Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Полк, к бою !

ModernLib.Net / Биографии и мемуары / Хомуло Михаил / Полк, к бою ! - Чтение (стр. 7)
Автор: Хомуло Михаил
Жанр: Биографии и мемуары

 

 


      А радио и газеты сообщали тем временем об ожесточенных боях в Сталинграде, на Северном Кавказе, под Ленинградом. А у нас - тишина. Даже обидно. Только и делаем, что совершенствуем оборону. Долго ли такое еще продлится? Другие вон воюют, а мы...
      К октябрю отрыли три траншеи полного профиля, оборудовали отсечные позиции, провели ходы сообщения в тыл. Сделали добротные землянки, укрытия для тяжелого оружия, установили минновзрывные заграждения перед передним краем обороны батальона и в глубине. Готовились. Но к чему? Противник перед нами по-прежнему не проявлял активности.
      * * *
      К этому времени произошла смена комдивов. Еще в июле от нас был отозван полковник Н. А. Дудников, и дивизию принял его заместитель полковник Ю. М. Прокофьев. Это был боевой и очень грамотный командир, награжденный двумя орденами Красного Знамени. Он почти не выезжал из частей, проводя там с командирами полков и комбатами занятия по тактической подготовке.
      В конце сентября был переведен на другую должность и наш командир полка подполковник И. В. Урюпин, и в командование 878-м стрелковым вступил его заместитель майор С. Ф. Пузырев, тоже боевой офицер, награжденный орденом Красной Звезды еще за оборону Москвы.
      Вскоре нас в обороне сменил 3-й батальон, а мы стали резервом командира дивизии. Согласно его решению батальон занял подготовленный нами же еще летом район обороны вокруг Барятинского. Свой КП я оборудовал в подвале одного из уцелевших кирпичных зданий, а наблюдательный пункт расположил в этом же доме, но только на чердаке.
      На крыше же приказал установить станковый пулемет "максим", приспособив его для стрельбы по воздушным целям. Правда, авиацию гитлеровцы на нашем направлении применяли очень редко, видимо, она вся действовала на юге, где их соединения рвались к Сталинграду и на Северный Кавказ. Но "рама" появлялась регулярно, по часам. Полетает, бывало, над нашей обороной, тут уж жди огневого налета тяжелой артиллерии. Но однажды...
      Как сейчас помню: было пасмурное, туманное утро. Моросил мелкий дождик. Погода явно нелетная. И вдруг на крыше прогремела длинная пулеметная очередь. Бил наш "максим". Но по какой такой цели? Я в этот момент как раз брился. Приоткрыл дверь, чтобы узнать, в чем дело. И услышал со двора крики:
      - Горит! Горит!
      Выскочил на улицу. И увидел... охваченный пламенем большой транспортный немецкий самолет, который тянул, снижаясь, к околице.
      Вскоре все выяснилось. У пулемета дежурил старшина пульроты Олейник. Он-то и услышал идущий к нам в тыл за облаками самолет. Припал к пулемету. Но что увидишь в такую непогодь?
      Гул удалился. Но через несколько минут раздался снова, уже в полную силу. И вдруг низко-низко, уже со стороны нашего тыла, появился самолет со свастикой. Старшина прицелился и с первой же очереди поджег транспортник. Охваченный пламенем, тот плюхнулся на землю километрах в двух от наших траншей. И не взорвался, так как угодил на вспаханное поле.
      Первыми к самолету кинулись бойцы из 3-го батальона. И когда подбежали, то увидели, как из транспортника выскочили несколько фашистских офицеров и даже два генерала. Сопротивления они не оказали, сразу подняли руки. Пленных доставили на командный пункт полка, где их допросил наш комдив. А затем отправил в штаб армии.
      Гитлеровский генерал-лейтенант, оказавшийся командиром авиационного корпуса, на этом допросе сказал полковнику Прокофьеву, что летел с генерал-майором и одиннадцатью старшими офицерами в штаб группы фашистских армий "Центр". Но из-за плохой погоды их летчик сбился с курса, и они проскочили линию фронта. Поняв это, снизились до минимальной высоты и стали возвращаться. Тут их и подбил наш пулеметчик.
      Да, "язык" нам попался солидный. Кстати, в штабе армии, а затем и фронта он дал весьма ценные показания.
      Вскоре наш батальон снопа, уже во второй раз, занял свой прежний район обороны на переднем крае. Но командовать им мне больше не пришлось, так как вскоре меня назначили заместителем командира полка. Но о батальоне я не забывал, то и дело наведывался в него. Тянуло туда не только желание побыть с полюбившимися мне людьми, но и то, что 1-й батальон оборонял район, очень удобный для засылки наших разведчиков в тыл фашистам. Здесь на участке одной из рот между нами и противником находилась роща, половину которой мы в свое время отбили у него. Она вплотную подходила к вражеской обороне, и наши бойцы могли в случае необходимости скрытно провести разведчиков едва ли не к брустверам немецких траншей. Правда, это тоже было связано с определенным риском. Ведь и гитлеровцы понимали, что рощей могут воспользоваться наши разведчики.
      Разведку у нас в полку теперь возглавлял уже ставший старшим лейтенантом И. М. Каменев, москвич, весельчак и балагур, но одновременно и большой силы воли, исключительной храбрости человек. До этого он командовал в моем батальоне пулеметной ротой. И сколько раз, бывало, придя ко мне на наблюдательный пункт, начинал просить:
      - Пусти, комбат, к фашистам.
      - Зачем?
      - Руки чешутся, подраться хочется. Наведу у них там шумок, и назад...
      И когда я был назначен заместителем командира полка, а в штабе освободилась должность помощника начальника штаба по разведке, вспомнился Каменев. Вскоре по моей рекомендации его взяли на эту должность.
      Каменев сразу же взялся за взвод разведки. Подбирал в него народ бывалый, отчаянный, начал готовить его к вылазке за "языком".
      Но несколько первых таких попыток успеха не принесли. Каменев же не отчаивался. Заверял: будет "язык"! Непременно будет!
      * * *
      Однажды в полк приехали командующий 10-й армией генерал-лейтенант В. С. Попов и член Военного совета армии Д. А. Карпенков. Их сопровождал наш комдив. Заслушав доклады командира полка и начальника штаба, командарм сразу же обратился к Каменеву:
      - Когда будет "язык", старший лейтенант? Очень, очень он нам нужен, понимаете? Пусть не генерал, как с тем самолетом, но все же...
      - Сегодня ночью достанем, - заверил Иван Миронович. - Обязательно!
      - Хорошо, - кивнул головой командарм, - жду. Завтра утром позвоните мне, Юрий Михайлович, - повернулся он к командиру дивизии.
      Когда начальство уехало, я подозвал к себе старшего лейтенанта Каменева. Спросил, не поспешил ли он с обещанием. Да и где думает действовать, все ли у него для этого готово?
      Старший лейтенант ответил, что да, у него все готово, действовать будет на правом фланге, где боевое охранение 1-го батальона.
      - Сейчас полнолуние, а на небе ни облака, - предупредил я его. Подумай, может, повременим с поиском?
      - Нет! - твердо ответил Иван Миронович. - Я же дал слово командарму!
      За действиями разведки я решил понаблюдать сам, а если понадобится, то и прикрыть их минометным огнем. Для чего взял с собой в 1-й стрелковый командира минометного батальона полка.
      Луна светила вовсю, когда мы добрались до боевого охранения батальона.
      - Задержитесь хотя бы часа на три, - посоветовал я Каменеву. - Луна во второй половине ночи пойдет на спад, да и немец под утро станет дремать в окопах.
      Каменев с моими доводами согласился, и мы стали ждать. Часа в четыре старший лейтенант подошел ко мне, сказал:
      - Пора. Час туда, час обратно. Да час в гостях, - пошутил он. - А к рассвету все же дома надо быть. Пожелай мне удачи.
      Я пожал ему руку. Он махнул своим разведчикам и первым полез на бруствер...
      Прошел час, другой. От ушедшей группы ни слуху ни духу. Режим переднего края тоже пока не изменился.
      И вдруг где-то справа, похоже на стыке с соседом 1-го батальона, вспыхнула автоматная стрельба, заухали разрывы ручных гранат. Я тут же приказал командиру взвода охранения взять с собой отделение стрелков и быстренько выяснить обстановку.
      А бой между тем начал уже стихать. Все реже рвались ручные гранаты, смолкали пулеметные и автоматные очереди. И вскоре установилась тишина. Настороженная, ждущая.
      Через несколько минут прибежал назад командир взвода боевого охранения. Доложил, что наша разведка уже в траншее 1-й роты, старший лейтенант Каменев тяжело ранен. Взято двое пленных.
      Я бросился в 1-ю роту. Когда подбежал к разведчикам, увидел: двое из них склонились в траншее над раненым, забинтовывают ему грудь и живот.
      - Живой? - спросил я.
      - Живой, но без сознания. Ему в грудь и живот автоматной очередью полоснули...
      - Быстрее в землянку! Андреев! - крикнул я командиру роты.
      - За мной! - скомандовал он разведчикам.
      Внесли Каменева в землянку. При тусклом свете самодельной лампы, сделанной из гильзы артвыстрела, санинструктор заново перебинтовал старшему лейтенанту грудь и живот. Затем дал понюхать нашатырного спирту.
      Иван Миронович очнулся, открыл глаза, повел ими по потолку землянки. Но вот перевел взгляд на стоящих и, увидев меня, тихо прошептал:
      - Приказ я выполнил. Передай, Михаил, команд... - и замолк на полуслове. Навсегда.
      Потом разведчики рассказали мне, как все это случилось. Когда группа выползла на нейтральную полосу, кто-то из них заметил гитлеровцев, которые (как оказалось, тоже разведка) направлялись к нашей обороне.
      - Мы стали следить и продвигаться за ними, - медленно, словно его не слушались губы, говорил старший сержант Сергеев. - Когда гитлеровцы проделали проход в нашем минном поле, как раз на правом фланге первой роты, и стали преодолевать его, старший лейтенант Каменев дал команду тоже двигаться за ними в проход. Потом и ударили из автоматов фашистам в спины. Те, естественно, ответили. Завязалась перестрелка. Мы бы их быстро уложили, но тут откуда-то вторая группа немцев к проходу подтянулась. Шла, видимо, вслед за первой. Ну и... Теперь уже мы между двух огней оказались. Старший лейтенант вскочил, бросил гранату, но тут и его... Словом, не уберегли мы командира.
      Старший сержант замолчал, отвернулся, ссутулил плечи. Горестно потупились и все находившиеся в землянке. Тяжело, ох тяжело терять таких людей, как старший лейтенант Каменев!
      * * *
      В конце ноября меня вызвал к телефону начальник штаба дивизии подполковник С. Е. Климахин, сменивший отозванного недавно в штаб фронта подполковника П. Г. Рака. Спросил, пришлось ли мне воевать под Москвой. Я ответил, что воевал, и начал было докладывать, где, в какой дивизии и даже в полку. Но он перебил:
      - Все данные о тебе есть. В штабе фронта только уточняют, ты ли это.
      - А к чему эти уточнения? - спросил я Климахина.
      - Не знаю, - ответил он. - Что-то сверяют, наверное...
      А в январе 1943 года меня неожиданно вызвали в штаб дивизии, и в торжественной обстановке комдив зачитал... приказ командующего Западным фронтом о моем награждении орденом Суворова III степени. В приказе говорилось, что эта награда вручается мне за умелое руководство боевыми действиями батальона при защите столицы нашей Родины - Москвы.
      Это была первая моя награда. Пусть и запоздалая, но от этого не менее желанная.
      А тем временем на южном крыле огромного советско-германского фронта наши войска, окружив и уничтожив под Сталинградом трехсоттысячную группировку Паулюса, начали успешно развивать наступление на запад. Забеспокоилось и немецко-фашистское командование группы армий "Центр". Уж не готовят ли им русские какую-нибудь каверзу и здесь, на спас-деменском направлении?
      Активизировала свои действия их разведка. Но поиски и засады вражеских разведгрупп желаемых результатов не давали. Наши разведчики всякий раз срывали их планы, больше того, сами захватывали "языков".
      В ночь на 17 февраля я решил проехать во 2-й батальон и проверить, как там выполняется приказ командира полка по упорядочению системы огня. На полпути услышал стрельбу шестиствольных немецких минометов, затем разрывы снарядов и ствольной артиллерии на левом фланге 1-го батальона.
      Бегу с ординарцем по ходу сообщения в первую траншею 3-й роты. Там слышны автоматные очереди, взрывы гранат, гортанные выкрики по-немецки. В нескольких десятках метров от нужной нам траншеи попадаем под повторный, правда короткий, вражеский артналет. Переждав его на дне хода сообщения, снова вскакиваем и бежим дальше.
      Завернули в ус хода сообщения, где, я знаю, находится блиндаж командира роты. Из неплотно прикрытой двери пробивается свет. Заглянул в смотровое окошко двери и... отпрянул. В блиндаже - фашисты! Один стоит посередине, двое других сидят на нарах и перевязывают свои раны.
      - Гранату! - шепчу ординарцу.
      Когда он выдернул чеку и приготовил гранату к броску, рывком открываю дверь и уже в полный голос кричу:
      - Бросай!
      Взрыв, гаснет свет, из блиндажа вылетают стоны...
      - Эти уже не уйдут. За мной!
      Выскочили в траншею. Услышали приближающийся топот ног слева, возбужденный разговор по-немецки.
      - Вдоль траншеи, огонь! - шепнул я ординарцу.
      Тот дает длинную очередь. Опять стоны, крики...
      Где-то тоже стреляют, раз за разом рвутся гранаты.
      И вдруг наступает тишина.
      Незаметно рассвело. И постепенно начинает проясняться обстановка. У первой траншеи, справа и слева от меня, лежит несколько десятков трупов фашистских солдат. На проволочном заграждении в различных позах - тоже трупы. Их много. Что же это было? Разведка боем или...
      Ко мне начинают подходить бойцы и сержанты из 3-й роты.
      - Где ваш командир? - спрашиваю я.
      - Ранен. Уже эвакуировали в тыл.
      - Кто из командиров еще остался в роте?
      - Я, - послышался голос. Это лейтенант Г. М. Синюк.
      - Принимайте роту, - говорю ему. - Собирайте людей, производите расчет. Организуйте систему огня. Окажите помощь раненым. Пленные есть? Конвоируйте за мной.
      На допросе легко раненный унтер-офицер рассказал, что они из разведывательного батальона 92-й пехотной дивизии. Получили приказ провести разведку боем и во что бы то ни стало захватить хотя бы одного русского. Накануне их командиры целый день просидели на переднем крае, изучая нашу оборону. А ночью, после огневого налета своей артиллерии, ворвались в первую траншею 3-й роты. Но врасплох наших бойцов застать не удалось. И вот... Не многим удалось уйти обратно. А "языка"... Его снова не взяли.
      Да, вражеское командование, видимо, действительно серьезно интересуется нашими планами. Вон ведь целый разведывательный батальон в пекло бросило. А что же будет дальше?
      * * *
      Прошла зима, затем весна. Наступило лето. А мы по-прежнему сидим в обороне. За это время я успел опять покомандовать батальоном, на сей раз лыжным, а в мае, после его расформирования, снова получил назначение на должность заместителя командира стрелкового полка. На этот раз - 885-го. Полком командовал подполковник Н. Д. Курешов, белорус по национальности. Среднего роста, коренастый, очень смелый, Никита Дмитриевич был и прекрасным организатором боя. Пользовался заслуженным авторитетом у личного состава.
      Начальником штаба сюда пришел майор А. А. Никитин. Кстати, мой однокашник по курсам усовершенствования командного состава и однополчанин по 878-му полку. Заместителем командира по политчасти (должности комиссаров и политруков к тому времени уже упразднили) был майор К. Н. Орлов.
      В течение мая - июля 1943 года 885-й стрелковый полк готовился к переходу в наступление. Начальство поэтому требовало от нас наиболее полных сведений о противнике. А у нас их почти не было. Что делать? Все поиски как полковой, так и дивизионной разведки успеха не приносили. Оставался последний шанс: добыть эти сведения разведкой боем. Но... Этот вид боя имеет как положительные, так и отрицательные стороны. Положительным является то, что противник, хочет он того или нет, все же раскрывает себя: систему огня, степень оборудования в инженерном отношении местности, истинное начертание переднего края, систему минновзрывных заграждений. Отрицательной же стороной этого способа ведения разведки является то, что одновременно он раскрывает и наши собственные планы. Ведь как мы, так и гитлеровцы сразу понимали: если противоборствующая сторона проводит разведку боем, значит, надо ждать ее наступления на этом направлении.
      Но иного выхода у нас, повторяю, не было.
      Для проведения разведки боем мы стали изучать два района. Кстати, и вести ее намечалось одновременно на двух участках, удаленных друг от друга по фронту на два - два с половиной километра. С одной группой разведчиков постоянно находился сам командир полка, с другой - я.
      Постепенно вырисовывалась картина наших предстоящих действий. Решили: разведку боем будем проводить не ночью, а утром, после завтрака, когда основная масса вражеских солдат, сменившись с ночного дежурства у оружия, ляжет отдыхать. Чтобы подавить фашистские пулеметы, а тем более орудия, ослепить наблюдательные пункты, нужен короткий, но очень мощный огневой налет нашей артиллерии и минометов. В этот период разведгруппы должны выдвинуться как можно ближе к переднему краю обороны противника, чтобы не тратить потом времени на преодоление расстояния до проволочных заграждений и первой траншеи врага.
      В течение недели мы тренировали своих разведчиков. С этой целью в тылу были оборудованы два участка местности, почти точно скопированные с нужных нам участков обороны гитлеровцев. На них-то наши воины и отрабатывали свои действия.
      Наступило 17 июля. В 9.00 наша артиллерия открыла огонь. Разведчики обеих групп с первыми же разрывами снарядов устремились вперед, начали преодолевать с помощью лестниц и матов проволочное заграждение перед обороной врага. А затем, когда артналет прекратился, дружно ворвались в его первую траншею.
      Действия разведчиков были настолько стремительны, что фашисты растерялись, не смогли оказать им должного сопротивления. Вскоре первая группа вернулась, ведя с собой "языка". Успех сопутствовал и другой разведгруппе, она тоже захватила пленного.
      Теперь началась более предметная подготовка к наступлению. И через несколько дней, передав свою полосу обороны частям 50-й армии, наша дивизия к 9 июля сосредоточилась в лесу северо-западнее города Кирова. Отсюда она и другие соединения 10-й армии должны были нанести удар, направленный в обход спас-деменского выступа, чтобы во взаимодействии с дивизиями 50-й армии взять в кольцо находящуюся здесь группировку немецко-фашистских войск.
      Наша 290-я стрелковая дивизия наступала на правом фланге армии с задачей прорвать оборону гитлеровцев на фронте в четыре с половиной километра. 885-й полк наступал в первом эшелоне справа и наносил главный удар своим левым флангом.
      За несколько дней до начала наступления командир дивизии Ю. М. Прокофьев, ставший к тому времени уже генерал-майором, получил назначение на должность командира стрелкового корпуса и уехал к новому месту службы. Вместо него к нам прибыл полковник И. Г. Гаспарян.
      Знакомство с очередным комдивом произошло у нас во время рекогносцировки местности. Исаак Гаспарович, как оказалось, командовал до этого артиллерийской истребительно-противотанковой бригадой. И при первой же постановке задач нам стало ясно, что он глубоко понимает характер современного боя, его организацию при прорыве вражеской обороны, использование артиллерии и других родов войск. На меня лично Исаак Гаспарович произвел тоже очень хорошее впечатление.
      9 августа войска армии перешли в наступление. В первый же день была прорвана тактическая глубина обороны противника. Особенно сильные бои при этом шли за деревни Воробьевы Горы, Дальнее и Ближнее Натарово.
      К исходу четвертых суток наступления кольцо окружения вокруг спас-деменской группировки врага замкнулось. Наша дивизия после этих боев была выведена в резерв армии. Но здесь мы пробыли недолго. Уже на десятые сутки наступления 290-я стрелковая вновь оказалась задействованной при прорыве промежуточного, кстати, заранее подготовленного, рубежа обороны фашистов, прикрывавшего подступы к Рославлю.
      Гитлеровцы с особым упорством обороняли этот город. В населенных пунктах Церковщина, Иловец, Белоруса и Сергеевка ими были созданы сильные опорные пункты, которые в буквальном смысле слова пришлось брать штурмом.
      После прорыва этого рубежа и овладения указанными населенными пунктами дивизия, развивая наступление в обход Рославля с севера, освободила десятки других населенных пунктов, в том числе районные центры Починок, Монастырщину и Горы. Затем ее во второй раз вывели в резерв армии и сосредоточили в лесах северо-западнее райцентра Горы. Кстати, это была уже Белоруссия.
      Вечером мы все собрались у командира полка. Никита Дмитриевич был в заметно возбужденном состоянии. И вскоре стало ясно отчего.
      - Товарищи, - сказал он, - мы вступили на землю моей родной Белоруссии. Как только что сообщили, освобожден город Кричев, где я родился и вырос, где проживают мои родители. Отсюда до него всего часа полтора езды на машине. И вот... Командир дивизии разрешил мне на несколько дней заскочить к родным. За командира полка остается Хомуло. Так что действуйте, Михаил Григорьевич...
      Подполковник Н. Д. Курешов почти тотчас же уехал, а мы получили приказ организовать помывку личного состава в бане, принять пополнение, проверить оружие. К исходу вторых суток полк снова должен был быть в полной боевой готовности.
      * * *
      На третьи сутки в полках состоялся строевой смотр. А затем дивизия, совершив двухсуточный марш, сосредоточилась в десяти - пятнадцати километрах от линия фронта, восточнее районного центра Ленино. Началась подготовка к прорыву вражеской обороны на оршанском направлении.
      Собрав командиров полков, комдив проинформировал, что правым нашим соседом будет 1-я польская дивизия имени Тадеуша Костюшко. И приказал мне утрясти с ее левофланговым полком все вопросы взаимодействия в бою.
      Районный центр Ленино расположен на восточном берегу реки Мерея. По нему-то и проходил наш передний край. На ее западном берегу - фашисты. Оборона у них мощная, заранее подготовленная. Как мы уже знали, на ее сооружение под страхом оружия гитлеровцы сгоняли все окрестное население. Возвели целых три рубежа, каждый глубиной до 6-8 километров. Первый рубеж в свою очередь имел три оборонительные позиции с широко развитой системой траншей и ходов сообщения, минновзрывпыми и проволочными, в несколько рядов кольев, заграждениями.
      Враг также заранее пристрелял артиллерией и рубежи вероятного сосредоточения и развертывания наших войск в случае наступления. Причем начиная с дальних подступов и почти до самого переднего края своей обороны.
      Кроме того, в небе беспрерывно кружили его самолеты-разведчики, наводя бомбардировочную авиацию на районы сосредоточения наших войск. Так, в первые же дни воздушными налетами были серьезно потрепаны тылы нашей дивизии. К счастью, полковые тылы при этом не пострадали.
      ...Утром следующего дня мы с начальником штаба, начальником артиллерии и некоторыми другими офицерами отправились в указанный командиром дивизии район. Въехали в населенный пункт. Дом, в котором размещался штаб польского полка, найти было не так-то уж и трудно. Около него суетились писари, связисты, посыльные.
      Вошли в дом. За столом сидел средних лет командир и отдавал другим какие-то распоряжения. Когда мы вошли, он умолк. Вопросительно посмотрел на нас. Я назвал себя, спросил, где могу видеть командира полка.
      - Я командир полка, - на чистом русском языке представился сидевший за столом и поднялся. - Подполковник Червинский.
      Мы пожали друг другу руки. Польский комполка, оставив лишь своего начальника штаба подполковника В. С. Кондратовича, попросил остальных удалиться. Разговорились. Мне важно было узнать, когда поляки думают работать на местности. Вот там бы и уточнить все вопросы взаимодействия.
      Червинский ответил, что только час назад получил боевую задачу для полка и вот сейчас как раз доводил ее до своих офицеров.
      - А завтра с утра будем работать на местности, - добавил он. - Времени в обрез, так что...
      Пока мы разговаривали, наши начальники штабов уже приступили к работе. Они нанесли на карты задачи каждого полка, разграничительные линии между ними, исходные рубежи для перехода в наступление. Майор Никитин поделился со своим польским коллегой всеми данными о противнике, какие мы имели на сегодняшний день.
      На этом наш первый визит к польским друзьям и закончился. А на следующее утро мы вновь встретились уже на переднем крае и решили все вопросы взаимодействия наших двух полков.
      Приехав с рекогносцировки, узнал, что прибыл из краткосрочного отпуска подполковник Н. Д. Курешов. Доложил ему о проделанной нами работе, о том, что все вопросы взаимодействия с соседом - командиром 2-го полка польской дивизии - решены. Наступление назначено на завтра. Время начала его пока неизвестно, сообщат дополнительно.
      С началом сумерек батальоны полка начали занимать исходное положение для перехода в наступление. Артиллерийские же и минометные подразделения выдвинулись на огневые позиции заблаговременно, еще минувшей ночью. И даже в течение дня смогли провести пристрелку многих целей в обороне противника.
      Итак, все готово. Но что день грядущий нам готовит? Волнуемся.
      * * *
      Раннее утро. Гляжу на часы. Ровно 7.00. И в этот момент наша артиллерия открывает огонь по обороне врага. Артподготовка длится в течение часа. Причем довольно мощная. Плотность артиллерии, как мы потом узнали, достигала более ста стволов на километр фронта.
      Но... Когда наша артподготовка уже подходила к концу, на горизонте, со стороны гитлеровцев, появилась, как вначале показалось, целая армада самолетов. Она все приближалась и приближалась, и вот мы уже различаем боевой строй звеньев и эскадрилий немецких бомбардировщиков. Гула их моторов из-за огня артиллерии и разрывов снарядов не слышно. Но когда самолеты зависли над боевыми порядками наших войск и стали сыпать бомбил, тут уже зашаталась, задвигалась под ногами земля. Правда, из-за боязни поразить свои войска вражеские летчики сбрасывают смертоносный груз по вторым эшелонам, по резервам и наблюдательным пунктам, по огневым позициям артиллерии. А в это время первая цепь атакующих - и наши бойцы и поляки - уже преодолевает, форсировав вброд Мерею, проходы в минных полях, в проволочных заграждениях...
      Я нахожусь на командном пункте 1-го батальона. Так решил подполковник Курешов: я - в 1-й, замполит майор Петров - во 2-й батальон.
      Наши подразделения атакуют дружно. Вот они с криками "ура" ворвались в первую вражескую траншею. И, не задерживаясь в ней, устремились ко второй, которую тоже захватили с ходу.
      Казалось, уже ничто не остановит советских и польских бойцов. Но вдруг из третьей траншей гитлеровцы повели такой плотный пулеметный и автоматный огонь, что цепь залегла. Вижу, как командиры пытаются поднять своих людей, но сильный огонь противника раз за разом прижимает их к земле.
      Выяснилось, что немцы применили тут своеобразную хитрость. Уже несколько суток подряд в ожидании нашего наступления они, оставляя в первой и второй траншеях лишь прикрытия, перед рассветом отводили основные силы своей пехоты в третью и здесь-то выжидали до двенадцати часов дня. "Если русские в этот день не наступали, - рассказал позже пленный гитлеровский офицер, - мы после двенадцати снова выдвигались по ходам сообщения на передний край". А мы-то атаковали в девятом часу...
      Нужно срочно вызывать огонь артиллерии. Приказываю командиру 1-го батальона дать серию красных ракет в направлении противника - целеуказание для нашей артиллерии. Такой же сигнал подал и 2-й батальон.
      Артиллеристы открыли огонь незамедлительно. Сотни снарядов легли по третьей вражеской траншее. Теперь надо поднимать людей, пока противник прижат к земле.
      - В атаку, вперед!
      Батальоны поднялись дружно и с криками "ура" бросились вперед. Первыми в третью траншею ворвались бойцы 1-й роты. За ними - 2-й, 3-й... Гитлеровцы бегут.
      В 1-м батальоне успех. А что во 2-м? В бинокль вижу атакующую цепь, впереди которой с пистолетом в руке бежит офицер. Кто бы это? Так и есть, майор Петров, замполит полка! Он один у нас ходит в синих брюках.
      Фашисты ведут по батальону сильный огонь, то тут, то там падают на землю бойцы. Но вот первые их группы ворвались в траншею, гремят взрывы гранат, автоматная стрельба. "Вперед, вперед, не задерживаться в траншее", шепчу я, словно атакующие могут меня услышать. В это время около роты бойцов выскакивают из траншеи, впереди снова офицер в синих брюках. За первой группой переплеснулись через траншею и другие подразделения.
      У нас порядок. А как сосед справа? Направляю бинокль туда. Цепь бойцов в зеленых шинелях почти сплошной стеной движется вперед, на уровне 1-го батальона. Роты в польском войске большие. Если у нас в них по штату семьдесят пять человек, то у поляков - сто. Кроме того, я ведь смотрю на цепь соседа сбоку, потому-то и кажется, что тот атакует слишком уж густым боевым порядком.
      Продвигаемся с комбатом за батальоном. Навстречу попадается колонна пленных. Ее ведут два наших молоденьких бойца. Поравнявшись с нами, улыбаются.
      - Сколько? - спрашиваю одного из них и киваю на пленных.
      - Тридцать шесть, - довольно смеется боец.
      Перед батальоном - населенный пункт. Справа высота. Из-за деревни противник и открыл вскоре сильный артиллерийский огонь и по батальону, и по соседу справа. Наступающие залегли. В бинокль вижу, как из-за высоты появились сначала два, потом еще три вражеских танка. За ними развертывается в боевой порядок целый пехотный батальон фашистов. Острие контратаки направлено в стык с соседом.
      С наблюдательного пункта командира полка тоже заметили контратакующих. Наша артиллерия открыла заградительный огонь, отсекая пехоту. С танками повели борьбу противотанковые орудия, приданные 1-му батальону. Два из них почти сразу загорелись, остальные замедлили ход, не решаясь идти вперед без пехоты, А по той уже строчили пулеметы, прижимая к земле.
      Прошло минут десять. И вот уже танки начинают пятиться назад, за ниши и пехота. Контратака врага захлебнулась.
      Меня вызвал по рации начальник штаба дивизии полковник С. Е. Климахин. Передал приказ комдива: немедленно принять командование 882-м стрелковым полком.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18