Пусть светит месяц – ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, —

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Ночь распростерлась надо мной

И отвечает мертвым взглядом

На тусклый взор души больной,

Облитой острым, сладким ядом.

И тщетно, страсти затая,

В холодной мгле передрассветной

Среди толпы блуждаю я

С одной лишь думою заветной:

Пусть светит месяц – ночь темна.

Пусть жизнь приносит людям счастье, —

В моей душе любви весна

Не сменит бурного ненастья.

Одной тебе, тебе одной,

Любви и счастия царице,

Тебе прекрасной, молодой

Все жизни лучшие страницы!

Ни верный друг, ни брат, ни мать

Не знают друга, брата, сына,

Одна лишь можешь ты понять

Души неясную кручину.

Ты, ты одна, о, страсть моя,

Моя любовь, моя царица!

Во тьме ночной душа твоя

Блестит, как дальняя зарница.

Ты много жил, я больше пел...

Ты испытал и жизнь и горе,

Ко мне незримый дух слетел,

Открывший полных звуков море...

Твоя душа уже в цепях;

Ее коснулись вихрь и бури;

Моя – вольна: так тонкий прах

По ветру носится в лазури.

Мой друг, я чувствую давно,

Что скоро жизнь меня коснется...

Но сердце в землю снесено

И никогда не встрепенется!

Когда устанем на пути,

И нас покроет смрад туманный,

Ты отдохнуть ко мне приди,

А я – к тебе, мой друг желанный!

Пора забыться полным счастья сном,

Довольно нас терзало сладострастье...

Покой везде. Ты слышишь: за окном

Нам соловей пророчит счастье?

Теперь одной любви полны сердца,

Одной любви и неги сладкой.

Всю ночь хочу я плакать без конца

С тобой вдвоем, от всех украдкой.

О, плачь, мой друг! Слеза туманит взор,

И сумрак ночи движется туманно...

Смотри в окно: уснул безмолвный бор,

Качая ветвями таинственно и странно.

Хочу я плакать... Плач моей души

Твоею страстью не прервется...

В безмолвной, сладостной, таинственной тиши

Песнь соловьиная несется...

Пусть рассвет глядит нам в очи,

Соловей поет ночной,

Пусть хоть раз во мраке ночи

Обовью твой стан рукой.

И челнок пойдет, качаясь

В длинных темных камышах,

Ты прильнешь ко мне, ласкаясь,

С жаркой страстью на устах.

Пой любовь, пусть с дивной песней

Голос льется всё сильней,

Ты прекрасней, ты прелестней,

Чем полночный соловей!..

Муза в уборе весны постучалась к поэту,

Сумраком ночи покрыта, шептала неясные речи;

Благоухали цветов лепестки, занесенные ветром

К ложу земного царя и посланницы неба;

С первой денницей взлетев, положила она,

отлетая,

Желтую розу на темных кудрях человека:

Пусть разрушается тело – душа пролетит

над пустыней,

Будешь навеки печален и юн, обрученный

с богиней.

Полный месяц встал над лугом

Неизменным дивным кругом,

Светит и молчит.

Бледный, бледный луг цветущий,

Мрак ночной, по нем ползущий,

Отдыхает, спит.

Жутко выйти на дорогу:

Непонятная тревога

Под луной царит.

Хоть и знаешь: утром рано

Солнце выйдет из тумана,

Поле озарит,

И тогда пройдешь тропинкой,

Где под каждою былинкой

Жизнь кипит.

Ловя мгновенья сумрачной печали,

Мы шли неровной, скользкою стезей.

Минуты счастья, радости нас ждали,

Презрели их, отвергли мы с тобой.

Мы разошлись. Свободны жизни наши,

Забыли мы былые времена,

И, думаю, из полной, светлой чаши

Мы счастье пьем, пока не видя дна.

Когда-нибудь, с последней каплей сладкой,

Судьба опять столкнет упрямо нас,

Опять в одну любовь сольет загадкой,

И мы пойдем, ловя печали час.

Она молода и прекрасна была

И чистой мадонной осталась,

Как зеркало речки спокойной, светла.

Как сердце мое разрывалось!..

Она беззаботна, как синяя даль,

Как лебедь уснувший, казалась;

Кто знает, быть может, была и печаль...

Как сердце мое разрывалось!..

Когда же мне пела она про любовь,

То песня в душе отзывалась,

Но страсти не ведала пылкая кровь...

Как сердце мое разрывалось!..

Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне,

Где-то месяц светит? Где-то светит солнце?

Вон вдали блеснула ясная зарница,

Вспыхнула – погасла, не видать во мраке,

Только сердце чует дальний отголосок

Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает

Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,

Как в ночном тумане вспыхивают звезды...

И опять – во мраке, в ледяной пустыне...

Где-то светит месяц? Где-то солнце светит?

Только месяц выйдет – выйдет, не обманет,

Только солнце встанет – сердце солнце встретит!..

Друг, посмотри, как в равнине небесной

Дымные тучки плывут под луной,

Видишь, прорезал эфир бестелесный

Свет ее бледный, бездушный, пустой?

Полно смотреть в это звездное море,

Полно стремиться к холодной луне!

Мало ли счастья в житейском просторе

Мало ли жару в сердечном огне?

Месяц холодный тебе не ответит,

Звезд отдаленных достигнуть нет сил..

Холод могильный везде тебя встретит

В дальней стране безотрадных светил.

Я шел во тьме к заботам и веселью,

Вверху сверкал незримый мир духов.

За думой вслед лилися трель за трелью

Напевы звонкие пернатых соловьев.

И вдруг звезда полночная упала,

И ум опять ужалила змея...

Я шел во тьме, и эхо повторяло:

«Зачем дитя Офелия моя?»

Я стремлюсь к роскошной воле,

Мчусь к прекрасной стороне,

Где в широком чистом поле

Хорошо, как в чудном сне.

Там цветут и клевер пышный,

И невинный василек,

Вечно шелест легкий слышно:

Колос клонит... Путь далек!

Есть одно лишь в океане,

Клонит лишь одно траву...

Ты не видишь там, в тумане,

Я увидел – и сорву!

Ты, может быть, не хочешь угадать,

Как нежно я люблю Тебя, мой гений?

Никто, никто не может так страдать,

Никто из наших робких поколений.

Моя любовь горит огнем порой,

Порой блестит, как звездочка ночная,

Но вечно пламень вечный и живой

Дрожит в душе, на миг не угасая.

О, страсти нет! Но тайные мечты

Для сердца нежного порой бывают сладки,

Когда хочу я быть везде, где Ты,

И целовать Твоей одежды складки.

Мечтаю я, чтоб ни одна душа

Не видела Твоей души нетленной,

И я лишь, смертный, знал, как хороша

Одна она, во всей, во всей вселенной.

Как мучительно думать о счастьи былом,

Невозвратном, но ярком когда-то,

Что туманная вечность холодным крылом

Унесла, унесла без возврата.

Это счастье сулил мне изнеженный Лель,

Это счастье сулило мне лето.

О, обманчивый голос! певучая трель'

Ты поешь и не просишь ответа!

Я любил и люблю, не устану любить

Я по-прежнему стану молиться.

Ты, прекрасная, можешь поэта забыть

И своей красотой веселиться.

А когда твои песни польются вдали

Беспокойной, обманчивой клятвой,

Вспомню я, как кричали тогда журавли

Над осенней темнеющей жатвой.

В ночи, когда уснет тревога,

И город скроется во мгле —

О, сколько музыки у бога,

Какие звуки на земле!

Что буря жизни, если розы

Твои цветут мне и горят!

Что человеческие слезы,

Когда румянится закат!

Прими, Владычица вселенной,

Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба

Последней страсти кубок пенный

От недостойного раба!

Душа моя тиха. В натянутых струнах

Звучит один порыв, здоровый и прекрасный,

И льется голос мой задумчиво и страстно.

И звуки гаснут, тонут в небесах...

Один лишь есть аккорд, взлелеянный ненастьем,

Его в душе я смутно берегу

И с грустью думаю: «Ужель я не могу

Делиться с Вами Вашим счастьем?»

Вы не измучены душевною грозой,

Вам не узнать, что в мире есть несчастный,

Который жизнь отдаст за мимолетный вздох,

Которому наскучил этот бог,

И Вы – один лишь бог в мечтаньи ночи страстной,

Всесильный, сладостный, безмерный и живой...

Жизнь – как море она – всегда исполнена бури.

Зорко смотри, человек: буря бросает корабль.

Если спустится мрачная ночь – управляй им тревожно,

Якорь спасенья ищи – якорь спасенья найдешь...

Если же ты, человек, не видишь конца этой ночи,

Если без якоря ты в море блуждаешь глухом,

Ну, без мысли тогда бросайся в холодное море!

Пусть потонет корабль – вынесут волны тебя!

Усталый от дневных блужданий

Уйду порой от суеты

Воспомнить язвы тех страданий,

Встревожить прежние мечты...

Когда б я мог дохнуть ей в душу

Весенним счастьем в зимний день!

О, нет, зачем, зачем разрушу

Ее младенческую лень?

Довольно мне нестись душою

К ее небесным высотам,

Где счастье брезжит нам порою,

Но предназначено – не нам.

Без веры в бога, без участья,

В скитаньи пошлом гибну я,

О, дай, любовь моя, мне счастья,

Спокойной веры бытия!

Какая боль, какая мука,

Мне в сердце бросили огня!

Подай спасительную руку,

Спаси от пламени меня!

О, нет! Молить Тебя не стану!

Еще, еще огня бросай,

О, растравляй живую рану

И только слез мне не давай!

Зачем нам плакать? Лучше вечно

Страдать и вечный жар любви

Нести в страданьи бесконечном,

Но с страстным трепетом в крови!

Есть в дикой роще, у оврага,

Зеленый холм. Там вечно тень.

Вокруг – ручья живая влага

Журчаньем нагоняет лень.

Цветы и травы покрывают

Зеленый холм, и никогда

Сюда лучи не проникают,

Лишь тихо катится вода.

Любовники, таясь, не станут

Заглядывать в прохладный мрак.

Сказать, зачем цветы не вянут,

Зачем источник не иссяк? —

Там, там, глубоко, под корнями

Лежат страдания мои,

Питая вечными слезами,

Офелия, цветы твои!

Мне снилась смерть любимого созданья:

Высоко, весь в цветах, угрюмый гроб стоял,

Толпа теснилась вкруг, и речи состраданья

Мне каждый так участливо шептал.

А я смотрел кругом без думы, без участья,

Встречая свысока желавших мне помочь;

Я чувствовал вверху незыблемое счастье,

Вокруг себя – безжалостную ночь.

Я всех благодарил за слово утешенья

И руки жал, и пела мысль в крови:

«Блаженный, вечный дух унес твое мученье!

Блажен утративший создание любви!»

Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.

Всё уснуло, да мне-то не спится.

Я хотел бы уснуть, да уж очень темна

Эта ночь, – и луна не сребрится.

Думы всё неотвязно тревожат мой сон.

Вспоминаю я прошлые ночи:

Мрак неясный... По лесу разносится звон...

Как сияют прекрасные очи!

Дальше, дальше... Как холодно! Лед на Неве,

Открываются двери на стужу...

Что такое проснулось в моей голове?

Что за тайна всплывает наружу?..

Нет, не тайна: одна неугасшая страсть...

Но страстям я не стану молиться!

Пред другой на колени готов я упасть!..

Эх, уснул бы... да что-то не спится.

Вхожу наверх тропой кремнистой,

Смотрю вперед: там всё молчит,

Лишь далеко источник чистый

О безмятежьи говорит.

Мой дух усталый в даль несется,

Тоска в груди; смотрю назад:

В долинах сквозь каменья рвется

Грозящий белый водопад.

Не знаю, что мой дух смутило

И вниз влечет с безлюдных скал...

«Явись, явись мне, образ милый!»

В смятеньи диком я взывал...

И Ты явилась: тихой властью

В моей затеплилась груди,

И я зову к Тебе со страстью:

«Не покидай! Не уходи!»

Офелия в цветах, в уборе

Из майских роз и нимф речных

В кудрях, с безумием во взоре,

Внимала звукам дум своих.

Я видел: ива молодая

Томилась, в озеро клонясь,

А девушка, венки сплетая,

Всё пела, плача и смеясь.

Я видел принца над потоком,

В его глазах была печаль.

В оцепенении глубоком

Он наблюдал речную сталь.

А мимо тихо проплывало

Под ветками плакучих ив

Ее девичье покрывало

В сплетеньи майских роз и нимф.

Когда я вспоминал о прошлом, о забытом,

Меня опять влекло к утраченным годам,

Я чувствовал себя в земле давно зарытым,

В сырых досках, где воли нет мечтам.

И правда, что мне было в этом мире?

Я жил давно угасшим, прожитым

И, вздохи хладные вверяя хладной лире,

Не мог отдаться веяньям былым...

Но Ты явилась в жарком блеске лета,

Как вестник бури – дольний листьев шум,

И вновь душа любовию согрета,

И мысли черные оставили мой ум.

И я живу, пою, пока поется,

И сладко мне, как в ясной тишине...

Что, если сердце бурно оборвется? —

Я не привык к безоблачной весне.

В болезни сердца мыслю о Тебе:

Ты близ меня проходишь в сновиденьях,

Но я покорен року и судьбе,

Не смея высказать горячие моленья.

О, неужели утро жизни вешней

Когда-нибудь взойдет в душе моей?

Могу ли думать я о радости нездешней

Щедрот Твоих и благости Твоей?

Надежды нет: вокруг и ветер бурный,

И ночь, и гребни волн, и дым небесных туч

Разгонят всё, и образ Твой лазурный

Затмят, как всё, как яркий солнца луч...

Но если туча с молнией и громом

Пройдет, закрыв Тебя от взора моего,

Всё буду я страдать и мыслить о знакомом.

Желанном образе полудня Твоего.

Последние лучи заката

Лежат на поле сжатой ржи.

Дремотой розовой объята

Трава некошенной межи.

Ни ветерка, ни крика птицы,

Над рощей – красный диск луны,

И замирает песня жницы

Среди вечерней тишины.

Забудь заботы и печали,

Умчись без цели на коне

В туман и в луговые дали,

Навстречу ночи и луне!

Луна проснулась. Город шумный

Гремит вдали и льет огни,

Здесь всё так тихо, там безумно,

Там всё звенит, – а мы одни...

Но если б пламень этой встречи

Был пламень вечный и святой,

Не так лились бы наши речи,

Не так звучал бы голос твой!..

Ужель живут еще страданья,

И счастье может унести?

В час равнодушного свиданья

Мы вспомним грустное прости...[2]

Я думал, что умру сегодня к ночи,

Но, слава богу, нет! Я жив и невредим, —

Недаром надо мной Твои сияли очи,

И крылья простирал стокрылый серафим.

Ты, Щедрая, царила в сердце знойном,

Увы, забывшем сладости весны,

И так задумчиво, задумчиво спокойно

Навеяла безоблачные сны...

Но лучше умереть во мраке без надежды,

Чет мучиться, любя и не любя,

Пусть вечный сон сомкнет навеки вежды,

Убив мечты, страданье и Тебя!.

Путник, ропщи,

Бога ищи,

Бога тебе не найти.

Долог твой путь,

Всё позабудь,

Всё у тебя впереди!

Молодость, прочь!

Черная ночь

Молодость скроет от глаз.

Видишь других,

Вечно больных, —

Свет их погас!

Всё впереди,

Смело иди,

Черная двинулась ночь.

Нет, не дойдешь,

Прежде умрешь...

Прочь, безотрадная, прочь'

О, не томи,

Сердце уйми,

Сердца страданья не множь!

Друг, негодуй,

Вечно тоскуй,

Бога в могиле найдешь!..

В толпе, родной по вдохновенью,

В тумане, наполнявшем зал,

Средь блеска славы, средь волненья

Я роковой минуты ждал...

Но прежним холодом могилы

Дышали мне Твои уста.

Как прежде, гибли жизни силы,

Любовь, надежда и мечта.

И мне хотелось блеском славы

Зажечь любовь в Тебе на миг,

Как этот старец величавый

Себя кумиром здесь воздвиг!..

Мне снилась снова ты, в цветах, на шумной сцене,

Безумная, как страсть, спокойная, как сон,

А я, повергнутый, склонял свои колени

И думал: «Счастье там, я снова покорен!»

Но ты, Офелия, смотрела на Гамлета

Без счастья, без любви, богиня красоты,

А розы сыпались на бедного поэта,

И с розами лились, лились его мечты...

Ты умерла, вся в розовом сияньи,

С цветами на груди, с цветами на кудрях,

А я стоял в твоем благоуханьи,

С цветами на груди, на голове, в руках...

Немало времени прошло уже с тех пор:

Ты взглянешь на меня с безвестной тихой думой,

Я всё по-прежнему безжизненный актер,

Влачащий муки детские угрюмо.

Ты всё по-прежнему прекрасна и чиста,

Ты всё не видишь, – я сильнее стражду,

О, как мне хочется, чтоб Ты, о. Красота.

Узнала то, чего я страстно жажду!

И как мне хочется поплакать близ Тебя,

Как малому ребенку в колыбели!

Так чисто, так приветливо любя,

Мы слова вымолвить друг другу не успели

Да, я измученный, усталый соловей,

Пресеклись звуки, песня оборвалась,

Но с ясною гармонией Твоей

Моя душа больная не рассталась.

Теперь Тебе и говорить и петь,

Я буду слушать, плакать неутешно,

Ты сердце-то ведь можешь пожалеть?

О, оправдай, когда Ты так безгрешна!

Когда и Ты, одна моя мечта,

Не дашь мне выплакать давнишние страданья,

Я буду знать, что в мире красота

Всегда нема и нет в ней состраданья!

О, не просите скорбных песен!

К чему томиться и вздыхать?..

Взгляните: майский день чудесен,

И в сердце снова благодать.

А вам томиться – тратить время,

Живите, если жизнь дана,

И песни скорби – только бремя, —

Его не выдержит весна!

Буду всегда я по-прежнему молод нетленной душою.

Пусть разрушается тело и страсти земные бушуют...

Дух молодой пролетит над пустыней бесплодных терзаний,

Всё молодой, ясноокий, – и чуждый печальных страданий!

Над старым мраком мировым,

Исполненным враждой и страстью,

Навстречу кликам боевым

Зареет небо новой властью.

И скоро сумрак туч прорвут

Лучи – зубцы ее короны,

И люди с битвы потекут

К ее сверкающему трону.

Ослепнем в царственных лучах

Мы, знавшие лишь ночь да бури,

И самый мир сотрется в прах

Под тихим ужасом лазури...

Помедли, ночь! Небесный луч!

Не озаряй тюрьмы лазурной!

Пускай мерцают нам сквозь туч

Лишь звезды – очи ночи бурной!

Река несла по ветру льдины,

Была весна, и ветер выл.

Из отпылавшего камина

Неясный мрак вечерний плыл.

И он сидел перед камином,

Он отгорел и отстрадал

И взглядом, некогда орлиным,

Остывший пепел наблюдал.

В вечернем сумраке всплывали

Пред ним виденья прошлых дней,

Будя старинные печали

Игрой бесплотною теней.

Один, один, забытый миром,

Безвластный, но еще живой,

Из сумрака былым кумирам

Кивал усталой головой…

Друзей бывалых вереница,

Врагов жестокие черты,

Любивших и любимых лица

Плывут из серой темноты...

Все бросили, забыли всюду,

Не надо мучиться и ждать,

Осталось только пепла груду

Потухшим взглядом наблюдать

Куда неслись его мечтанья?

Пред чем склонялся бедный ум?

Он вспоминал свои метанья,

Будил тревоги прежних дум...

И было сладко быть усталым,

Отрадно так, как никогда,

Что сердце больше не желало

Ни потрясений, ни труда,

Ни лести, ни любви, ни славы,

Ни просветлений, ни утрат...

Воспоминанья величаво,

Как тучи, обняли закат,

Нагромоздили груду башен,

Воздвигли стены, города,

Где небосклон был желт и страшен,

И грозен в юные года...

Из отпылавшего камина

Неясный сумрак плыл и плыл,

Река несла по ветру льдины,

Была весна, и ветер выл.

Окрай небес – звезда омега,

Весь в искрах, Сириус цветной.

Над головой – немая Вега

Из царства сумрака и снега

Оледенела над землей.

Так ты, холодная богиня,

Над вечно пламенной душой

Царишь и властвуешь поныне,

Как та холодная святыня

Над вечно пламенной звездой!

В минутном взрыве откровений,

В часы Твоей, моей весны,

Узнал я Твой блестящий гений

И дивных мыслей глубины.

Те благодатные порывы

Свободных дум о божестве

Вздымали чувства переливы

В моем угасшем существе...

Я буду помнить те мгновенья,

Когда душа Твоя с моей

Слились в блаженном упоеньи

Случайно сплетшихся ветвей...

Милый друг! Ты юною душою

Так чиста!

Спи пока! Душа моя с тобою,

Красота!

Ты проснешься, будет ночь и вьюга

Холодна.

Ты тогда с душой надежной друга

Не одна.

Пусть вокруг зима и ветер воет, —

Я с тобой!

Друг тебя от зимних бурь укроет

Всей душой!

Разлучаясь с девой милой,

Друг, ты клялся мне любить!..

Уезжая в край постылый,

Клятву данную хранить!..

Там, за Данией счастливой,

Берега твои во мгле...

Вал сердитый, говорливый

Моет слезы на скале...

Милый воин не вернется,

Весь одетый в серебро...

В гробе тяжко всколыхнется

Бант и черное перо...

Ночной туман застал меня в дороге.

Сквозь чащу леса глянул лунный лик.

Усталый конь копытом бил в тревоге —

Спокойный днем, он к ночи не привык.

Угрюмый, неподвижный, полусонный

Знакомый лес был страшен для меня,

И я в просвет, луной осеребренный,

Направил шаг храпящего коня.

Туман болотный стелется равниной,

Но церковь серебрится на холме.

Там – за холмом, за рощей, за долиной —

Мой дом родной скрывается во тьме.

Усталый конь быстрее скачет к цели,

В чужом селе мерцают огоньки.

По сторонам дороги заалели

Костры пастушьи, точно маяки.

Между страданьями земными

Одна земная благодать:

Живя заботами чужими,

Своих не видеть и не знать,

Когда мы любим безотчетно

Черты нам милого лица,

Все недостатки мимолетны,

Его красотам нет конца.

О, презирать я вас не в силах,

Я проклинать и мстить готов!

Сегодня всех, когда-то милых,

Из сердца выброшу богов!

Но день пройдет, и в сердце снова

Ворвутся, не боясь угроз,

Слепые призраки былого,

Толпы вчера прошедших грез!

Когда толпа вокруг кумирам рукоплещет,

Свергает одного, другого создает,

И для меня, слепого, где-то блещет

Святой огонь и младости восход!

К нему стремлюсь болезненной душою,

Стремлюсь и рвусь, насколько хватит сил...

Но, видно, я тяжелою тоскою

Корабль надежды потопил!

Затянут в бездну гибели сердечной,

Я – равнодушный серый нелюдим...

Толпа кричит – я хладен бесконечно,

Толпа зовет – я нем и недвижим.

На гладях бесконечных вод,

Закатом в пурпур облеченных,

Она вещает и поет,

Не в силах крыл поднять смятенных...

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых,

И трус, и голод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых...

Предвечным ужасом объят,

Прекрасный лик горит любовью,

Но вещей правдою звучат

Уста, запекшиеся кровью!..

Густых кудрей откинув волны,

Закинув голову назад,

Бросает Сирин счастья полный,

Блаженств нездешних полный взгляд.

И, затаив в груди дыханье,

Перистый стан лучам открыв,

Вдыхает всё благоуханье,

Весны неведомой прилив...

И нега мощного усилья

Слезой туманит блеск очей...

Вот, вот, сейчас распустит крылья

И улетит в снопах лучей!

Другая – вся печалью мощной

Истощена, изнурена...

Тоской вседневной и всенощной

Вся грудь высокая полна...

Напев звучит глубоким стоном,

В груди рыданье залегло,

И над ее ветвистым троном

Нависло черное крыло...

Вдали – багровые зарницы,

Небес померкла бирюза...

И с окровавленной ресницы

Катится тяжкая слеза...

Мы были вместе, помню я...

Ночь волновалась, скрипка пела...

Ты в эти дни была – моя,

Ты с каждым часом хорошела...

Сквозь тихое журчанье струй,

Сквозь тайну женственной улыбки

К устам просился поцелуй,

Просились в сердце звуки скрипки.

Темнеет небо. Туч гряда,

Дождем пролившись, отлетела.

Высоко первая звезда

Зажглась, затеплилась, зардела...

Скажи мне, ночь, когда же вновь

Вернутся радостные муки?

Когда душа поймет любовь,

Свиданья счастье, гнет разлуки?

Я шел к блаженству. Путь блестел

Росы вечерней красным светом,

А в сердце, замирая, пел

Далекий голос песнь рассвета.

Рассвета песнь, когда заря

Стремилась гаснуть, звезды рдели,

И неба вышние моря

Вечерним пурпуром горели!..

Душа горела, голос пел,

В вечерний час звуча рассветом.

Я шел к блаженству. Путь блестел

Росы вечерней красным светом.

Гроза прошла, и ветка белых роз

В окно мне дышит ароматом...

Еще трава полна прозрачных слез,

И гром вдали гремит раскатом.

Сама судьба мне завещала

С благоговением святым

Светить в преддверьи Идеала

Туманным факелом моим.

И только вечер – до Благого

Стремлюсь моим земным умом,

И полный страха неземного

Горю Поэзии огнем.

Сирени бледные дождем к земле прибиты...

Замолкла песня соловья;

Немолчно говор слышится сердитый

Разлитого ручья.

Природа ждет лучей обетованных:

Цветы поднимут влажный лик,

И вновь в моих садах благоуханных

Раздастся птичий крик.

Когда же смерть? Я всё перестрадал,

Передо мною – мир надзвездный.

Отсюда – юноше, мне Сириус сверкал,

Дрожал и искрился над бездной.

Прими, стоцветная звезда!

Прими меня в свой мир высокий,

Чтоб я дрожал и искрился всегда

Твоею мощью одинокой!

Дай мне твой свет – пустыню озарить,

Спасти от боли, от юдоли!

Дай сладкий яд мне – стражу отравить!

Дай острый луч мне – двери отворить!

Я стар душой. Какой-то жребий черный

Мой долгий путь.

Тяжелый сон, проклятый и упорный,

Мне душит грудь.

Так мало лет, так много дум ужасных

Тяжел недуг...

Спаси меня от призраков неясных,

Безвестный друг!

Мне друг один – в сыром ночном тумане

Дорога вдаль.

Там нет жилья – как в темном океане —

Одна печаль.

Я стар душой. Какой-то жребий черный —

Мой долгий путь.

Тяжелый сон – проклятый и упорный —

Мне душит грудь.

Там, за далью бесконечной,

Дышит счастье прошлых дней.

Отголосок ли сердечный?

Сочетанье ли теней?

Это – звезды светят вечно

Над землею без теней.

В их сияньи бесконечном

Вижу счастье прошлых дней.

Не проливай горючих слез

Над кратковременной могилой.

Пройдут часы видений, грез,

Вернусь опять в объятья милой.

Не сожалей! Твоим страстям

Готов любовью я ответить,

Но я нашел чистейший храм,

Какого в жизни мне не встретить

Не призывай! Мирская власть

Не в силах дух сковать поэта.

Во мне – неведомая страсть

Живым огнем небес согрета.

Тебя покину. Скоро вновь

Вернусь к тебе еще блаженней

И обновлю мою любовь

Любовью ярче и нетленней.

Я был влюблен. И лес ночной

Внушал мне страх. И я дичился

Болот, одетых белой мглой,

И конь, пугливо, сторонился.

Так мало лет прошло с тех пор,

А в сердце – пусто и бездольно.

Когда въезжаю в темный бор

Ночной порой, – мне только больно.

Накануне Иванова дня

Собирал я душистые травы,

И почуял, что нежит меня

Ароматом душевной отравы.

Я собрал полевые цветы

И росистые травы ночные

И на сон навеваю мечты,

И проходят они, голубые...

В тех мечтаньях ночных я узнал

Недалекую с милой разлуку,

И как будто во сне целовал

Я горячую нежную руку...

И катилися слезы мои,

Дорогая меня обнимала,

Я проснулся в слезах от любви

И почуял, как сердце стучало...

С этих пор не заманишь меня

Ароматом душевной отравы,

Не сберу я душистые травы

Накануне Иванова дня...

Зачем, зачем во мрак небытия

Меня влекут судьбы удары?

Ужели всё, и даже жизнь моя —

Одни мгновенья долгой кары?

Я жить хочу, хоть здесь и счастья нет,

И нечем сердцу веселиться,

Но всё вперед влечет какой-то свет,

И будто им могу светиться!

Пусть призрак он, желанный свет здали!

Пускай надежды все напрасны!

Но там, – далёко суетной земли, —

Его лучи горят прекрасно!

И жизнь, и смерть, я знаю, мне равны.

Идет гроза, блестят вдали зарницы,

Чернеет ночь, – а песни старины,

По-прежнему, – немые небылицы.

Я знаю – лес ночной далёко вкруг меня

Простер задумчиво свои немые своды,

Нигде живой души, ни крова, ни огня, —

Одна безмолвная природа...

И что ж? Моя душа тогда лишь гимн поет,

Мне всё равно – раздвинет ли разбойник

Кустов вблизи угрюмый черный свод,

Иль с кладбища поднимется покойник

Бродить по деревням, нося с собою страх..

Моя душа вся тает в песнях дальных,

И я могу тогда прочесть в ночных звездах

Мою судьбу и повесть дней печальных...

Когда кончается тетрадь моих стихов,

И я их перечту, мне грустно. Сердце давит

Печаль прошедших дней, прошедших слез и снов,

Душа притворствует, лукавит

И говорит: «Вперед! Там счастье! Там покой!»

Но знаю я: ни счастья, ни покоя...

Покой – далек; а счастье – не со мной,

Со мной – лишь дни и холода и зноя;

Порой мне холод душу леденит,

И я молчу; порой же ветер знойный

Мне душу бедную дыханием палит,

И я зову – бессчастный, беспокойный...

Готов ли ты на путь далекий,

Добра певец?

Узрел ли ты в звезде высокой

Красот венец?

Готов ли ты с прощальной песней

Покинуть свет,

Лететь к звезде, что всех прелестней,

На склоне лет?

Готовься в путь! Близка могила, —

Спеши, поэт!

Земля мертва, земля уныла, —

Вдали – рассвет.

18 июля 1899

Я – человек и мало богу равен.

В моих стихах ты мощи не найдешь.

Напев их слаб и жизненно бесславен,

Ты новых мыслей в них не обретешь.

Их не согрел ни гений, ни искусство,

Они туманной, долгой чередой

Ведут меня без мысли и без чувства

К земной могиле, бедной и пустой.

О; если б мог я силой гениальной

Прозреть века, приблизить их к добру!

Я не дал миру мысли идеальной,

Ни чувства доброго покорному перу

Блажен поэт, добром проникновенный,

Что миру дал незыблемый завет

И мощью вечной, мощью дерзновенной

Увел толпы в пылающий рассвет!

Сомкни уста. Твой голос полн

Страстей без имени и слова.

Нарушить гимн воздушных волн,

Стремящих вверх, к стопам Святого.

Пускай в безмолвных небесах,

Как факел, издали сияет

Огонь огней в твоих очах

И звезды ночи вопрошает.

А я, ничтожный смертный прах,

У ног твоих смятенно буду

Искать в глубоких небесах

Христа, учителя Иуды.

Закат горел в последний раз.

Светило дня спустилось в тучи,

И их края в прощальный час

Горели пламенем могучим.

А там, в неведомой дали,

Где небо мрачно и зловеще,

Немые грозы с вихрем шли,

Блестя порой зеницей вещей.

Земля немела и ждала,

Прошло глухое рокотанье,

И по деревьям пронесла

Гроза невольное дрожанье.

Казалось, мир – добыча гроз,

Зеницы вскрылись огневые,

И ветер ночи к нам донес

Впервые – слезы грозовые.

Сомненья нет: мои печали,

Моя тоска о прошлых днях

Душе покой глубокий дали,

Отняв крыла широкий взмах.

Моим страстям, моим забвеньям,

Быть может, близится конец,

Но буду вечно с упоеньем

Ловить счастливых дней венец.

Влачась по пажитям и долам,

Не в силах смятых крыл поднять,

Внимать божественным глаголам,

Глаголы бога– повторять.

И, может быть, придет мгновенье,

Когда крыла широкий взмах

Вернет былое вдохновенье —

Мою тоску о прошлых днях.

В дальних северных туманах

Есть угрюмая скала.

На безбрежных океанах

Чудный лик свой вознесла.

Тех утесов очертанье

Бедный северный народ,

По глубокому преданью,

Черной Девою зовет.

В час, когда средь океана

Нет спасенья, всё во мгле, —

Вдруг пловец из-за тумана

Видит Деву на скале...

Он молитву ей возносит...

Если Дева смягчена,

То корабль к земле приносит

Ей послушная волна...

Дышит утро в окошко твое,

Вдохновенное сердце мое,

Пролетают забытые сны,

Воскресают виденья весны,

И на розовом облаке грез

В вышине чью-то душу пронес

Молодой, народившийся бог...

Покидай же тлетворный чертог,

Улетай в бесконечную высь,

За крылатым виденьем гонись,

Утро знает стремленье твое,

Вдохновенное сердце мое!

Тяжелый занавес упал.

Толпа пронзительно кричала,

А я, униженный, молчал —

Затем, что ты рукоплескала.

И этот вычурный актер

Послал тебе привет нежданный,

И бросил дерзкий, жадный взор

К твоим плечам благоуханным!

Но нет! довольно! Боже мой!

Устал я ревностью терзаться!

Накинь личину! Смейся! Пой!

Ты, сердце, можешь разорваться!

Влачим мы дни свои уныло,

Волнений далеки чужих;

От нас сокрыто, нам не мило,

Что вечно радует других...

Влачим мы дни свои без веры,

Судьба устала нас карать...

И наша жизнь тяжка без меры,

И тяжко будет умирать...

Так век, умчавшись беспощадно,

Встречая новый строй веков,

Бросает им загадкой хладной

Живых, безумных мертвецов...

Глухая полночь. Цепененье

На душу сонную легло.

Напрасно жажду вдохновенья —

Не бьется мертвое крыло.

Кругом глубокий мрак. Я плачу,

Зову мои родные сны,

Слагаю песни наудачу,

Но песни бледны и больны.

О, в эти тяжкие мгновенья

Я вижу, что мне жизнь сулит,

Что крыл грядущее биенье —

Печаль, не песни породит.

Помнишь ли город тревожный,

Синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной

Молча с тобою мы шли...

Шли мы – луна поднималась

Выше из темных оград,

Ложной дорога казалась —

Я не вернулся назад.

Наша любовь обманулась,

Или стезя увлекла —

Только во мне шевельнулась

Синяя города мгла...

Помнишь ли город тревожный,

Синюю дымку вдали?

Этой дорогою ложной

Мы безрассудно пошли...

Город спит, окутан мглою,

Чуть мерцают фонари...

Там далёко, за Невою,

Вижу отблески зари.

В этом дальнем отраженья,

В этих отблесках огня

Притаилось пробужденье

Дней тоскливых для меня.

Я проснулся внезапно в ночной тишине

И душа испугалась молчания ночи.

Я увидел на темной стене

Чьи-то скорбные очи

Без конца на пустой и безмолвной стене

Эти полные скорби и ужаса очи

Всё мерещатся мне в тишине

Леденеющей ночи.

О, как безумно за окном

Ревет, бушует буря злая,

Несутся тучи, льют дождем,

И ветер воет, замирая!

Ужасна ночь! В такую ночь

Мне жаль людей, лишенных крова,

И сожаленье гонит прочь —

В объятья холода сырого!..

Бороться с мраком и дождем,

Страдальцев участь разделяя...

О, как безумно за окном

Бушует ветер, изнывая!

Чей-то обманчивый голос поет,

Кто пробудился от сна и зовет?

Где-то в далеких знакомых краях

Гаснут и тают лучи в облаках.

Ночь наступает, но кто-то спешит,

К ночи в объятья зовет и манит...

Кто же ты, ночью поешь и не спишь?

Чей же ты, голос, обман мне сулишь?

Не ты ли душу оживишь?

Не ты ли ей откроешь тайны?

Не ты ли песни окрылишь,

Что так безумны, так случайны?..

О, верь! Я жизнь тебе отдам,

Когда бессчастному поэту

Откроешь двери в новый храм,

Укажешь путь из мрака к свету!..

Не ты ли в дальнюю страну,

В страну неведомую ныне,

Введешь меня – я вдаль взгляну

И вскрикну: «Бог! Конец пустыне!»

Ты не научишь меня проклинать,

Сколько ни трать свои силы!

Сердце по-прежнему будет рыдать

У одинокой могилы...

О, не грусти: бесполезен твой труд.

Сколько ни бейся ревниво:

Сонмы веков поколенья сотрут, —

Сердце останется живо!

Бездна – душа моя, сердце твое

Скроется в этой пустыне...

К вольному миру стремленье мое...

Мир близ тебя лишь, богиня!

Не легли еще тени вечерние,

А луна уж блестит на воде.

Всё туманнее, всё суевернее

На душе и на сердце – везде...

Суеверье рождает желания,

И в туманном и чистом везде

Чует сердце блаженство свидания,

Бледный месяц блестит на воде...

Кто-то шепчет, поет и любуется,

Я дыханье мое затаил, —

В этом блеске великое чуется,

Но великое я пережил...

И теперь лишь, как тени вечерние

Начинают ложиться смелей,

Возникают на миг суевернее

Вдохновенья обманутых дней...

He призывай. И без призыва

Приду во храм.

Склонюсь главою молчаливо

К твоим ногам.

И буду слушать приказанья

И робко ждать.

Ловить мгновенные свиданья

И вновь желать.

Твоих страстей повержен силой,

Под игом слаб.

Порой – слуга; порою – милый;

И вечно – раб.

О, наконец! Былой тревоге

Отдаться мыслью и душой!

Вздыхать у милой на пороге

И слушать песню за стеной...

Но в этой песне одинокой,

Что звонко плачет за стеной...

Один мучительный, глубокий

Тоскливый призрак молодой...

О, кто ужасному поверит

И кто услышит стон живой,

Когда душа внимает, верит, —

А песня смолкла за стеной!..

Когда докучливые стоны

Моей души услышишь ты,

Храни стыдливости законы

В благоуханьи красоты.

Не забывай, что беспощадно,

За каждый жалости порыв,

Тебе отплатят местью жадной,

Твое прошедшее забыв...

Ты недостойна оправданья,

Когда за глупую мечту,

За миг короткий состраданья

Приносишь в жертву красоту.

Спустилась мгла, туманами чревата.

Ночь зимняя тускла и сердцу не чужда.

Объемлет сирый дух бессилие труда,

Тоскующий покой, какая-то утрата.

Как уследишь ты, чем душа больна,

И, милый друг, чем уврачуешь раны?

Ни ты, ни я сквозь зимние туманы

Не можем зреть, зачем тоска сильна.

И нашим ли умам поверить, что когда-то

За чей-то грех на нас наложен гнет?

И сам покой тосклив, и нас к земле гнетет

Бессильный труд, безвестная утрата?

Ты много жил. Негодованье

В своей душе взлелеял ты.

Теперь отдайся на прощанье

Бессмертью чистой красоты.

Увенчан трепетом любимым,

Отдай источник сил твоих

Иным богам неумолимым

Для новых сеяний живых.

А сам, уверенно бесстрастный,

Направь к могиле верной путь,

И – негодующий напрасно —

Умри, воскресни и забудь.

Пока спокойною стопою

Иду, и мыслю, и пою,

Смеюсь над жалкою толпою

И вздохов ей не отдаю.

Пока душа еще согрета,

И рок велит в себе беречь

И дар незыблемый поэта,

И (сцены выспреннюю речь..

Каждый вечер, лишь только погаснет заря,

Я прощаюсь, желанием смерти горя,

И опять, на рассвете холодного дня,

Жизнь охватит меня и измучит меня!

Я прощаюсь и с добрым, прощаюсь и с злым,

И надежда и ужас разлуки с земным,

А наутро встречаюсь с землею опять,

Чтобы зло проклинать, о добре тосковать!..

Боже, боже, исполненный власти и сил,

Неужели же всем ты так жить положил,

Чтобы смертный, исполненный утренних грез,

О тебе тоскованье без отдыха нес?..

Как всякий год, ночной порою,

Под осень, в блеске красоты,

Моя звезда владеет мною, —

Так ныне мне восходишь Ты.

За краткий сон, что нынче снится,

А завтра – нет,

Готов и Смерти покориться

Младой поэт.

Я не таков: пусть буду снами

Заворожен, —

В мятежный час взмахну крылами

И сброшу сон.

Опять – тревога, опять – стремленье,

Опять готов

Всей битвы жизни я слушать пенье

До новых снов!

Как сон молитвенно-бесстрастный,

На душу грешную сошла;

И веют чистым и прекрасным

Ее прозрачные крыла.

Но грех, принявший отраженье,

В среде самих прозрачных крыл

Какой-то призрак искушенья

Греховным помыслам открыл.

Когда с безжалостным страданьем

В окно глядит угрюмый день,

В душе проходит тоскованьем

Прошедших дней младая тень.

Душа болит бесплодной думой,

И давит, душит мыслей гнет:

Назавтра новый день угрюмый

Еще безрадостней придет.

Я умирал. Ты расцветала.

И вдруг, взглянув на смертный лик,

В чертах угасших угадала,

Что эта смерть – бессильный крик...

Смири же позднюю тревогу;

И я под осень дней моих,

Как лист, упавший на дорогу,

Смешаюсь с прахом остальных...

Приветный Лель, не жду рассвета,

Но вижу дивный блеск вдали;

Скажи мне, Лель, не солнце ль это

За краем мертвенной земли?

Зачем же, Лель, ты будишь рано

Нас, не готовых в сонный час

Принять богиню, из тумана

Зарю несущую для нас?

Еще не время солнцу верить;

Нам, бедным жителям миров,

Не оценить и не измерить

Его божественных даров.

Оно взойдет, потоком света

Нас, полусонных, ослепит,

И лишь бессмертный дух поэта

К нему в объятья отлетит...

В те дни, когда душа трепещет