Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Бэтмэн - по следу Спектра

ModernLib.Net / Детективы / Хоук Саймон / Бэтмэн - по следу Спектра - Чтение (стр. 7)
Автор: Хоук Саймон
Жанр: Детективы

 

 


      - Вы не боитесь высоты? - некстати спросил Бэтмэн, опустив руки на панель управления.
      - Ау?
      - Если хотите, держитесь за меня, - сказал он, предложив свою руку.
      - Это еще зачем?
      Он нажал кнопку на панели, и они начали опускаться. Внезапно девушка обнаружила, что стоит рядом с Бэтмэном на круглой платформе, не больше метра в диаметре, а вокруг ничего нет, кроме пустого пространства. Инстинктивно она ухватилась за его крепкую руку.
      Они спускались на гидравлическом лифте в огромную пещеру с исполинскими сталактитами, свешивающимися сверху вниз, и паутиной мерцающих кристаллов на стенах. Как будто они погружались в иной мир. Девушка вздрогнула и вся напряглась, когда что-то неясное пролетело мимо и она услышала странное щебетание.
      - Не обращайте внимания на моих маленьких друзей, - сказал Бэтмэн. - Они не причинят нам вреда.
      Уцепившись за Бэтмэна, она невольно почувствовала под пальцами огромные, твердые, как камень, мускулы его руки. Бицепсы были размером с медбол, а подковообразная форма внушительных трицепсов отчетливо выделялась под одеждой. Однако все ее внимание было захвачено пещерой, в которую они опускались. Ничего подобного она никогда не видела. Таинственная пещера представлялась ей смесью научно-фантастического триллера и подземной секретной военной базы.
      Сначала она думала, что пол пещеры залит хорошо обработанным бетоном, но вскоре поняла, что это скорее напоминает сверхмягкую эпоксидную резину. Другие участки пещеры были совсем не обжиты нагромождения коренных скал и выходы нетронутой породы являлись взору в естественной красоте подземелья. Когда они опустились пониже, она увидела небольшой флот Бэтмобилей - по крайней мере, дюжина как смоль черных машин стояла словно экспонаты в автосалоне. От самых ранних моделей - с хвостовыми плавниками и декоративными головами летучих мышей на решетках радиаторов - до самых последних вариантов - более компактных, обтекаемых, словно созданных для скоростных гонок. Капот одного из автомобилей был открыт, под ним виднелся сверхсовременный двигатель, который, очевидно, капитально реконструировали. Общее впечатление было такое, как будто павильон военной техники NORAD[*] перенесли в громадную пещеру. Лифт остановился. ------[*] Объединенная система воздушной обороны североамериканского континента. ------
      - Добро пожаловать в Бэткейв, - сказал Бэтмэн.
      6
      Было время ланча, и улицы были переполнены. Для большинства магазинов в городе это было самое оживленное время дня, когда, наскоро перекусив в любимом ресторанчике, люди растекались по магазинам, чтобы что-нибудь купить, или отправлялись просто поглазеть на витрины. Многоэтажный Универмаг Баррингтона был одним из самых популярных в городе; в нем продавались товары на любой вкус и на любой кошелек, от одежды в развалах до фасонов известных модельеров, от дешевых духов до изысканной парфюмерии. Была пятница, и горожане беззаботно тратили получку, попав в плен бесчисленных прилавков.
      Когда в половине первого в универмаге прогремел взрыв, он, словно смерч, произвел опустошительную жатву человеческих жизней.
      В толпе на тротуарах, за полицейскими кордонами, стоял высокий, бледный, приятный мужчина с белыми как снег волосами и резко очерченным лицом и спокойно курил французскую сигарету, наблюдая за работой на пожарников, сражающихся с неистовым пламенем. Докурив сигарету и затоптав ее носком дорогого итальянского ботинка, мужчина повернулся и зашагал вдоль квартала к телефонной будке на углу. Опустив четверть доллара, он быстро набрал номер.
      - Редакция новостей, - ответил голос в трубке.
      - Попросите Энрике Васкеса, пожалуйста.
      - Могу ли я узнать, кто спрашивает, сэр?
      - Спектр. Если он не подойдет через двадцать секунд, я вешаю трубку.
      - Один момент, сэр.
      Васкес взял трубку ровно через десять секунд.
      - Энрике Васкес. Это вы, Спектр?
      - Добрый день, мистер Васкес. Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты... и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова.
      И прежде чем Васкес успел задать Спектру вопрос, он повесил трубку.
      День Джима Гордона начался с раннего злого звонка Чэмберса, а в дальнейшем обстановка менялась только к худшему. Уставших, расстроенных детективов, назначенных охранять государственного свидетеля, без конца допрашивали Чэмберс и его люди, позже за дело взялись ребята из Департамента внутренних дел. Каждого полицейского проверили на детекторе лжи, и в каждом случае - безрезультатно. Гордон настоял на том, чтобы и его проверили вместе с его людьми, и он уверенно прошел это испытание. Чэмберс не знал, что и делать.
      Измученный, он сидел в кресле в кабинете Гордона, прикуривая одну сигарету от другой. Его галстук был распущен, две верхние пуговицы мятой рубашки расстегнуты, круги под глазами стали глубже и темнее, а волосы взлохмачены - в отчаянии он поминутно запускал в них руки.
      - Не могу понять, - говорил он устало, - мы дважды повторили тесты, и все ваши люди уверенно их прошли. Но ведь никто кроме них не знал о перемещении свидетеля. Никто из них даже не говорил ни с кем об этом. Моих людей я сам проверил на машине. Сам я и подавно не раскрывал рта. Так как же, Бог мой, об том узнал Бэтмэн?
      Гордон тяжело вздохнул.
      - Обычно Бэтмэну все удается совершенно необъяснимым образом.
      - Вот как! Он что, ясновидящий? Или прослушивает ваш телефон? Чэмберс внезапно щелкнул пальцами. - Черт побери! Вот в чем, должно быть, дело!
      - Я должен вас разочаровать, - ответил Гордон, - но дело не в этом. Мы каждый день тщательно осматриваем весь офис в поисках возможных "жучков". Как видите, вы не единственный параноик.
      Чэмберс поморщился.
      - Послушайте, не хочу вас обидеть, однако вы разрешите моим людям провести независимую проверку ваших помещений?
      - Конечно, - согласился Гордон, - только вы ничего не найдете. Это я могу вам обещать.
      В дверь постучали.
      - Войдите, - сказал Гордон.
      - Комиссар, - обратился вошедший сержант Капилетти, - сэр, скоро час дня, а я знаю, что вы здесь уже с пяти часов утра. Вы еще ничего не ели, как и мистер Чэмберс, я думаю, может, вам принести чего-нибудь?
      - Сэндвич был бы кстати, - устало ответил Гордон. - А вам, Чэмберс?
      - Нет, не могу даже думать о еде, - скривился Чэмберс, - я весь как клубок нервов. Принесите просто черный кофе, Капилетти. Много кофе. И еще, спасибо.
      - Зачем он это сделал, вот чего я не понимаю, - размышлял Гордон вслух. Прежде Бэтмэн всегда сотрудничал с полицией.
      - Я уже говорил вам, комиссар, его, без сомнения, купили. Возможно, девушка скоро всплывет в Ист-Ривер лицом вниз.
      Гордон покачал головой.
      - Нет, в это я никогда не поверю.
      - Бог мой, вы все еще защищаете его? - спросил Чэмберс с недоумением.
      - У него должна быть веская причина, - сказал Гордон. - Чтобы вы ни думали, Бэтмэн не убийца. Он похитил свидетеля, но сделал это, никому не причинив вреда. Хотя, мог бы. Нет, я просто не могу поверить, что Бэтмэна могли купить. Он не преступник.
      - Да он просто шут, Гордон, - сказал Чэмберс. - Проснитесь наконец, и вы сами это поймете.
      На столе Гордона зазвонил телефон, он поднял трубку. Пока он слушал, его лицо совершенно побелело.
      - О, мой Бог, - простонал он.
      - Что еще случилось? - спросил Чэмберс.
      Гордон повесил трубку.
      - Спектр только что взорвал Универмаг Баррингтона. Бригады с телевидения уже там. - Он встал, подошел к телевизору, стоящему на шкафу с картотекой, и включил его.
      На экране полыхали картины опустошительной бойни. Пламя рвалось из окон универмага, и пожарники отчаянно пытались усмирить бушующий огонь. С воем сирен подъезжали полицейские и санитарные машины; на тротуарах толпились прохожие, они переходили с места на место, пытаясь все увидеть. Это была сущая преисподняя.
      - Повторяем специальный выпуск. Вы смотрите прямую трансляцию из Универмага Баррингтона, где сегодня приблизительно в двенадцать тридцать произошел сильнейший взрыв. Свидетели сообщают об ужасном грохоте в глубине здания. Предполагают, что была подложена бомба, может быть не одна, но пока мы не можем сказать ничего определенного. К настоящему моменту три пожарных отряда прибыли по вызову. Сейчас еще невозможно определить, сколько человек убито и ранено, однако, с уверенностью можно сказать, число жертв значительно. Пожарники непрерывно выносят тела пострадавших, но большинство их все еще остается внутри здания универмага. Мы не знаем, уцелел ли кто-нибудь из них. Стоя здесь и глядя на весь этот ужас, немыслимо поверить, что там еще могут быть живые. И вот теперь...
      - Джон, - вступил ведущий, - мы получили свежий материал. Похоже, кто-то берет на себя ответственность за взрыв. Мы на минуту переключимся на другую камеру. Пожалуйста, будь наготове.
      Репортер кивнул, придерживая рукой наушники, и добавил в микрофон:
      - Отлично, Том, переключайте.
      - Вы слышали, - продолжал ведущий, - я повторю для вновь подключившихся телезрителей, в Универмаге Баррингтона взорвана бомба, и только что мы получили сообщение о том, что в редакцию позвонил некий человек, имеющий отношение к этом ужасному акту. Мы возвращаемся в редакцию к Энрике Васкесу из отдела новостей. Энрике, вы на месте?
      На экране появился Васкес, без пиджака и с развязавшимся галстуком. С наушниками на голове и микрофоном в руке, он выглядел изможденным.
      - Том, несколько мгновений назад мне сюда позвонил некто, представившийся Спектром и заявивший, что он берет на себя ответственность за взрыв. Я уже разговаривал прежде со Спектром, поэтому я узнал его голос. Тот же акцент образованного европейца. К тому же он подозвал меня лично.
      - Бог ты мой! - сказал Чэмберс.
      - Спектр передал мне следующее, - Васкес продолжал, подняв лист бумаги, - я цитирую: "Я только что взорвал Универмаг Баррингтона. Это должно показать серьезность моих намерений. Передайте жителям Готэм-Сити - это только начало; каждый день, пока генерал Гарсиа остается в тюрьме, в городе будут происходить такие инциденты и погибнет много людей. Я скоро позвоню вам снова". И он тут же повесил трубку.
      - Энрике, - сказал ведущий, вы уже сообщили в полицию об этом звонке?
      - Я полагаю, они слышат об этом сейчас, Том, - ответил Васкес. Разговор произошел минуту назад, как я уже говорил, позже я передам им отпечатанный текст всего разговора. Вы видите, Спектр осуществляет свои угрозы против жителей нашего города, и я надеюсь, что комиссар Джим Гордон слушает нас сейчас. Еще вчера, когда я сообщил ему о первом разговоре со Спектром и его угрозе приступить к террористическим актам, комиссар ответил, что он оперирует фактами, а не слухами. Что ж, теперь перед вами факт, комиссар, - ужасный, трагический факт, и, по словам Спектра, нас ждут не менее ужасные новые подобные факты.
      - Большое спасибо, мистер Васкес, - процедил Гордон сквозь зубы.
      - Энрике, - обратился ведущий к Васкесу, - в сообщении, которое вы зачитали, Спектр говорит, что вскоре свяжется с вами. Как вы думаете, что это означает?
      - Том, я пока не знаю, - ответил Васкес, - можно только догадываться, что он имел в виду. Разговор прервался, прежде чем я успел задать хоть один вопрос. Однако по звукам в трубке - а я отчетливо слышал крики - предполагаю, что он звонил из автомата вблизи от места взрыва. Возможно, он хотел сказать, что мы снова вспомним о нем, как сегодня, после нового дикого террористического акта, но, может быть, он просто позвонит мне в частном порядке. Точнее я не могу ответить, это лишь мое впечатление, которое, как я уже сказал, не больше, чем предположение. Однако, если по какой-то причине, Спектр избрал меня вестником рока - видит Бог, Том, я не просил этого, - то моей обязанностью журналиста и долгом гражданина будет информировать о всем том, что он мне сообщит, и как бы я ни хотел, я не могу отказаться.
      - Не могу отказаться, черт возьми, - передразнил Гордон Васкеса с отвращением. - Он восхищен каждой секундой своего шоу.
      Гордон сердито выключил телевизор и поднял телефонную трубку.
      - Свяжитесь с Васкесом и передайте ему, что я хочу видеть его в моем кабинете немедленно, иначе я арестую его за сокрытие вещественных доказательств. - Гордон бросил трубку.
      - Мерзавец. Что нам теперь делать? - обратился он к Чэмберсу.
      Чэмберс беспомощно покачал головой.
      - Не знаю. Прикроем все объекты, какие сможем, и попытаемся схватить этого подонка, прежде чем он успеет повторить эту бойню. Сколько людей вы сможете отрядить?
      - Я передам вам всех, кого смогу, - ответил Гордон.
      - Я не уверен, будет ли от всего этого польза, - сказал Чэмберс. - На нас начнут давить, чтобы мы уступили и отправили Гарсиа на Кубу. Без нашего суперсвидетеля дело не имеет шансов на успех в суде. У нас попросту не будет выбора.
      Телефон на столе Гордона зазвонил, и он поднял трубку.
      - Гордон у аппарата. - Некоторое время он внимательно слушал. Да, сэр... Да, господин Мэр, я знаю, я смотрел новости... Мы делаем, что можем... Нет, сэр, я действительно не знаю, это не моя сфера. Я советую обратиться к федеральным властям по этому вопросу... Да, сэр... Да, сэр, немедленно сделаю... Да, сэр, прекрасно понимаю и разделяю вашу озабоченность... Непременно.
      Он положил трубку.
      - Ну вот, - со вздохом сказал он Чэмберсу, - уже началось.
      С убитым выражением лица Бэтмэн сидел в Бэткейве за стеклянными стенами комнаты центрального управления и смотрел специальный выпуск теленовостей, посвященный взрыву в универмаге. Все эти люди... Спектр просто стер их с лица земли. Так же равнодушно, как наступают на муху.
      Его мучили картины, которых он не видел на экране, но которые отчетливо и живо представали перед его глазами, такие ужасающе-достоверные, как будто он сам был там. Он видел бизнесменов, покупающих в обеденный перерыв подарки женам. Молодых клерков и студентов, подыскивающих что-нибудь для своих подружек, с которыми назначены встречи этим вечером. Он видел секретарш, банковских служащих и продавщиц, выбирающих себе новые платья, для покупки которых они давно откладывали деньги. Видел домохозяек на дешевых распродажах, которые пытались удержать детей от беготни между прилавками... Дети. Боже! Дети...
      Он думал о страшном взрыве, рвущем на части всех этих людей, он думал о зажатых среди обломков изувеченных и истекающих кровью, в то время как пламя сжигало их заживо...
      Он сидел, оцепенев от ужаса, непереносимая тяжесть сжимала ему грудь, когда он представлял, нет, чувствовал, эту человеческую агонию, и одинокая слеза упала на его плащ. Неосознанно, он начал медленно раскачиваться в кресле вперед и назад, повторяя движение, которое в прошлом было вызвано шоком, испытанным им, когда ребенком он стоял на коленях над телами своих родителей, стоял в крови отца и мамы, застывший и потерявший чувствительность от внезапности и жестокости их смерти. Разве мог человек сделать такое?
      Почти все утро Бэтмэн провел с девушкой. Ему было непросто думать о ней как о женщине, хотя в двадцать семь лет она определенно была женщиной. Во многих отношениях она представлялась совсем молоденькой, намного моложе своих лет, а в чем-то казалась даже значительно старше. Сначала она выглядела испуганной и смущенной, как заблудившийся ребенок, но когда Бэтмэн объяснил ей причину ее похищения и она почувствовала, что нет оснований его бояться, в ней проснулись дерзость и вызывающая грубость уличной девчонки, подчеркнутые резко обжигающим характером, который она намеренно культивировала в себе, чтобы скрыть свою внутреннюю ранимость.
      Он мог бы попасться на эту уловку, если бы раньше не видел ее первую реакцию, когда она вышла из вертолета (Бэткоптера) в Бэткейв. То, как она держалась за него, когда лифт опускался из ангара; то, как ее глаза расширились от страха и неуверенности - все это говорило ему, что, несмотря на внешнюю жесткость, перед ним была маленькая испуганная девочка, у которой украли детство.
      Все это он уже видел раньше, и много чаще, чем он мог сосчитать. Он видел это в глазах детей, сбежавших из дому от оскорблений и нищеты, чья суровая и неопределенная уличная жизнь казалась им неизмеримо предпочтительнее того, что они пережили дома. Иногда, если их ловили вовремя, их можно было еще спасти. Если кому-то они были небезразличны, если их могли отвести, например, в дом доктора Лесли Томпкинс, где они могли получить и приют, и образование, и, что самое важное, - заботу и поддержку, которые помогли бы им обрести чувство самоуважения и убедили, что жизнь лучше, чем просто существование, тогда, может быть, всего лишь, может быть, у них могло появиться преимущество, достающееся немногим, - второй шанс.
      Но время, в течение которого они еще не потеряны, - не более чем крошечное окошко вероятности, которое если захлопывается, то почти всегда, за редким исключением никогда снова не открывается. Жестокая реальность уличной жизни в большом городе, где твое тело лишь дешевый одноразовый товар, подобна взгляду медузы. Эта реальность обращает сердце в камень. Закрывшееся окошко отрезает их от детства, они превращаются в одичавших жителей ночи.
      Они становятся изможденными проститутками, позволяя использовать свое тело для мимолетного удовлетворения клиентов, для которых безликий секс стал суррогатом любви. Они становятся наркоманами, способными клянчить, воровать, калечить и даже убивать; наркотиками они притупляют свои чувства в поисках временного забытья, но оно слишком быстро становится постоянным. Они становятся беспомощными алкоголиками, заполняя пустоту своих душ остатками виски из бутылок, выуженных из грязных мусорных баков; они спят и в подъездах, и на вентиляционных решетках метро, и на тротуарах в лужах собственной мочи, навсегда лишившись человеческой сущности и став бродячими живыми мертвецами.
      Наряду с жертвами, душераздирающими и пугающими, были и выжившие, кто не загнал свою боль внутрь себя, а стал хищником большого города. Хулиганы и рецидивисты, убийцы и насильники, грабители и ростовщики, гангстеры, - все они, лишенные совести и сострадания, не могли не только ни чувствовать чужую боль, ни хотя бы понимать ее. А быть может, она была им просто безразлична. Эти были потеряны навсегда.
      Можно было бы возразить, что в их участи повинно общество, или что они сами позволили эгоизму и алчности растоптать свои ценности и достоинство, или, что они родились "плохими". И в некоторых, патологических случаях это было справедливо. Но одно непреложно: они были раньше чьими-то детьми. Легко осуждать тех детей, которых любили и о которых заботились, для которых делали все необходимое, которых кормили и одевали и которые знали разницу между добром и злом, но все же сделали роковой выбор в силу каких-то обстоятельств. Но что сказать о рожденных ненужными, о брошенных, о жертвах безобразного обращения? О тех, кто никогда не знал радости детского смеха, кому было отказано в родительской любви, кто в нелегких условиях, все более частых в нашем перенаселенном и безучастном мире, попросту лишен шансов?
      Бэтмэн мало знал об этой девушке, этой молодой женщине, занимающей теперь спальню в дальней части Бэткейва. Он знал только ее имя. Рэчел. Рэчел Моррисон, или Рэй, как она называла себя, стремясь даже в этом проявить мужскую жесткость, словно отвергая рядовое американское происхождение и обеспеченную жизнь в пригороде большого города. Все то немногое, что Бэтмэн узнал о ней, сообщил ему Гордон, изучивший ее дело. Она родилась в Дориене, штат Коннектикут. Отец, биржевик, развелся с матерью Рэчел, когда ей, ребенку, было всего четыре года. Развод родителей - травма для любого ребенка, особенно для такой малютки. Отец, будучи опытным бизнесменом, подготовил все так быстро и продуманно, что адвокатам матери не было за что зацепиться. Он перевел ценные бумаги в наличные, аннулировал страховку за дом и пропал из виду. Без алиментов и пособия на ребенка, мать вынуждена была переехать в маленькую квартирку в Нью-Йорке и устроилась на работу в большом универмаге кладовщицей. Небольшой зарплаты едва хватало на оплату квартиры и приобретение самого необходимого. Их жизнь стала испытанием, особенно тягостным, когда ее мать узнала, что женщина, нанятая в няньки к Рэчел, постоянно издевалась над девочкой.
      Рэчел выросла "трудным" ребенком и, хотя в школе получала хорошие отметки, была сразу признана непокорным смутьяном и одиночкой. Она поступила в колледж при Университете штата - скорее для спокойствия матери, чем по собственному желанию. В колледже она как-то присутствовала на противоречивой лекции представителя Фронта освобождения Палестины. Аудиторию пикетировали, во время лекции лектора забрасывали вопросами и освистывали, и, возможно, это поначалу пробудило в Рэчел симпатию к выступавшему. После лекции они разговорились, затем несколько раз встречались, от него она услышала о тяжелой участи палестинского народа. Очевидно, они быстро стали любовниками. Рэчел побывала за границей, где смогла увидеть и пережить то, о чем он рассказывал ей. Через своего друга, а может его более радикальных товарищей, Рэчел вскоре была вовлечена в деятельность наиболее экстремистского крыла организации, руководимой Арафатом.
      Рэчел фанатично окунулась в Палестинское движение. Средство стало целью, и она оказалась связанной с десятком террористических организаций, проводящих свои операции не только в Израиле, но и в Западной Германии, Италии, Великобритании и Франции. Затем был тренировочный лагерь в Латинской Америке, действующий под покровительством генерала Дезидерио Гарсиа. О генерале было известно, что он имеет слабость к женщинам. Рэчел стала его любовницей, а он, очевидно, не мог не прихвастнуть в постели о своих подвигах, делах, связях с иностранными разведками, террористическими группами и с гнусным картелем "Макро", занимающимся наркотиками.
      Она жила в изысканной роскоши, но эту жизнь ей обеспечивало положение любовницы властного диктатора, человека жестокого и нетерпимого, поклонника оккультных обрядов, который смотрел на свой народ как на рабов. И вот однажды что-то случилось, последняя соломинка переломила хребет верблюда, и Рэчел решила, что с нее довольно. Во время поездки по магазинам она улизнула от своих телохранителей и попросила убежища в посольстве США. В обмен на возвращение в Штаты, освобождение от уголовной ответственности и обещание новой жизни она согласилась дать показания против Гарсиа.
      И Гарсиа, и тот, кто стоял за ним, - несомненно, могущественный картель "Макро", которому грозили огромные потери, если генерал заговорил бы в суде, - знали о существовании свидетеля, но не подозревали, что это Рэчел. Был разыгран изощренный спектакль, чтобы скрыть ее личность. ЦРУ представило исчезновение Рэчел как похищение, обставленное посланием письма генералу с требованием выкупа и, для убедительности, кое-каких украшений и личных вещей Рэчел. Как и ожидалось, Гарсиа игнорировал требования "похитителей". Он попросту нашел себе другую любовницу, к тому же намного моложе.
      ЦРУ заверило Рэчел, что она в безопасности. Но Рэчел понимала, что пока Гарсиа не окажется за решеткой, пока картель "Макро" не будет сокрушен, она не может быть в безопасности. Она слишком много знала. "Макро" хотел добиться, чтобы Гарсиа отпустили из тюрьмы, а государственный свидетель был бы ликвидирован. Однако, и без генерала, ущерб, который Рэчел могла нанести картелю, грозил ей такой местью, что ей пришлось бы до конца жизни с опаской оглядываться назад. Жить с такой перспективой никому не под силу.
      Сидя в комнате Рэчел, Бэтмэн беседовал с ней, объяснял, что здесь о ней всегда позаботятся, и что ей не придется проводить все время в своей комнате, и что она имеет полную свободу в пределах Бэткейва, по крайней мере в сопровождении его или Альфреда. Конечно, он не называл его Альфредом, да и сам Альфред был неузнаваем - в парике, с бородой и в гриме.
      Зазвонил телефон внутренней связи. Это Альфред просил Бэтмэна немедленно включить телевизор - передавали новости.
      Бэтмэна, увидевшего результаты злодейского творения Спектра, захлестнуло море эмоций: и скорбь по беспомощным жертвам, и ужас от невероятной жестокости и невыразимой дикости подобного акта, и холодная ярость, и ненависть к убийце по имени Спектр. Бэтмэн поклялся, что перевернет землю, но отыщет этого беспощадного изверга и отдаст его в руки правосудия. Он освободит мир от Спектра, даже если для этого потребуются все его состояние и вся его жизнь. Он никогда не испытывал желания убить, но сейчас он был близок к этому, хотя знал, что не может опуститься до убийства. Это прямой путь к проклятию; если он поддастся искушению, пусть даже справедливому, он встанет в один ряд с теми, за кем охотился. Рядом с Джо Чиллом - убийцей своих родителей. Сенсэй Сато был прав: акт убийства для него непостижим. Впрочем, смерть слишком легкое наказание для таких, как Спектр. Жизнь в тюрьме, в максимальной безопасности, но наедине сам с собой в тесной камере, где он сможет подумать о последствиях своих преступлений, вот чего он заслуживает. Если действительно существует ад, то Спектр с лихвой оплатил перевоз через реку Стикс. И если осталась в мире хоть крупица справедливости, он будет гореть вечно.
      Бэтмэн повернулся к Альфреду.
      - Вы уже подготовились к съемке?
      - Да, сэр. - В руках у него была портативная видеокамера. - Мы можем начать, как только вы захотите.
      - Пожалуй, выйдем отсюда, - сказал Бэтмэн. - Мы будем снимать у каменных стен. Темный фон необходим для моего послания Спектру. Я думаю отснять его сейчас, пока я чувствую тот гнев, что сжигает меня изнутри. Я хочу, чтобы Спектр видел мой гнев, чувствовал его и знал, что на этой земле ничто не помешает мне разыскать его.
      Возвращаясь в свою квартиру, он обычно шел окольным путем, чтобы убедиться, что за ним нет слежки. Он не сразу входил в подъезд, а сначала пристально осматривался, один-два раза обходил вокруг здания, обращая внимание на автомашины на улице, на окна и крыши соседних домов. За долгие годы осторожность стала его второй натурой. Он не упускал мелочей и не притуплял бдительность ни на мгновение. Он был профессионалом и гордился своей компетенцией. И никогда не надеялся на случай. Никогда.
      Войдя в вестибюль, он застыл на месте и некоторое время напряженно прислушивался к происходящему в доме. В глубине холла плакал ребенок. Где-то наверху - семейная ссора. Рок-музыка по радио. Ничего необычного. Ничего подозрительного. И все же он поднимался по лестнице предельно осторожно, ощущая успокоительную тяжесть Гризли в кобуре под мышкой. Его пиджак был сшит так, чтобы скрыть многозначительное оттопыривание под левой рукой, и сейчас под плащом и подавно оружие было совершенно незаметно. Гризли был на месте, с привернутым глушителем, готовый к неприятным сюрпризам. На непредвиденный случай в другой части города его ждала еще одна квартира. Это были издержки ремесла, но он не жалел денег на накладные расходы. За свою работу он получал исключительно высокую плату и потому мог позволить себе дополнительный запас безопасности.
      Поднявшись на свой этаж, он остановился перед холлом. Слушая. Принюхиваясь. Почти со сверхъестественным чутьем осматривая коридор. Годы слежки и контрслежки обострили его чувства до звериного инстинкта, и теперь от него не ускользало то, что большинство людей вовсе не замечало вследствие обычности и безопасности своей жизни. Пожилая пара снова готовила китайские блюда. Молодая секретарша, которая каждый вечер бродила по окрестным барам в поисках настоящего мужчины, только недавно вернулась домой: легкий запах сирени от ее духов еще можно было уловить в холле. С первых же дней она обратила на него свое хищное внимание, но он с легкостью отделался от нее определенной манерностью поведения, и она быстро потеряла интерес к нему. На лестничной площадке и в холле все казалось нормальным.
      Он подошел к двери своей квартиры и осмотрел неприметные тончайшие ниточки, уложенные им между дверью и косяком - наверху, снизу и сбоку, почти невидимые, если не знаешь, где смотреть. Все они были на месте. Удовлетворенный осмотром, он открыл дверь и вошел.
      Сняв плащ и пиджак, он закурил. Он курил малоизвестный сорт французских сигарет без фильтра, которые по бросовым ценам продавались только в редких табачных лавках. Он не выносил американские сигареты с их добавками, якобы улучшающими аромат, но, по существу, только ускоряющими горение. Во французских сигаретах не было ничего кроме табака, и потому они казались резкими на вкус американцам, привыкшим к такой примитивной пище, как гамбургеры с жареной картошкой и сладенькими напитками или водянистым пивом. Только у англичан, думал он, пища хуже, чем у американцев.
      Он откинул назад свои густые белые волосы и развязал шелковый галстук. Но кобура осталась на месте. По многолетней привычке он не расставался с оружием даже во сне. Единственными уступками комфорту были развязанный галстук и отстегнутые с левой руки легкие нейлоновые ножны, в которых лежал узкий и острый, как бритва, трехгранный стилет.
      Он включил плиту, чтобы подогреть воды, и подготовил чайник, скрупулезно отмерив индийского чаю. Затем вымыл руки и плеснул воды на лицо, включил телевизор и уселся в кресло, чтобы просмотреть газету, пока закипает вода. Из телестудии передавали бессодержательную беседу, ведущий притворно улыбался, с хитрыми намеками интервьюируя группу мужчин-нудистов. С гримасой отвращения он убавил звук.
      Он с удовольствием отметил, что делу Гарсиа, а в особенности его угрозе по-прежнему отводилось много времени. Но еще не так много, как это будет очень скоро, улыбнулся он про себя. Вода наконец закипела, и он отправился на кухню заварить чай. Когда он вернулся, телевизионная беседа уже закончилась, начинались вечерние новости. Он прибавил звук.
      - Добрый вечер. С вами Роджер Грили. Вы смотрите Новости дня. Центр Готэм-Сити стал сегодня местом бойни и разрушений после того, как в Универмаге Баррингтона вскоре после полудня была взорвана бомба. Подробности передает Конни Уильямс...
      Он смотрел видеозапись событий и прислушивался к уточненной информации, увидел интервью с командиром пожарников и старшим офицером полиции. Дальше шли разговоры с санитарами, рядовыми пожарниками и с несколькими свидетелями взрыва. Потом были интервью с группой людей, ждущих сведений о своих близких, которые, предположительно, были в универмаге во время взрыва. Американская пресса любит окунуться в катастрофу. Превосходно, подумал он. Превосходно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13