на преступника - браконьера. Очистил чужую вершу - откуда же тот осетрик! - а может, и на ловушку чью-то набрел. В него могли выстрелить, но не попали, а он в ответ пальнул...
      Убить не хотел, выстрелил просто со страха, но слепая пуля нашла свою жертву - Петра Чайкуна. За выстрелом Юрась мог и не услышать, как тот упал в воду...
      Подумал, какие страшные схватки иногда происходят в плавнях, особенно по весне, когда идет рыба. Три года тому назад исчез милиционер Тимченко. Труп случайно нашли через много месяцев водолазы; собственно, не труп обглоданный раками да рыбами скелет. Браконьеры обмотали беднягу сетью, наложили камней и бросили в залив, поэтому и не всплыл... А еще раньше бесследно исчезли в плавнях два молодых рыбинспектора - будто их и не было на свете. Вода все скрыла. В прошлом году в этом глухом закоулке на острове произошла целая битва: одни браконьеры пытались ограбить других...
      - А третий и четвертый раз в кого стрелял? - уверенно спросил Андрей Степанович.
      - Я стрелял два раза, - стоял на своем Юрась.
      У него перед глазами были две ночи. И более четкой была та - под окном Лизиной комнаты, - которая, казалось, перевернула его жизнь.
      - Меня, брат, не проведешь, - сказал старший Комышан, - использовано четыре патрона... Да ты не бойся, - добавил он, заметив, что Юрась побледнел. - Мы с Настей тебя не выдадим... Думаем, как помочь.
      Андрей не мог и допустить, что Юрась побледнел не от страха, а от вспыхнувшей в нем ненависти. После той ночи Юрась старался избегать брата и не разговаривать с ним. И сейчас ему было противно видеть разобранную постель и брата с обнаженной волосатой грудью.
      - А я не прошу помогать! - сердито бросил он. - Не ел чеснока и не воняю...
      - Не горячись! - оборвал его Андрей. - Когда посадят, запоешь по-другому.
      - Ну вот, сразу в тюрьму! - вмешалась Настя, увидев, что у братьев уже искры сыплются из глаз.
      - А чего же, - резко махнул рукой Андрей. - Проще простого: из ружья сделано четыре выстрела, стрелял один человек - Юрась Комышан. Пуля угодила в гражданина Петра Чайкуна. Все ясно... Слушай, братик, это может быть просто несчастным случаем, как иногда бывает на охоте. Представляешь, ночь, темно. Ты пальнул в ондатру, а пуля попала в Чайкуна, который притаился в камышах...
      - Второй раз я стрелял вверх.
      - А третий и четвертый?
      - Да отцепись ты со своим третьим и четвертым. Говорю, стрелял два раза!
      - Слышали и другие выстрелы, - словно обдумывая что-то, сказал Андрей. - Еще Сирый бахнул из пистолета. А когда он забрал мое ружье, случаем, не стрелял из него?
      - Нет, он положил его к себе в лодку и потащил меня в Лиманское...
      - А не заметил, потом он пошел на воду без ружья?
      - Я за ним не следил, но когда написал протокол, ружье поставил в угол, а сам снова помчался на дежурство.
      - Плохи твои дела, Юрась, - покачал головой старший Комышан.
      - Да ну тебя! - вскипел Юрась. Он хотел еще что-то бросить, но, глянув на Настю, сдержался. - Если у вас все, я пойду. Убийством пусть милиция занимается. Я никого не убивал и ничего не боюсь. - Он крутнулся по комнате, словно искал чего-то, но, так и не найдя, выскочил вон.
      Андрей проводил его долгим тяжелым взглядом.
      14
      В своих рассуждениях Коваль всегда шел от общего, начинал с осмотра места происшествия и выяснения связей, существовавших между жертвой и преступником или между ними и окружением. Это давало возможность представить движущие силы событий, настоящие мотивы преступления.
      Картина, возникшая в воображении Коваля, пока была еще иллюзорной. Чтобы стать доказательными, предположения должны были обрасти проверенными фактами. Только подтвержденная находками, внимательно проанализированными деталями, общая картина становилась определенной и достоверной.
      После того как майор Келеберда рассказал о следах пальцев рыбинспекторов на ружье, из которого был убит Петр Чайкун, Коваль решил, что преступника следует искать не в Белозерке, а среди тех, кто живет в Лиманском и бывает в плавнях. Ему захотелось познакомиться с работой рыбинспекторов. Обычно человек наиболее полно проявляется именно в профессиональной деятельности. Дмитрий Иванович еще не сделал определенного вывода и потому не отбрасывал ни одной версии, не отказывался ни от одной детали или доказательства, найденных Келебердой. Все возможно в этом мире, рассуждал Коваль в самом начале розыска, когда у него еще не сложилось определенное мнение.
      Но как ему поехать с Козаком-Сирым и Комышаном в плавни? Попросить, чтобы Келеберда договорился? Это вызовет подозрение, а ему в любом случае хотелось оставаться дачником, почетным киевским гостем у своих сельских друзей.
      Самому поддобриться к инспекторам? Но ведь они не имеют права брать постороннего человека на дежурство, где по ночам, бывает, идет настоящий бой с преступником, порой даже кровавый.
      И тогда Коваль задумал проявить инициативу и присоединиться к Андрею Комышану, когда тот будет патрулировать на берегу, возле села, рядом с которым, как ему уже рассказывали, браконьеры частенько ночью тащат рыбу. А завоюет у инспектора авторитет, можно будет попроситься и на воду.
      Не прошло и двух дней, как замысел Дмитрия Ивановича удался. Коваль зашел на инспекторский пост в тот момент, когда Комышан приказывал Нюрке, чтобы вечером была у причала: есть сигнал, он пойдет на браконьеров с берега.
      - Андрей Степанович, вы с дружинниками пойдете? - спросил Коваль.
      - Да, - отозвался Комышан, - один не управлюсь. Козак-Сирый сегодня в плавнях, возьму хлопцев.
      - А меня возьмете?
      - Вас? - удивился Комышан, оглядывая Коваля, словно впервые видел его. Еще не старый, крепкого сложения, Дмитрий Иванович производил впечатление сильного человека.
      - Но ведь... - начал было инспектор, но Коваль не дал ему договорить.
      - Я когда-то был дружинником, ходил вечерами по улицам, задерживал хулиганов.
      - Наши хулиганы пострашнее, - сказал Комышан. - Но если так уж хочется глянуть со стороны... - Он на миг задумался, что-то прикидывая в уме. - Ладно. Подозрения вы ни у кого не вызовете, если и увидят... Приходите на третий километр от Лиманского, вверх по течению, там правый берег очень крутой, но есть дорога к воде. Когда стемнеет, я вас найду...
      * * *
      Они лежали на краю обрыва, большие южные звезды висели прямо над головой. Пахло чебрецом, горько-терпкой полынью. Исступленно верещали сверчки. Внизу шептал небольшой волной невидимый глазу ночной лиман. Но среди этого разноголосья опытное ухо инспектора выделило и посторонние звуки.
      - Тянут, - прошептал он Ковалю, лежавшему рядом на подмятой полыни и типчаке. - Значит, так. - Комышан обращался уже к двум дружинникам, молодым здоровым парням, которые тоже лежали на земле, - мы втроем с Васьком и товарищем Ковалем спускаемся вниз, а ты, Кость, - сказал он второму дружиннику, - останешься наверху и будешь ждать возле дороги. Она здесь единственный путь наверх, и если кто-нибудь из этих ворюг будет убегать, задержишь. По-моему, они уже вытащили рыбу на берег. Самое время с ними поздороваться, - Комышан начал осматривать большим, военного образца биноклем скрытый темнотой лиман.
      Дмитрий Иванович удивился: что он там сейчас видит?
      Угадав мысли Коваля, Андрей подал ему бинокль:
      - Посмотрите, Дмитрий Иванович, все как на ладони.
      Коваль взглянул в бинокль. В самом деле, перед его глазами ожил берег, выделился прибой и возле него - силуэты мельтешивших людей.
      - На семьсот - девятьсот метров в любой темноте - и на суше, и на воде - увижу человека и все, что он делает, - тихо объяснил Комышан. Бинокль - наше самое главное оружие, если не считать пистолета, - похлопав по кобуре, продолжал он. - Ну что ж, пойдем...
      Тихонько спустившись вниз, они притаились под крутым берегом и наблюдали за браконьерами в бинокль. Те уже успели наложить два мешка рыбы, один уволокли в кусты ивняка, потом притащили туда и второй.
      - В машину не кладут, осторожные, - шепотом пояснил Комышан. - Если сейчас подойти и в машине не будет рыбы, никто их не сможет ни в чем обвинить.
      Когда браконьеры снова пошли к воде, Комышан вместе со своими помощниками отыскали эти мешки. Васю инспектор оставил в засаде возле машины, а сам с Дмитрием Ивановичем притаился около мешков.
      Шло время.
      Примерно в половине второго браконьеры закончили свой промысел. Трое с бреднем и рыбой направились к машине, а один пошел к спрятанным мешкам.
      - Сейчас будем задерживать, - прошептал Комышан.
      Когда браконьер взялся за мешок, он поднялся и навалился на него сзади. Тот даже не успел ойкнуть.
      - Сиди тихо! - сурово приказал Комышан. - Не то будет хуже и тебе, и твоим дружкам!
      Тем временем подходил еще один браконьер.
      Комышан подал знак Ковалю, и Дмитрий Иванович, неожиданно появившись, заломил ему руку.
      Возившиеся возле машины браконьеры тоже направились к мешкам. Мужчина, которого держал Коваль, вдруг крикнул:
      - Хлопцы, тут инспектора!
      Увидев Комышана, один из них бросился на него с кляшником, которым тянут бредень. Андрей отскочил, выхватил пистолет и выстрелил вверх.
      - Стой, застрелю! И отвечать не буду! Я на службе, при исполнении, а ты преступник!
      Те бросились бежать.
      - Куда? - закричал им вдогонку Комышан. - Там же обрыв! Наверх не попадете!
      Метрах в шестистах была дорога, по которой они, очевидно, приехали. Заметив, что беглецы на миг остановились, выбирая направление, Комышан крикнул:
      - А на дороге вас ждут инспектора, поприветствуют, так что бегите, далеко не уйдете!
      Браконьеры поняли безвыходность своего положения и покорно возвратились к мешкам. Комышан крикнул Василю, чтобы тот подогнал машину, а сам начал составлять протокол. Нарушители - все здоровяки - оказались мясниками из Николаева.
      В свете фонариков прикинули, сколько наловлено рыбы; получилось, что браконьерам она обошлась почти в тысячу рублей штрафа.
      Пока Комышан, опустившись на колено, составлял протокол, Дмитрий Иванович думал о том, как нелегко работать рыбинспекторам. Правда, им не нужно создавать хитроумных версий, они не терзаются сомнениями, ибо всегда пребывают, так сказать, на конечном этапе борьбы. В то время как инспектору уголовного розыска нужно хорошенько помозговать, пока он проведет розыск и дознание, у рыбного или охотничьего инспектора преступление словно лежит на ладони. Очевидно, у них и возможности профилактики больше, думал Коваль и удивлялся, почему это Комышан не сразу задержал браконьеров, а спокойно наблюдал, пока они еще наловят рыбы и причинят природе больший урон. Чтобы квалифицировать преступление, достаточно было и двух мешков, возле которых они сидели в засаде.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14