– Как вы об этом узнали?

– Он был опознан консультантом, которого наняло казино.

– А консультант надежен? – осведомился судья.

Лонго повернулся и махнул рукой в сторону галереи. Валентайн встал и направился к судейской кафедре. Его героические действия в аэропорту не остались безнаказанными. Уже в суде он обнаружил пропажу бумажника из заднего кармана, отчего настроение у него испортилось навсегда. Кредитные карты можно восстановить, наличных там было немного – больше всего Валентайна расстроило исчезновение снимка его с Лоис, сделанного во время их медового месяца. Сердце Валентайна обливалось кровью: разорвалась еще одна ниточка, связывавшая его с покойной женой.

– Ваша честь, – объявил Лонго, – позвольте представить вам детектива в отставке Тони Валентайна из Атлантик-Сити. Детектив Валентайн – признанный эксперт в вопросах безопасности игорного бизнеса. Это он вычислил Фонтану.

Берки жестом пригласил Валентайна подойти поближе:

– Вы уверены, что Фрэнк Фонтэйн – это на самом деле Сонни Фонтана?

– Да, ваша честь. Готов поставить на это всю мою репутацию.

Берки снова поскреб подбородок.

– Понятно. Эта информация заставляет рассматривать дело под иным углом. А что ты, Феликс, на это скажешь?

Андерман нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Сказать он мог лишь одно: Сонни Фонтана мертв. Он был в этом твердо уверен. Один из его клиентов, стопроцентный псих Эл Скарпи по прозвищу Ручонки, расколотил Фонтане башку дверью в гостинице «Кал-Нева» на озере Тахо, в честь чего владельцы всех казино Лас-Вегаса устроили вечеринку, на которой Ручонки был почетным гостем. В Вегасе это знали все, однако в открытую об этом никто не говорил из страха быть обвиненным в пособничестве убийству.

– В подобное утверждение вряд ли верится, – пробурчал Андерман.

Берки ждал продолжения. Андерман молчал.

– Ну и?.. – вопросил судья после довольно продолжительной паузы.

Андерман колебался. Он ступил на опасную тропу. Андерман слышал о Валентайне и понимал, что тот не станет делать подобные заявления без достаточных оснований, к тому же в судебной практике случались истории и более странные, чем воскрешение из мертвых. Он вспомнил Нолу Бриггс, настойчиво подталкивающую к нему пакет с наличностью, и понял, что, словно зеленый новичок, с готовностью заглотнул наживку.

– Моя клиентка прошла проверку на детекторе лжи, – выложил свою последнюю карту Андерман. – Тестирование проводил самый признанный эксперт в этой области.

– Однако мы бы хотели сами подвергнуть мисс Бриггс подобному испытанию, – сказал судье Лонго. – Мистер Андерман, если пожелает, может при этом присутствовать.

– Вполне уместное предложение, – ответил судья. – И законное. А ты, Феликс, как считаешь? Это справедливо?

Андерман понял, что Берки пытается по возможности смягчить удар, и был ему за это признателен.

– Да, ваша честь, – ответил он.

– Отлично. Проведите еще одно испытание ответчицы и представьте мне результаты. Так мы договорились?

Лейтенант и адвокат одновременно кивнули. Берки с такой силой стукнул своим молотком, что все в зале вздрогнули.

– Следующий! – скомандовал судебный пристав.

Валентайн стоял на ступенях суда и ждал, пока его подберут: Уайли пообещал, что автомобиль будет припаркован за углом. Через десять минут он понял, что никакого автомобиля не будет. Это его не особенно удивило. Ему неоднократно предлагали в Лас-Вегасе самые разные должности – от начальника службы наблюдения до главы подразделения, готовившего охранников. И деньги сулили немалые, однако он каждый раз отказывался. Именно из-за людей, с которыми ему пришлось бы работать. Это был город хамов и наглецов, где каждый стоял исключительно за себя, и врать им здесь было не привыкать.

Наконец показался знакомый белый «Вольво». Окошко водителя опустилось, и Валентайн увидел, что за рулем сидит сам Билл Хиггинс – небритый, в измятой куртке цвета хаки и в выцветшей рубашке. Валентайн сел рядом.

Хиггинс мрачно смотрел на дорогу. У него был классический жесткий индейский профиль, продубленную солнцем кожу прорезали глубокие морщины. Валентайн много раз хотел расспросить его о дедах и бабках, но сдерживался, боясь показаться расистом. По его мнению, пресловутая политическая корректность означала, что о каких-то вещах либо умалчивают, либо просто стараются забыть – чтобы не просить прощения.

Когда они выехали на аллею Мэриленд и направились к югу, Хиггинс сказал:

– Слыхал, ты в аэропорту кучу подвигов совершил. Вот уж не знал, что ты у нас мастер восточных единоборств. А в соревнованиях участвовал?

– Я пять лет подряд был чемпионом штата Нью-Джерси по дзюдо.

– Вот это да! Все еще тренируешься?

– Неподалеку от моего дома есть доджо. Иногда, когда у меня особенно дурное настроение, хожу туда покидать ребятишек.

– Отличный способ поднять настроение.

Некоторое время они ехали молча. Валентайн автоматически дотронулся до заднего кармана, где когда-то лежал бумажник. Он каждый день раскрывал его посмотреть на фотографию. Но, может, время начать новый этап в жизни – что бы это по сути ни значило – и вправду настало?

– А что ты воскресным утром делал в суде? – спросил он наконец.

– Тебя искал, – коротко ответил Хиггинс.

Валентайн посмотрел на друга. Лонго не побеспокоился известить Билла о том, что собирается прихватить Нолу, – наивный поступок, поскольку Билл, естественно, вскорости об этом узнал. Но это никоим образом не объясняло, как Биллу стало известно, где он, Валентайн, должен в это время находиться.

– А кто сказал тебе, где меня искать? – спросил Валентайн.

– Птичка на хвосте принесла… Да не злись ты так.

– А я вовсе не злюсь, мне просто интересно.

– У меня есть осведомитель.

– И ты хочешь, чтобы я вычислил, кто это.

– Валяй.

– Сколько?

– Что – сколько?

– Сколько ты ставишь на то, что я не смогу вычислить.

– Десятку, – подумав, сказал Хиггинс.

– Пятьдесят, – предложил Валентайн.

– Пятьдесят? Ну, это солидная ставка.

– Не забывай: на кону моя репутация.

– И со скольких раз?

– С одного.

– Идет.

– Роксана, – сказал Валентайн.

Хиггинс припарковал машину и полез за кошельком. Вытащил одну из новехоньких пятидесятидолларовых банкнот – они выглядели, как игрушечные денежки из «Монополии», – и протянул Валентайну. Валентайн спрятал выигрыш в карман, в тот самый, пресловутый задний.

– Напомни, если я еще хоть раз соберусь играть с тобой в азартные игры, – попросил Хиггинс.

Они ехали через трущобный квартал на северной оконечности Стрипа, и Валентайн подумал, что давно не видел таких унылых мест – в особенности воскресным утром. По замусоренным улицам, с трудом передвигая ноги, тащились редкие прохожие – все они походили на живых мертвецов.

– Почему Роксана? – спросил Валентайн.

– Она толковая и надежная. И ее отец был полицейским.

– Да, она говорила.

– Роксана позвонила мне вчера вечером – после того как пришел факс от твоего сына. Поначалу я не мог поверить, что это Сонни Фонтана. Но чем больше думал, тем больше видел в этом смысла. В историю о его смерти на озере Тахо я никогда особенно не верил. Во-первых, вскрытие не проводилось. Так что я решил провести собственное расследование. У меня есть номер социальной карты Сонни, так что я зашел на сайт социальной службы – у них есть список всех почивших граждан Америки. И тут возникло во-вторых: Сонни Фонтана в этом списке не значится. Следовательно, его социальная карта по-прежнему в ходу. Я связался с внутренней налоговой службой, и – на тебе! По их записям, последний зарегистрированный адрес обладателя этого номера – здесь, в Вегасе. Информация трехмесячной давности. Значит, все это время он находился здесь.

– И занимался тем, что изучал «Акрополь», – сказал Валентайн.

– Вот и я так думаю.

– Но зачем же он пользовался своей старой социальной картой?

– Очередная из его шуточек.

Они свернули на бульвар. Издали «Акрополь» казался карликом, затесавшимся в компанию великанов. Может, Сонни, как среди ублюдков и принято, решил напасть на слабейшего?

– И еще одна неприятная новость, – сказал Хиггинс, когда они остановились на светофоре. – Кто-то тебя заказал.

Валентайн удивленно воззрился на Хиггинса.

– Но никто за дело не взялся, – продолжал Хиггинс. – Здесь не принято отстреливать туристов. К тому же я пустил слух, что ты бывший полицейский и тот, кто попытается тебя тронуть, будет иметь дело со мной.

– Спасибо, Билл.

– Вот я и интересуюсь: есть ли в городе человек, который ненавидит тебя до такой степени, или это Сонни Фонтана постарался?

– Сонни, – ответил Валентайн уверенно.

– У вас что, личные счеты?

– Есть маленько.

– Может, просветишь?

– Это было еще в восемьдесят четвертом. Шайка, которой руководил Сонни, обчистила казино «Ризортс Интернэшнл» в Атлантик-Сити. Один дежурный детектив оказался достаточно сообразительным и вычислил их. Парней Сонни выкинули из казино, и Сонни с подельщиками забили детектива до смерти. А я оказался там слишком поздно.

– Этот детектив был твоим другом? – спросил Хиггинс.

– Моим зятем, – ответил Валентайн.

Светофор переключился, Хиггинс проехал еще сотню ярдов и снова вынужден был остановиться перед следующим светофором. Хиггинс констатировал:

– Тогда это действительно личные счеты.

– Вот именно.

– Не возражаешь, если я спрошу, что ты собираешься сделать, если поймаешь Фонтану?

– Это от обстоятельств зависит.

– Каких?

– Где и каким образом поймаю.

– То есть ты хочешь сказать, что прикончишь его.

– И такое возможно.

Свет сменился на зеленый, но Хиггинс не спешил нажимать на газ. Повернувшись к Валентайну и глядя ему прямо в глаза, он сказал:

– Только тронь его, Тони, и я вынужден буду тебя арестовать.

– Конечно, Билл.

Увечья Нолы Бриггс оказались отнюдь не такими серьезными, как обрисовал их адвокат: ребра вовсе не сломаны, имелось лишь несколько ссадин, что касается кисти руки, то и здесь дело ограничилось растяжением. Нолу снова заключили под стражу в городскую тюрьму, где ее и навестил Андерман.

От клиентки его отделял толстый плексиглас. Было очевидно, что она в ярости, но оставалось непонятным, как такой хрупкой и беззащитной на вид женщине удалось покалечить четверых полицейских, притом вполне боеспособных. Да, он явно ее недооценил, и это стало первой из его ошибок.

– Боюсь, у меня для вас плохие новости, – Андерман решил действовать напрямую. – Полиция собирается повторить тест на детекторе лжи.

– А они имеют право меня заставить?

– Нет. Но если вы не согласитесь, судья Берки оставит вас в заключении.

– Но о чем они собираются еще меня спрашивать? Я ведь уже все рассказала. – Нола поглаживала свою перебинтованную руку. – Сколько же раз я могу говорить, что ничего такого не делала?

– Нола, послушайте…

– Нет, это вы меня послушайте! – Взгляд ее был таким свирепым, что, казалось, мог прожечь перегородку. – Я ничего не делала, и они об этом прекрасно знают.

Андерман молчал, наблюдая, как дюжая надзирательница вводит в соседнюю кабинку еще одну заключенную. Когда надзирательница вышла, Андерман почти вплотную прижался к вделанной в пластик овальной сетке.

– Нола, сегодня утром в суде я испытал несколько неприятных минут, – прошептал он. – Выяснилось, что я ступаю по минному полю. Я-то полагал, что взялся защищать невинно пострадавшего дилера, а на самом деле я представляю сообщницу Сонни Фонтаны, пожалуй, врага номер один всего населения штата Невада. Ни один адвокат, если только он не сумасшедший, не возьмется за такое дело, в особенности невадский адвокат. Вы меня подставили, маленькая лгунья.

Нола начала было что-то говорить, но какое-то время от удивления только открывала и закрывала рот.

Наконец она обрела способность связно высказываться:

– Сонни Фонтана? Да вы что, с какой стати вы о нем заговорили?

Значит, она знала, кто это такой! Андерман поднажал:

– Деньги, которыми вы мне заплатили… Это ваши деньги?

– . Нет, – прошептала она.

– Черт побери! – вскричал он в негодовании. – Значит, это деньги «Акрополя», не так ли? Я знаю, как в этом отношении действуют в казино. Выигрыши там выплачивают банкнотами, подобранными в определенном порядке, чтобы Комиссия по игорному бизнесу могла знать, на чьем банковском счету они в конце концов оседают. Это меченые деньги, и вы об этом знали.

– Нет! – воскликнула Нола, и из глаз у нее хлынули слезы. – Клянусь вам…

– Я собираюсь отправиться к судье и заявить, что выхожу из дела, если вы не будете со мною честны до конца, – сказал Андерман, и в глазах его полыхала злоба. – Вам понятно, что я намереваюсь сделать? Я сообщу судье, что вы заплатили мне деньгами казино, крадеными деньгами, и все с вами будет кончено.

– Вы не можете так поступить! – закричала она. – Вы мой адвокат!

– Теперь уже нет.

– Мистер Андерман!

– Рассказывайте все как есть, или я ухожу. Вам решать.

Нола в отчаянии прижалась носом к перегородке:

– Я ничего, ничего такого не делала! Все, что я вам говорила до сих пор, – чистая правда.

Как ловко сформулировано! – саркастически заметил он. – «Ничего такого не делала»! Именно этот вопрос вам и задал эксперт во время испытания на полиграфе. «Вы что-нибудь такое делали, Нола?» Что ж, вполне возможно, что ничего такого вы и не делали, однако это не означает, что вы не принимали участия в этой истории. Поэтому вот вам прямой и краткий вопрос: вы знали человека по имени Сонни Фонтана?

– И что, если знала?

Андерман оттолкнул свой стул и знаком позвал надзирательницу.

– Пожалуйста! – раздался сдавленный Нолин крик. – Не бросайте меня, мистер Андерман!

Адвокат тяжело глядел на нее.

– Правду, Нола. Что мне еще надо сделать, чтобы добиться от вас правды? Вы знали его или нет?

– Я его знала. Но он мертв.

– Нет. Он очень даже жив. Он сделал пластическую операцию, и сейчас его зовут Фрэнк Фонтэйн.

– Что?!

Нола прижала руку ко рту, удивление на ее лице казалось вполне искренним. К ним подошла надзирательница, здоровенная бабища, похожая на шар боулинга.

– Пожалуйста, – обратился к ней Андерман, – мне нужно еще пару минут поговорить с моей клиенткой.

Женщина осклабилась:

– Тогда перестаньте использовать меня как аргумент, мистер.

– Ни в коем случае, мадам, – ответил Андерман.

Надзирательница вернулась на свой наблюдательный пост.

– Вот ублюдок! – выругалась Нола. – Он меня использовал.

– Вы хотите сказать, что Фонтана намеренно вас подставил? – прошептал Андерман, снова придвинувшись к перегородке.

Нола яростно закивала.

– И вы до сих пор этого не понимали?

– Нет, пока вы мне не сказали.

– Как давно вы его знаете?

– Слишком давно.

– То есть?

– Чуть ли не с детства.

– У вас были отношения?

– Простите?

– Я имею в виду: вы его любили?

Нола усмехнулась, и в этом ее горьком смехе слышался отзвук давней истории любви и предательства. Потом вытащила из кармана грязный носовой платок и решительно высморкалась.

– Были ли у нас «отношения»? – спросила она, передразнивая адвоката. – Черт побери, мистер Андерман, я была замужем за этим сукиным сыном.

В то дождливое субботнее утро, когда в католической церкви в южной части Бронкса состоялось ее венчание, Ноле Бриггс едва исполнилось семнадцать. Поначалу отец Мерфи отказывался выполнить обряд – он говорил, что они еще дети, а детей не венчают, – однако, когда Сонни сунул ему стодолларовую бумажку, переменил свое мнение и скрепил их священными узами брака. Вечными узами.

– Жаль, что мне надо уехать, – говорил Сонни, когда они вышли из церкви. – Ты ведь это понимаешь, да?

– Да, – отвечала Нола. – Понимаю.

– Ужасно, что так все получилось, – сказал он.

– Мне тоже обидно.

– Но я вернусь к тебе. Обещаю. Обязательно вернусь.

– Перестань твердить это снова и снова.

Нола безостановочно крутила золотое колечко на левой руке.

Дождь поливал вовсю. Она мечтала, что будет выходить замуж под мелодию песни из «Звуков музыки», а вместо этого дождь выстукивал основную тему из фильма «В порту»[24]. Сонни набросил ей на плечи свою кожаную куртку. Она закрыла глаза, и Сонни поцеловал ее в губы: если бы только этот миг длился вечно!

Но поцелуй был грубо прерван автомобильным гудком. На другой стороне улицы стоял ржавый «Линкольн», за рулем которого сидел отец Сонни – Элвис Фонтана, владелец «Бильярдного зала Элвиса». Он строил грозные рожи и показывал на часы: пора!

– Я буду звонить тебе каждый день, и письма писать тоже буду, – обещал Сонни, отчаянно обнимая Нолу. – Клянусь. Каждый день.

– Ну как же, будешь…

– Не говори так… Разве я бы женился на тебе, если б думал иначе?

– Почему твой отец не уладит эту историю? – допытывалась она со слезами на глазах. – Почему он просто не извинится и не вернет деньги?

– Ты не понимаешь, – сказал Сонни. – Он не просто взял деньги – он жульничал, чтобы их выиграть.

– Ну и что? – не понимала Нола. – Разве это повод, чтобы убивать человека?

– Для этих людей – повод, – сказал Сонни.

Элвис Фонтана развернулся, подогнал «Линкольн» к тротуару и снова нажал на гудок. Нола поняла, что если станет еще удерживать Сонни, его отца прямо здесь хватит удар.

– До свиданья, – сказал Сонни. – Я скоро тебе позвоню.

Они поцеловались в последний раз. Его губы, такие нежные и мягкие… Сонни сбежал по церковным ступенькам и прыгнул в машину. Папаша нажал на газ.

– Я тебя люблю! – прокричал Сонни в последний раз, и машина скрылась за поворотом.

Ноле стало ужасно холодно, и она обхватила себя за плечи, чтобы согреться. Отец Мерфи говорил о любви и дружбе, о терпении и обо всем том, что составляет суть настоящего брака. И Нола расплакалась, зная, что все эти слова – ложь.

– А на следующей неделе у меня случился выкидыш, – сказала Нола, смяв в пепельнице сигарету: вот так окончилась ее история.

– И вы с тех пор ничего о Сонни не слышали?

– Нет.

В душной комнате для допросов, расположенной в подвале управления полиции Лас-Вегаса, повисла тишина. Нола неловко повернулась на своем жестком стуле. Андерман закурил новую сигарету и вставил ее в дрожащие губы своей клиентки. Лонго, который вел допрос, взглянул на стоявших здесь же Валентайна, свежевыбритого Билла Хиггинса и Сэмми Манна. Из-за двухстороннего зеркала за допросом наблюдали Уайли и Ник Никокрополис.

– Нет, не так! – встрепенулась Нола Бриггс. – Я получила несколько открыток – из самых разных мест: Майами, Атланта, Миртл-Бич… А потом и открытки перестали приходить. Ни словечка за двадцать лет.

Она затянулась, а потом яростно смяла и эту сигарету и продолжала мять, мять ее в пепельнице, хотя она давно погасла. Это был жест человека, вымотанного до безумия, и Валентайн тревожно взглянул на нее, потом перевел взгляд на адвоката. Андерман хранил невозмутимое выражение опытного игрока в покер – за все время допроса он не произнес ни слова.

– А как Сонни вас отыскал? – спросил Лонго.

– Это не он, – ответила Нола, – я сама его нашла.

– Объяснитесь.

Вдруг в допрос вмешался Сэмми Манн:

– Вот, значит, как! Ты затаила злобу на Ника и потому решила отыскать Сонни Фонтану.

– А тебя кто сюда позвал, безмозглый кретин! – взорвалась Нола и швырнула в Сэмми окурком. Тот угодил ему прямо в грудь.

– Я позвал, – рявкнул Лонго и убрал пепельницу со стола. – Еще раз сотворите такое, и я надену на вас наручники! Отвечайте на вопрос.

– Да я никогда ничего против Ника не имела, – сказала Нола. – Я проработала на него десять лет. Я была верным и надежным работником. Разве это ничего не значит?

– Известно, что он бросил тебя, – заявил Сэмми. – Он попросил, чтобы ты поддула себе сиськи, а ты отказалась. Он тебя оскорбил.

Нола в немом удивлении взирала на Сэмми, потом перевела взгляд на Лонго:

– Кто сказал вам эту чушь?

– Твоя старая подружка Шерри Соломон, – ответил Сэмми.

– Шерри врет, – решительно заявила Нола. – Ник никогда мне такого не говорил. У нас вообще речь о моей груди не заходила, ты, старый стручок!

– Но это правда! – настаивал Сэмми.

– Да это бред собачий! Спроси у самого Ника.

– Ник не помнит… Лонго был готов взорваться:

– Сэмми, заткнись!

Если б дело вел Валентайн, он бы выволок Сэмми в коридор и попросту придушил его. Отставной шулер только что разрушил все тщательно выстроенное дело: поскольку Ник ничего не помнил об их взаимоотношениях, значение для следствия имели только слова самой Нолы.

– Мы здесь не затем, чтобы обсуждать, что сказала тебе Шерри Соломон, – сказал Лонго, и на щеках его заиграл грозный румянец. – И не смей снова о ней упоминать, понятно?

– Шерри Соломон – лесбиянка, – заявила собравшимся Нола. – Мы с ней однажды переспали, и с тех пор она постоянно пыталась меня уговорить на это снова.

– Вы переспали с Шерри Соломон? – с недоверием переспросил Лонго.

– Вот именно. Это случилось через несколько недель после разрыва с Ником.

– Боже правый, – прошептал Билл Хиггинс.

Валентайн глянул на зеркало: интересно, понимают ли Уайли и Ник, что сейчас произошло? Шерри Соломон отныне не является надежным свидетелем, так как вступала в интимные отношения со слишком многими из участников процесса. Дело, которое завел на Нолу штат Невада, в эту минуту рассыпалось в прах. Только Нола и ее адвокат, казалось, этого не знают. Лонго покрылся потом. И спросил у Нолы:

– Вы сказали, что разыскали Сонни. Как?

Нола уныло смотрела в пол.

– В прошлом феврале Уайли раздал дилерам «Книгу Гриффина»[25] и приказал запомнить лица шулеров, которые специализировались на блэкджеке, чтобы не поддаваться на их уловки. Там-то я и увидела фотографию Сонни. Ну и воспоминания замучили. У меня до сих пор сохранилось свидетельство о браке и все прочие бумаги, там был номер его социальной карты. Я наняла людей из одного сыскного агентства, чтобы они его отследили. Его нашли в Мехико, он жил на закрытой территории загородного клуба.

– Вы вступили с ним в контакт? – спросил Лонго.

– Я послала ему открытку с моим электронным адресом, – пояснила она. – Он прислал мне e-mail. Я ответила. Переписка продолжалась некоторое время – думаю, он хотел удостовериться, что это именно я с ним связалась, а не кто-то другой.

– Он от кого-то прятался?

Нола устало улыбнулась:

– Сонни всегда кто-то преследовал. В конце концов он позвонил мне, и мы проговорили несколько часов. Это было потрясающе. Сонни всегда был такой… Ну, не знаю… С ним было легко. Он не красавец, но умел очаровывать. После того разговора я почувствовала себя словно Золушка на балу.

– На следующий день, – продолжала Нола, – мне по «Федерал Экспресс» пришел пакет: билет первым классом до Мехико и дюжина красных роз. Я взяла отпуск по болезни. Я подумала: ну что мне терять? – Нола глубоко вздохнула и посмотрела на них как глубоко разочарованная и измученная женщина. – Сейчас, оглядываясь назад, я начинаю понимать, что Сонни меня вызвал с определенной целью. Он жил в роскошном поместье, и охраны у него было побольше, чем в Пентагоне. Мы ели, пили, занимались любовью, загорали у бассейна и играли в карты дни напролет.

– Почему вы считаете, что у него были какие-то замыслы на ваш счет? – уточнил Лонго.

– Мы с ним всегда на деньги играли, даже детьми – это было своего рода соревнование. И теперь словно вернулись в детство. Мы играли в карты по пять-шесть часов в день, и так всю неделю.

– И? – Лонго явно не понимал, в чем тут смысл.

Нола взглянула на Сэмми – этот разговор вымотал ее окончательно.

– Ты ему объясни, – сказала она.

– Фонтана изучал подсказки, – пояснил Сэмми детективу. – Легкие изменения в поведении, характерные для Нолы, которые могли бы подсказать ему, какие именно карты у нее на руках. До сих пор таким методом пользовались только игроки в покер.

– То есть Фонтана учился понимать ваши реакции, – сообразил Лонго.

– Совершенно верно, – сказала Нола. – К концу я уже ни разу не смогла у него выиграть. Это было потрясающе.

– Хорошо. А что случилось после того, как вы уехали из Мехико?

– Ничего. Он проводил меня в аэропорт и с тех пор больше не звонил и не писал. А месяц спустя я подслушала, как Уайли рассказывал кому-то, что один бандит в Рино забил Сонни до смерти. Я пошла домой, вволю наплакалась и стала жить дальше.

– И это все? – спросил Лонго.

– И это все.

В два часа они взяли перерыв. В поисках туалета Валентайн отправился блуждать по цокольному этажу, состоявшему из каких-то маленьких помещений. Возле каждой двери стояли картонные коробки с папками, поэтому все двери казались одинаковыми. Наконец симпатичная секретарша сжалилась над ним и указала, куда идти.

Когда через десять минут все вернулись в комнату для допросов, слово взял Билл Хиггинс.

– Вернемся к вечеру той среды, – начал он. – Фрэнк Фонтэйн сидит за вашим столом и обдирает вас подчистую. Вы не выиграли практически ни одной партии. Он возвращается на следующую ночь и снова вас обыгрывает. И вы не увидели ничего странного?

– Нет, – твердо сказала Нола.

– Ну хватит, Нола, перестаньте, – Хиггинс оперся о стол, приблизившись к ней нос к носу. – Вы профессиональный дилер. Как часто игроку удавалось такое?

– Эй, – запротестовала она, – такое бывает!

– Да что вы говорите! – и в голосе Хиггинса послышалось недоверие. – Вы что же, решили, что ему просто везет?

– Даже слепая свинья способна время от времени находить желуди.

– Но не в таком количестве, – произнес Хиггинс. – Двадцать тысяч в первый раз, тридцать во второй. Вы должны были что-то заподозрить.

– Вы полагаете, я поняла, что это он? Взгляните на фотографию Фонтэйна, – сказала она, сердито попыхивая новой сигаретой. – У Фонтэйна другой подбородок, с ямочкой, и волосы у него гуще, чем у Сонни. Даже голос другой. И я не понимала, что это Сонни, пока мистер Андерман мне об этом не сказал.

Хиггинс нахмурился:

– А почему вы раньше не рассказали о Сонни в полиции? Закон запрещает дилерам иметь отношения с шулерами. Вы же об этом знали, не так ли?

– Но закон не требует, чтобы моя клиентка обнародовала свои отношения с Сонни Фонтаной, – впервые за все время произнес Андерман.

– О чем вы таком говорите? – удивился Хиггинс.

– Нола, с технической точки зрения, по-прежнему состоит в браке с Сонни Фонтаной и имеет подтверждающие это документы, – заявил адвокат. – А по закону супруги не обязаны давать показания друг против друга.

– Вы полагаете, что в данном случае этот закон применим?

– Поскольку брак имел место до того, как моя клиентка начала работать в «Акрополе», применим.

– Послушайте! – воскликнула Нола, тяжело дыша от гнева. – Я любила Сонни, понятно? Но я не знала, что этот парень – он. И арестовали меня только потому, что Сэмми позволил Сонни скрыться.

– Это вранье! – закричал Сэмми Манн.

– Извольте замолчать! – скомандовал Хиггинс начальнику службы наблюдения. – Вы считаете, что казино сделало из вас козла отпущения? – спросил он у Нолы.

– Вы чертовски правы, так оно и есть. – И Нола выдохнула огромное дымное облако.

– Ты неделю провела с ним! – завопил Сэмми Манн, не обращая внимания на приказ Хиггинса.

– И что? – огрызнулась Нола.

– Ты участвовала в этом деле с самого начала, – кричал Сэмми. – Ты нарушила закон и сама прекрасно об этом знаешь!

Нола злобно глянула на Сэмми, потом обвела взглядом всех собравшихся и с яростью загасила и эту сигарету. Она явно пыталась справиться с собой.

– И какой же такой закон я нарушила? Закон, который запрещает быть наивной дурочкой? Или есть закон, по которому я не имею права западать на каждого сладкоречивого придурка? Что ж, я нарушила тогда целых два закона. Тогда давайте, сажайте меня в камеру и выбрасывайте ключи. Я заслужила наказание.

– И на кого вы поставили? – спросил Уайли, потягивая газировку и глядя сквозь двухстороннее зеркало на Нолу.

– На Холифилда, – ответил Ник, выуживая из пакета очередной соленый кренделек (срок годности этих крендельков явно давно закончился).

– В «Голден Наггет» на него ставят два к одному.

– Они просто козлы, – рявкнул Ник.

– Вы газеты читаете? – спросил Уайли. – Этот спортивный обозреватель из «Сан», ну, Джо Тейлор, говорит, что Зверь сейчас в лучшей своей форме. Пробегает каждый день по пять миль, укладывает всех своих спарринг-партнеров. Джо Тейлор пишет, что…

Ник развернулся и дал Уайли подзатыльник:

– Холифилд! Слышал, что я сказал? Холифилд! Но Уайли сдаваться отказывался:

– И все-таки Зверь великолепно смотрится.

Ник подбросил пакетик с крендельками.

– Никаких «все-таки», болван! Победит Эвандер Холифилд. Казино в этом городе потеряли больше денег на ставках против Холифилда, чем против любого другого боксера. Они брали три к одному в бою против Бастера Дугласа, пять к одному в матче-реванше с Риддиком Боуи, двадцать к одному в первом бою с Железным Майком и каждый раз проигрывали. И теперь ты хочешь сказать, что какой-то бандит, которого только что выпустили из тюрьмы, должен выиграть? Холифилд – и точка. Ну-ка, повтори, что я сейчас сказал?