Вы бродили с мамой на лугу
      И тебе она шепнула: «Милый!
      Кончен день, и жить во мне нет силы.
      Мальчик, знай, что даже из могилы
      Я тебя, как прежде, берегу!»
 
      Ты тихонько опустил глаза,
      Колокольчики в руке сжимая.
      Все цвело и пело в вечер мая…
      Ты не поднял глазок, понимая,
      Что смутит ее твоя слеза.
 
      Чуть вдали завиделись балкон,
      Старый сад и окна белой дачи,
      Зашептала мама в горьком плаче:
      «Мой дружок! Ведь мне нельзя иначе, —
      До конца лишь сердце нам закон!»
 
      Не грусти! Ей смерть была легка:
      Смерть для женщин лучшая находка!
      Здесь дремать мешала ей решетка,
      А теперь она уснула кротко
      Там, в саду, где Бог и облака.

      Эхо стонало, шумела река,
      Ливень стучал тяжело,
      Луч серебристый пронзил облака.
      Им любовались мы долго, пока
      Солнышко, солнце взошло!

      Горькой расплаты, забвенья ль вино, —
      Чашу мы выпьем до дна!
      Эта ли? та ли? Не все ли равно!
      Нить навсегда создана.
 
      Сладко усталой прильнуть голове
      Справа и слева — к плечу.
      Знаю одно лишь: сегодня их две!
      Большего знать не хочу.
 
      Обе изменчивы, обе нежны,
      Тот же задор в голосах,
      Той же тоскою огни зажжены
      В слишком похожих глазах…
 
      Тише, сестрички! Мы будем молчать,
      Души без слова сольем.
      Как неизведано утро встречать
      В детской, прижавшись, втроем…
 
      Розовый отсвет на зимнем окне,
      Утренний тает туман,
      Девочки крепко прижались ко мне…
      О, какой сладкий обман!

      Когда снежинку, что легко летает,
      Как звездочка упавшая скользя,
      Берешь рукой — она слезинкой тает,
      И возвратить воздушность ей нельзя.
 
      Когда пленясь прозрачностью медузы,
      Ее коснемся мы капризом рук,
      Она, как пленник, заключенный в узы,
      Вдруг побледнеет и погибнет вдруг.
 
      Когда хотим мы в мотыльках-скитальцах
      Видать не грезу, а земную быль —
      Где их наряд? От них на наших пальцах
      Одна зарей раскрашенная пыль!
 
      Оставь полет снежинкам с мотыльками
      И не губи медузу на песках!
      Нельзя мечту свою хватать руками,
      Нельзя мечту свою держать в руках!
 
      Нельзя тому, что было грустью зыбкой,
      Сказать: «Будь страсть! Горя безумствуй, рдей!»
      Твоя любовь была такой ошибкой, —
      Но без любви мы гибнем, Чародей!

      — «Все перемелется, будет мукой!»
      Люди утешены этой наукой.
      Станет мукою, что было тоской?
      Нет, лучше м?кой!
 
      Люди, поверьте: мы живы тоской!
      Только в тоске мы победны над скукой.
      Все перемелется? Будет мукой?
      Нет, лучше м?кой!

      Каток растаял… Не услада
      За зимней тишью стук колес.
      Душе весеннего не надо
      И жалко зимнего до слез.
 
      Зимою грусть была едина…
      Вдруг новый образ встанет… Чей?
      Душа людская — та же льдина
      И так же тает от лучей.
 
      Пусть в желтых лютиках пригорок!
      Пусть смел снежинку лепесток!
      — Душе капризной странно дорог
      Как сон растаявший каток…

      Гаснул вечер, как мы умиленный
      Этим первым весенним теплом.
      Был тревожен Арбат оживленный;
      Добрый ветер с участливой лаской
      Нас касался усталым крылом.
      В наших душах, воспитанных сказкой,
      Тихо плакала грусть о былом.
 
      Он прошел — так нежданно! так спешно! —
      Тот, кто прежде помог бы всему.
      А вдали чередой безутешно
      Фонарей лучезарные точки
      Загорались сквозь легкую тьму…
      Все кругом покупали цветочки;
      Мы купили букетик… К чему?
 
      В небесах фиолетово-алых
      Тихо вянул неведомый сад.
      Как спастись от тревог запоздалых?
      Все вернулось. На миг ли? На много ль?
      Мы глядели без слов на закат,
      И кивал нам задумчивый Гоголь
      С пьедестала, как горестный брат.

      Вам сердце рвет тоска, сомненье в лучшем сея.
      — «Брось камнем, не щади! Я жду, больней ужаль!»
      Нет, ненавистна мне надменность фарисея,
      Я грешников люблю, и мне вас только жаль.
 
      Стенами темных слов, растущими во мраке,
      Нас, нет, — не разлучить! К замкам найдем ключи
      И смело подадим таинственные знаки
      Друг другу мы, когда задремлет все в ночи.
 
      Свободный и один, вдали от тесных рамок,
      Вы вновь вернетесь к нам с богатою ладьей,
      И из воздушных строк возникнет стройный замок,
      И ахнет тот, кто смел поэту быть судьей!
 
      — «Погрешности прощать прекрасно, да, но эту —